Машуня сидела на подоконнике и смотрела в окно, на очередной фейерверк.
— Солнышко?
— Мам, так красиво… А папа, он не увидит больше этого.
— Маша… — на глаза навернулись слезы. Она повернулась ко мне и в свете очередных огней, я заметила мокрые дорожки на сладких щечках моей девочки. — Иди ко мне.
Дочка повисла на моей шее. Даже в ее объятьях чувствовалась тоска.
— Я хотела бы, чтобы он был с нами, мама. Славка и Женька такие красивые. Они бы ему очень… — Машуня вновь заплакала. Какая же я дура. Мой ребенок страдал, а я тем временем сидела в кухне и смеялась. Глупая женщина.
— Папа всегда будет с нами, малыш, — отстранила ее чутка от себя, чтобы утереть крупные слезы. А потом маленькие ручки утерли и мои.
— Мама, я… — она задумалась, — я не буду против дяди Тима. Он очень хороший. И, кажется, он нас любит. Только ты папу не забудешь? — и посмотрела на меня с такой надеждой, что сердце защемило от боли.
— Не забуду. Тем более, что Женька всегда будет о нем напоминать.
Дочь снова прижалась ко мне, уже не плача, а лишь вздыхая, судорожно переводя дыхание и постепенно засыпая. Такая умная, понимающая и…
На часах уже перевалило за третий час ночи, а я все стояла у окна и думала. Обо всем. И о Жене, и о детях, и о любви, которая прошла, и о любви, которая грядет, и о Тимофее. Что-то неуловимое и приятное было в сегодняшней встрече. Внимание, забота, восхищение — именно этого мне не хватало все эти годы, чувствовать себя нужной, важной, красивой. И хоть это в какой-то мере было эгоистичным, нестерпимо захотелось увидеть этот заинтресованный взгляд вновь.
Глава 23
И я увидела. Уже через день, когда за минуту до звонка в дверь разглядывала подаренный Тимофеем букет. Он принес кое-что из продуктов, поужинал вместе с нами, подержал в руках Славку с Женей, и уже через два часа уехал. А мое сердце тем временем сжималось от давящих обязательств. Конечно, Тим предупредил, что ничего не попросит взамен, однако, каждый раз, смотря в его полные надежды глаза, на меня будто сваливался груз ответственности, который утяжелялся на протяжении всего января. Позади остались уже многие события, праздничные и наоборот, грустные, а я все боялась сделать этот шаг вперед, сломать барьер в своем сознании.
Но он все-таки разбился, в день рождения Маши, когда на пороге моей квартиры появилась свекровь.
— Здравствуйте, Елена Марковна. Проходите, — распахнула перед ней дверь, но заметила еще и поднимающегося по лестнице свекра. — Семен Виссарионович?
— Привет, Лизонька, — поздоровался пожилой мужчина после того, как устало выдохнул. — ух, давно мои ноги не испытывали такую нагрузку.
— Лифт вчера сломался. Еще не починили, — будто извиняясь за домоуправление, сообщила ему.
— Да ничего. Пора бы и тряхнуть стариной. В гости впустишь, внуков посмотреть?
— Конечно.
Я отодвинулась в сторону, испытывая неловкость. Внезапно сердце кольнуло в тревожном предчувствии, но оно быстро спряталось, уступив место стыду. Да, у меня в собственности имелся просторный дом, но я продолжала жить в маленькой квартирке, ни разу не элитной, лишь с легким косметическим ремонтом.
— Миленько тут у вас, — сказала Елена Марковна, рассматривая каждый угол, как представитель санитарно-эпидемиологической станции.
— Спасибо, — получила она короткий ответ. — Мальчики еще спят, но вы проходите в комнату. С минуты на минуту проснуться.
Свекровь деловито огляделась и в этом помещении, оставаясь недовольная увиденным. Да, все было простеньким, но в конце прошлого месяца мы перенесли сюда шкаф из дома, а также продали большую часть мебели. На вырученные деньги я планировала некоторое время пожить, а зарплату пока копить. Родители помогали, Тимофей тоже, но и самой хотелось выделиться, показать, что могу.
— Маша в саду? — спросил Семен Виссарионович.
— Да, папа забирает ее в половине шестого. К сожалению, я не могу отойти от мальчиков.
— Степа сказал, что ты собралась продать дом, — отвлекаясь от лицезрения своих внуков, сказала Елена Марковна. И снова неприятное чувство кольнуло грудь. Зачем они пришли? Если навестить, то почему без подарков? Или эти двое появились здесь, чтобы причинить мне боль?
— Да, собралась, и этот вопрос уже закрыт. Часть старой мебели я уже продала. А то, что поновее войдет в стоимость дома.
— Лиза, ты же не понимаешь… — в голосе свекрови прозвучали агрессивные нотки, потому я прервала ее.
— Я понимаю все, кроме того, что мы живем в одном городе, прошло больше двух месяцев, а вы только сейчас решили увидеть внуков.
— Ты не пришла на поминки! — она бросила в меня обвинение, повысив голос, от чего в кроватке заворочался Женька.
— Я не то чтобы на поминки, я даже в магазин с трудом выбираюсь, Елена Марковна, вы заявились сюда, чтобы ругаться?
— Я пришла узнать, в каких условиях живут мои внуки и почему моя невестка не появилась ни на похоронах, ни на поминках семи дней, ни на сорок дней! Ты даже не пригласила нас в гости!
— Вы знаете дорогу в мой дом. И даже сейчас вас сюда впустили без проблем. — мой сынок окончательно проснулся и заныл. Правда, стоило ему попасть к маме на руке, как вновь спокойно задышал.
— Ты его не любила… — изрекла вдруг она, отчего мои глаза расширились от удивления.
— Лена… — предупредительным тоном произнес Семен Виссарионович, следя сейчас больше за внуком.
— Что Лена? — закричала внезапно женщина, окончательно пробуждая детей.
— Тише. Вы пугаете мальчиков, — прижала к себе ребенка, не переставая того качать.
— Как я могу молчать, если ты не считалась с мужем ни при жизни, ни после смерти? Даже живешь в какой-то дыре, нарочно портишь жизнь своим детям. У тебя совесть есть?
— У меня-да! Чего не скажешь о вашей.
Елена Марковна побледнела, а после покрылась красными пятнами гнева.
— Как ты смеешь? Я хотела тебя лишь образумить, Лиза. Ты убиваешь светлую память о Жене!
— А вы пришли в мой дом и, как будто невоспитанная уличная баба, устраиваете разборки! — взорвалась я, переполненная негодованием. — За эти два месяца вам хоть раз в голову приходило, что Маша видела смерть своего отца? Я родила двоих семимесячных сыновей. Вы сама мать, должны хотя бы представить, каково это оказаться без помощи мужчины. Хотя Женя со мной еще и до родов не считался.
— Он любил тебя!
— Он меня никогда не любил. По-настоящему. Как, к примеру, свёкор любит вас. — Женька сильнее закричал и окончательно заплакал. — Ну, вот, добились своего?
— Лиза, — вновь обратилась ко мне женщина, сложив руки на груди, — я тебя как свою дочь любила, а ты хоть представляешь, каково мне? Не так давно до меня дошел слушок, что к тебе адвокатишка тащится.
— Лена… — вновь попытался одернуть ее Семен Виссарионович, но ничего у него не получилось.
— Могила мужа еще свежа, а ты уже с мужиками водишься?
— Уходите, — нет, это было выше моих сил. Теперь стала понятна причина ее визита. Унижение.
— Опять гонишь? Мы тебя в дом как дочь родную приняли, ни разу словом…
— Зато сейчас топчите! Этот, как вы сказали, адвокатишка, пытался спасти вашего сына и моего мужа, был рядом с Машей, когда она ревела белугой на краю дороги, и защищает права вашего сына, чтобы материальный и моральный ущерб, нанесенный пострадавшим пьяным Женей, сократился до минимума. И каждый божий день приносит продукты питания и всячески поддерживает. А вы явились спустя два месяца и кричите на меня, в чем-то обвиняете. Пока вы убивались по тому, кто умер, я пыталась поднять тех, кто жив. Даже Степа не остался в стороне. Даже соседи. Даже моя одноклассница и коллеги с работы заглянули. Но не вы. Не смейте меня в чем-то обвинять! Тише малыш, мама рядом.
— Лизонька, — сокрушенно выдохнул мужчина, — прости. Лена перестань, ты же сказала, что просто навестим. Там в машине подар…
— Почему ты перед ней извиняешься? — нахохлилась женщина, и я поняла: с ней не о чем разговаривать. Сейчас ее глаза застилает злость, ненависть, боль потери и мнимая несправедливость. Лишь когда она освободится от всей этой грязи, разговор станет возможным.
Тут прозвенела мелодия домофона. Я встала и, обогнув их, ответила на звонок, а следом открыла своему постоянному гостю дверь.
Появившийся Тимофей настолько взбесил свекровь, что она наскоро попрощалась и ушла, утянув за собой и свекра.
— Зачем они пришли? — спросил Тим. Я дала мальчикам по пустышке, чтобы не плакали, а сама пошла готовить смесь. Да, эта напасть все-таки меня коснулась. Молоко перестало вырабатываться в достаточных количествах, поэтому теперь к расходам прибавились и банки со смесью, стоящие немалых денег.
— Да так…
— Лиза, — он подошел ко мне из-за спины и неожиданно обнял, положив ладони на живот. Никогда так не делал. А сейчас…
— Точно не для того, чтобы проведать внуков. И если с Семеном Виссарионовичем еще есть о чем поговорить, то она…
— От тебя так вкусно пахнет сегодня, — неожиданно прошептал он на ухо. Я замерла с мерной ложечкой в руках.
— Тим.
— Обычно малиной и молоком. А сегодня цветами. Сменила шампунь?
— Д-да, — запнулась, ощутив приятное томление внизу живота. О, Господи! Нет…
Я бросила ложку в медную банку с сухим молоком и развернулась в кольце его рук.
— Тим, что ты делаешь? — он убрал одну ладонь, но тут же поправил мне выбившийся из пучка локон.
— Мне кажется, что еще чуть-чуть, и ты расплачешься. Что они тебе наговорили?
— Ничего, — я моргнула пару раз, но только усугубила ситуацию. Пелена слез уже застилала глаза.
— Лиза.
— Обвинили. Я же и так стараюсь, а они пришли и обвинили.
— В чем? — казалось, Тимофей не то что удивлен, он обескуражен такой новостью.
— В том, что не любила никогда его, не храню память, не хочу на поминки, не зову их в гости и… и…
Я не выдержала и прижалась к нему, уже не скрывая своих слез и боли. Крепкие объятья, ласкающие мои волосы ладони, тихий шепот с просьбой поплакать еще — это было так вовремя.