Марина молчала. Дима подвинул ей стакан холодного сока.
– Вы не подумайте, – сказала Александра, захлебываясь соком и слезами, – у нас ничего не было. Он, наверное, так и не понял, что у меня к нему чувства. Простите меня.
– Тебе не за что извиняться, – сказал Дима. – Это бывает. Это пройдет. Все нормально.
Она кивнула и посмотрела на него с благодарностью.
– За ним еще ухлестывала эта стерва… Леденцова, – сказала Александра. – Сначала все улыбалась… А потом я увидела, как она остановила Виталия Георгиевича в коридоре и что-то злобно шипела ему, а он пятился.
Марина и Дима переглянулись. Паперная продолжала заливаться слезами:
– А ведь она знала, что у Виталика есть жена. Правда, о ней ходили разные слухи.
– Какие именно? – спросила Марина.
– Ну, что она дочь богатых родителей, но Виталик горд и не берет денег, кто-то, напротив, говорил, что он с ней только из-за денег, кто-то – что она богата, но намного старше его, а еще ходила сплетня, что у его жены есть хорошенькая юная дочь от первого брака, поэтому…
Марина едва удержалась от улыбки. Слезы Паперной падали прямо в сок, и она так и пила эту сладко-соленую смесь.
– Я не хочу тебя расстраивать, но у Леденцовой и твоего мужа явно была интрижка, – сказал Дима. – Потом он ее, видимо, бросил, что ей, конечно, понравиться не могло.
– Я не вчера родилась, – парировала Марина. – Не трудись объяснять мне очевидные вещи.
Она сунула ключ в дверь своей квартиры.
– Открыто, – недоуменно сказала она.
Охранник выхватил пистолет. Дима и Марина прижались к стенам. Охранник распахнул дверь.
– Лена! – закричала Марина.
Она успела отметить, как легко и быстро движется Дима. Как кругленький тюфячок преображается, превращаясь в опасного воина. В руке у Димы мелькнул пистолет. Его охранник принялся обходить квартиру справа, Дима – слева. На полу оставались грязные следы. Хлопали двери.
– Никого, – сказал через минуту Дима. – Она, видимо, ушла добровольно. И записку написала. На кухне лежит на столе.
«Прости, я виновата».
Записка была написана на листе, вырванном из глянцевого журнала.
– В чем виновата? – спросила Марина.
Ее била дрожь.
– Твою сестру могли заставить написать эту записку, – сказал Дима.
– Посмотри на дверные замки! – воскликнула Марина. – Они целые, их никто не ломал, значит…
– В дверь просто позвонили, и она открыла, – пожал плечами Дима.
– Моей сестре тридцать, и она не дура, – сказала Марина. – Она кому попало не стала бы открывать. Да еще и дверь за собой не закрыла.
Дима дипломатично промолчал.
– Что происходит? – спросила она, глядя на него.
Дима сел на диван и сбросил обувь. Охранник отправился сторожить входную дверь.
– Вспомни, где ты видела авторучку, – попросил он. – Твой враг прокололся, оставил улику, а ты не можешь вспомнить, где ее видела. Я прошу тебя. Мы сразу раскрутим всю цепочку.
Марина принялась ходить по дорогим коврам в бессильной ярости. У нее были красивые ноги, с гладкими мускулами, высоким подъемом и тонкими щиколотками. Она ходила туда-сюда, а Дима смотрел на нее.
– Минус два, – наконец сказала она. – И муж, и сестра.
Она зарыдала, дав прорваться истерике, ударила руками по стене, смахнула на ковер подсвечник, а потом упала на диван.
– И я бы поверила, что в чем-то виновата Леденцова, если бы не исчезновение сестры. Что это значит? В чем может быть виновата Лена? – спросила Марина, наконец успокоившись.
– Твоя сестра что-то скрывала, – сказал Дима.
Марина снова встала, Дима тоже. Когда они стояли напротив друг друга, Дима едва доставал ей до подбородка.
– Поехали, – сказал он.
– Да, – сказала Марина.
С какого-то момента они начали понимать друг друга без слов.
Они звонили в дверь долго, но никто не открывал. Тогда охранники в три секунды смастерили отмычку из большой стальной скрепки. Дима и Марина вошли в квартиру Лены.
Как всегда, бардак. Дима двигался легко и быстро. Его глаза, которые часто выглядели сонными и безразличными, теперь казались пронзительно-внимательными. Он обошел квартиру, потом сел на кухне, предварительно смахнув с табурета пыль.
– Письма. Фотографии. Деньги. Драгоценности. Начинайте с кухни.
Охрана взяла под козырек.
– Я по-прежнему не вижу никакого просвета, – сказала Марина, опираясь на подоконник, – разве что Леденцова выглядит подозрительно. И эта записка «Прости, я виновата».
– О да, – кивнул Дима, – у Леденцовой рыльце в пушку. Она что-то может знать. Но при чем здесь твоя сестра? Это очень интересно. И, думаю, очень важно.
– Виталик подозревал ее. Только ее, больше никого, – сказала Марина. – Говорил, что она мне постоянно завидует, что я богата, что если мы – я и Виталик – умрем, она может в перспективе получить наследство. Но я не верю. Понимаешь, у нас живы родители, и у меня и у Виталика. Они получат все.
– Ты уже говорила мне это, – сказал Дима, – но тут я согласен с Виталиком больше, чем с тобой. Разве твои папа и мама будут возражать, чтобы Леночка жила в твоей квартире? Чтобы она пользовалась твоими драгоценностями, твоими машинами, твоим агентством? Кто будет управлять фирмой? Не старики же?
– Да она ничем не умеет управлять – ни машинами, ни фирмой. А что касается квартиры, то она и мою в три дня приведет в состояние хлева. К тому же подумай, могла ли моя сестра где-то взять пластит, соорудить бомбу и подложить ее в кафе? К тому же она не умеет стрелять. А тот человек, что напал на меня на лестнице в черной накидке и со «Смит-Вессоном», стрелял хорошо. Дальше. Лена была здесь в тот момент, когда Виталик увидел в окне лицо и спрыгнул вниз, на леса. Хотя насчет последнего я не уверена, конечно, ведь точное время ее исчезновения нам неизвестно.
Один из охранников вошел и положил на кухонный стол пухлый потрепанный конверт.
– Тут деньги, – сказал он, – мы нашли под матрасом.
Дима пересчитал сумму.
– Почти двенадцать тысяч долларов, – сказал он.
Марина подняла брови.
– Ты думала, твоя сестра сидит без гроша, – подмигнул он.
Они посмотрели друг на друга.
– Откуда? – растерянно спросила Марина. – Она же не работала.
– Она же в чем-то виновата, – напомнил Дима, – думаю, деньги и чувство вины как-то связаны. Может, она в свое время у тебя что-то украла? Безделушку какую-нибудь? Колечко с бриллиантом, которое ты думала, что потеряла?
– Ерунда. Ничего такого не было, – сказала Марина. – Мы вообще мало общались, раз в год, может, пару раз. Она и дома-то у меня после ремонта не была.
– Драгоценности, – сказал второй охранник, поставив на кухонный стол шкатулку.
– Это интересно, – протянула Марина. – По тому, какие драгоценности покупает человек, можно многое сказать о его внутреннем мире. Стиль шопинга отражает состояние души.
– А также тут есть ярлычки из магазинов, – сказал Дима.
Марина взяла в руку кулончик в виде головы Нефертити.
– Египетская царица. Интересно, – сказала она.
– А вот сердечко с рубином, – сказал Дима. – Видимо, намек на любовь.
– Намек намеком, – покачала головой Марина, – но не факт, что кто-то ей это купил. Она могла и сама. Я вот покупала себе сердечки. И носила. Пока Виталика не встретила.
– А потом он стал тебе покупать? Золотые сердечки? – поднял брови Дима. – Точно?
Марина не ответила. Она вытащила длинную серебряную цепь с крупным кулоном-жетоном с графами: имя, день рождения и группой крови. Штучка была массивной, но симпатичной.
– Кто-то со вкусом все это подбирал, – сказал Дима. – Так же, как и белье с подсолнухами. Сама-то Лена совершенно точно вкусом не обладает. Посмотри на квартиру.
Кольца все были совершенно стандартными – камешки, цветочки. Последним Марина достала из коробочки круглый золотой кулон, гладкий со всех сторон, как капля.
– Посмотри, нет ли нигде надписей. Типа «Лене от Толика»?
Но ничего такого не было.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала Марина. – Ты так же, как и Виталик, думаешь, что моя сестра участвует в заговоре против меня. И что у нее есть богатый любовник. Некий мистер Икс, который задумал решить свои финансовые проблемы за мой счет. И за счет Виталика.
Она нервно хлебнула минералки. Кубики льда звякнули о стенки бокала.
– Тебе не нравится эта идея, – сказал Дима. – Я тебя понимаю. Сестра. Вместе росли. Близкий человек… А потом оказывается, что любовник для нее важнее тебя. И что она готова пойти из-за мужчины на предательство.
Марина смотрела на него волком.
– Но, как ты понимаешь, мозг операции – не она, а ее любовник. Если он у нее действительно был. И если мы не идем по неверному пути.
Марина прищурилась.
– И я думаю, – продолжил Дима, – что этот человек близок к тебе. Я, правда, не знаю, как твоя сестра могла познакомиться с кем-то, кто хорошо тебя знает.
– Умоляю, – поморщилась Марина, – не надо сочинять, что это мой зам Евгений или шеф службы безопасности Олег Олегович. Я видела авторучку не на работе. Это точно. И не дома. А вот где?
Марина хлебнула минералки. Кубики льда негромко звякнули.
– О’кей, не Евгений и не Олег Олегович, хотя на всякий случай, признаюсь тебе, мои люди проверяют обоих вдоль и поперек, – сказал Дима. – А кто? Подумай. Плюс имей в виду, что твоего мужа он уже устранил, а записка сестры со всей ясностью говорит о том, что она в этом замешана. Мне не хочется тебя расстраивать, но кровь, которую нашли в перевязочной, принадлежит именно Виталию. Крепись. Нам надо найти того, кто это сделал.
Марина откинулась на спинку кожаного диванчика и закрыла лицо руками.
– Потом поплачешь, – мягко сказал Дима. – Когда мы поймаем виновного.
– Почему они забрали тело? – спросила она.
Дима отхлебнул чая, такого крепкого и терпкого, что в чашке едва было видно дно.
– Когда-то к китайскому мудрецу Лао-цзы пришел местный рыбак, который выудил утопленника, и торговался с семьей несчастного, требуя выкуп за тело. «Не слишком ли много я прошу?» – волновался рыбак. «Нет, нормально, – ответил Лао-цзы, – где они еще его купят?» После этого к Лао-цзы пришел представитель семейства, которое стремилось выкупить тело. «Продолжайте торговаться, – сказал Лао-цзы, – кому еще он его продаст?»