Он приходит минут через двадцать. Спокойно кладет телефон на тумбочку, садится на кровать, поворачивается к Сашке.
– Оригинально! – хмыкает он. – Тебе два одеяла не много? А я как буду спать?
Потом, видимо, что-то замечает, и тон из шутливого становится озабоченным.
– Ты чего? Саша? Ты замерзла? Ну-ка дай руку. Руки теплые. А чего трясешься?
– Ничего. Не обращайте внимания, Всеволод Алексеевич. Ложитесь. А я в душ схожу, под горячей водой постою.
Сашка любит стоять под душем. Может час там провести, если время позволяет. Но обычно не позволяет. В детстве мама начинала стучать в дверь и напоминать, что она в доме не одна. В юности приходилось экономить воду, за которую на съемных квартирах платила отдельно, по счетчику. А сейчас боится, что понадобится Всеволоду Алексеевичу.
Сашка стоит под горячим водопадом и ругает себя последними словами. Что это еще за приступ панической атаки? Чего ты боишься? Что жена вдруг, вспомнив о нем спустя пару лет после расставания в день его рождения, позвонила не просто так? Сказала: «Извини, я тут подумала, а возвращайся-ка ты домой?». И он радостно побежит упаковывать чемоданы? Или это не страх, Саш, а банальная ревность? Жена позвонила. А он в кровати с другой. И плевать, что просто спит. Хрестоматийная сцена, классика жанра. И этой другой чертовски неприятно, да, Саш?
– Сашенька! Саш…
Он, вероятно, стучал, но за шумом воды она не услышала. И теперь стоит на пороге, глаза в пол, вроде как не смотрит. Двери-то они никогда не закрывают. Сашке мгновенно становится не до собственных проблем. Она вылетает из душа, на ходу заворачиваясь в полотенце.
– Что такое? Астма? Выходите отсюда, здесь же влажно!
А он вдруг сгребает ее в объятия.
– Ну почему опять астма? Что ты сразу о плохом-то думаешь, Саш? Просто ты очень долго, я начал беспокоиться.
Насколько, что ввалился в ванную комнату?
– Халат накинь, сейчас опять замерзнешь, – ворчит он, снимая с вешалки ее халат и помогая ей в него облачиться. – Пошли-ка чай пить. Я чайник поставил.
Господи, он спать давно должен. Мало ему целого дня с прогулками и переживаниями. Поэтому на кухне сидеть Сашка решительно отказывается. Сама разливает чай и приносит в спальню. Залезает под одеяло, стараясь забиться в свой угол. Но Всеволод Алексеевич, разгадав ее маневр, вздыхает и одним движением возвращает ее на место, то есть на серединку, к нему под бок.
– Прекращай, а? Я уже старенький для сцен ревности.
– К Зарине ревновать нельзя.
У него как-то странно изгибается бровь.
– Ты сейчас сказала, что думаешь, или по учебнику ответила? Это что еще за речевка? Тоже из фан-клубного прошлого?
– Как вы живете с таким уровнем эмпатии, Всеволод Алексеевич? – вздыхает Сашка, прижимаясь к его плечу. – Угадали.
– Весело живу, Сашенька. Слушай, сделай мне подарок. На день рождения. Прекрати называть по имени-отчеству, а? Ты просто со стороны взгляни: мы с тобой в одной постели, ближе не бывает. И ты мне продолжаешь «выкать». Еще полным именем обращаешься, которое не каждый с разбегу выговорит-то. Не надоело? Выбери вариант покороче: я откликаюсь и на Севу, и на Володю, и даже на Лодьку.
– Лодьку?!
– Да, так меня во дворе ребята звали. Во времена моего детства очень ходовое имя было. Дети же не станут на «Всеволода» заморачиваться.
– Я не могу, Всеволод Алексеевич. Просто не могу и все…
– М-да… Ладно, тогда давай про Зарину. Что это за странная установка? Почему же к ней нельзя ревновать?
– Потому что жена. Потому что всю жизнь с вами прожила.
– А, понятно. Святой союз четы Тумановых, – хмыкает он. – Сашенька, а тебе не кажется, что давно пора вырасти из фан-клубной морали, нет? Ты уже слишком большая, чтобы мир на белое и черное делить.
Сашка пожимает плечами. Ей совсем не хочется разговаривать на эту тему.
– Давайте спать, Всеволод Алексеевич? Вы мне только главное скажите. Вы завтра не уедете?
– Что?! Куда?!
– К жене. Она не для этого звонила?
– Господи… Саша, ты меня иногда пугаешь. Она звонила, чтобы поздравить меня с днем рождения. Вспомнила-таки, на ночь глядя. Мы перекинулись парой фраз. После стольких лет трудно остаться врагами. Если оба дружите с головой, конечно.
– Вы ждали ее звонка.
– Я хоть какого-нибудь звонка ждал. Но это совершенно не важно.
Ситуация повторяется спустя три дня. Только теперь телефон звонит у Сашки. Всеволод Алексеевич и Тоня чаевничают в саду по случаю солнечной погоды, а Сашка крутится на кухне, тыквенные маффины печет. Она сначала бросает взгляд на окно, но Туманов и Тоня на нее не смотрят, что-то обсуждают. И кто тогда трезвонит? Только потом Сашка, вытерев запачканные мукой руки, берется за телефон. Надо же! Давно не общались.
– Саша, я продаю квартиру и переезжаю к морю! – без всяких предисловий сообщает мама.
– Что? Зачем?
– Потому что я тоже хочу жить красиво. Тебе одной, что ли, можно жизнью наслаждаться?
Всеволод Алексеевич не спал сегодня почти всю ночь. Приступ астмы скрутил его совершенно неожиданно и длился долго, несмотря на стандартные уколы, Сашке даже пришлось увеличивать дозу лекарств. Потом не спалось ни ему, ни Сашке, только под утро задремали. А проснувшись, он попросил «чего-нибудь вкусненького». Таким тоном и с такими несчастными глазами, что Сашка подорвалась на кухню, отправив его с Тоней дышать свежим воздухом. Так что да, жизнью она наслаждается в полной мере.
– Здорово, мам, – ровно отвечает Сашка. – Поздравляю!
– А чего мне в Мытищах сидеть? – продолжает мать. – Пенсия у меня хорошая, мужья-дети-внуки не держат. Буду жить в свое удовольствие.
Как всегда делала, мысленно добавляет Сашка, включая громкую связь, ставя телефон на полочку со специями и возвращаясь к тесту.
– Правда, еще не определилась, куда именно переберусь. Может, в Сочи? Или Анапу. В Анапе дешевле.
Главное, чтобы не в Прибрежный, думает Сашка. Хотя что это изменит? Ничего.
– Уж точно не в твою деревню. Но сначала надо продать квартиру.
– Ага, – машинально отвечает Сашка, разливая тесто по формочкам и поглядывая в окно – Туманов почему-то скрылся из поля ее зрения.
– Что «ага»? Приезжай немедленно. Выписать-то из квартиры тебя надо!
– Но…
Сашка ничего не может сообразить. Из-за недосыпа голова и так плохо работает, к тому же мама говорит какие-то странные вещи. Выписать? Ну да, она же до сих пор прописана у матери. И пока не выпишется, квартиру продать нельзя. Но куда она выпишется? На улицу же нельзя. А своего у нее ничего нет.
– Мам, а куда я выпишусь-то? Мне некуда.
– А это уже не мои проблемы, что ты за столько лет на угол себе не заработала. К кобелю своему пропишись. Чтобы в течение недели приехала, поняла? Я хочу встретить Новый год на берегу моря!
Громкая связь разносит гудки по всей комнате. Сашка стоит перед открытой дверцей духовки с противнем в руках и глотает слезы. Черт с ней, с квартирой, у Сашки нет на нее никаких моральных прав. Она на нее не зарабатывала. Но как она выпишется? Куда? И как она может приехать сейчас в Мытищи? С кем оставить Всеволода Алексеевича? Впрочем, у них гостит Тоня и Тоня уже предлагала свои услуги. Вот тебе и Рождество в Европе.
– Реветь прекрати, – Всеволод Алексеевич подходит, отбирает у нее противень, захлопывает дверцу духовки. – С ума сошла? Хочешь угореть?
Сашка спохватывается, бежит открывать форточку. Так никто не угорит, конечно, но Всеволоду Алексеевичу для нового приступа много не надо.
– Все слышали?
Всеволод Алексеевич сдержанно кивает. И Тоня, маячащая в дверях, тоже явно все слышала. Сашка отворачивается к раковине. Плохая идея сморкаться в кухонную раковину, обычно она себе такого не позволяет. Но лучше, чем стоять перед ним зареванной.
– Меня начинают утомлять твои родственники, – вздыхает Всеволод Алексеевич. – Точнее, твоя реакция на них. Значит, так. Лети в Москву как можно быстрее. Поезжай в Мытищи, выписывайся, чтобы у матери не было к тебе никаких претензий, и забывай это все как страшный сон.
– Куда я поеду? Да можно и удаленно выписаться, наверное. Вот только куда…
Сашка лезет в дальний шкафчик за пузырьком корвалола. Всеволод Алексеевич, к счастью, в таких средствах не нуждается, пузырек она держит для себя. Отличное успокоительное. Причем успокаиваешься уже в процессе отсчета двадцати пяти капель в рюмочку.
– В Мытищи ехать надо. Не выпишешься сама, мать попробует выписать тебя через суд. Вытреплет все нервы и тебе, и мне. Начнет каждый день звонить. Зачем тебе это надо? Тоня, ты ведь согласишься приглядеть пару дней за стариком?
– Вас только что обозвали кобелем, – хмыкает Тоня. – Я бы сочла это комплиментом. А вы говорите «старик»!
– А я и счел! Одно другому не мешает.
Всеволод Алексеевич деловито подходит к духовке и засовывает в нее противень с маффинами. Сашка тем временем роется в телефоне.
– В интернете говорят, что можно удаленно…
– Можно. Но тебе еще надо от своей доли отказаться, иначе мать ничего не продаст. Поезжай и оформи все документы, чтобы больше этот вопрос не поднимался.
Сашка смотрит на него во все глаза. Она и предположить не могла, что он так подкован в юридических вопросах. Ну да, сколько он уже недвижимости переоформлял в своей жизни…
– И не выдумывай, – продолжает он. – Два-три дня мы без тебя продержимся. Будем скучать, но продержимся. И ты развеешься хоть немного, обстановку сменишь. Ты просто напишешь отказ у нотариуса и выпишешься, поняла? Если будут какие-то проблемы, позвонишь. Я тоже… позвоню. Куда надо. А потом приедешь, и мы тебя здесь пропишем. Заодно дом на тебя переоформим. Надо было сразу его на тебя покупать.
– Что? Не надо! Всеволод Алексеевич, я же вам уже говорила, что…
– Хватит! – он обрывает ее таким резким тоном, что Сашка аж шаг назад делает. – Я все сказал. Ты так и сделаешь. И больше я не хочу видеть, как ты ревешь из-за своей матери. Ясно? В Москве поселишься в гостинице. В хорошей гостинице, Саша, я проверю! Не вздумай у матери ночевать.