Может, как раз для этого? Чтобы она боялась? Не дергалась и никаких телодвижений не совершала в сторону…
Куда??? Она же не знала, в каком направлении движется, вернее, в каком направлении ее двигают.
– Бредятина, – выдохнула Люба, без сил падая на диван.
Она только что покончила с уборкой. Прополоскала половую тряпку, повесила ее на трубу горячей воды. Вымыла руки, умылась. Выключила газ. И вытащила из кастрюли переваренную половинку курицы. Присыпала ее крупной солью и специями и оставила остывать. Поужинает потом. Нужно было немного отдохнуть и отдышаться после такого санитарного марафона. Шутка ли, вылизала квартиру за два часа до состояния, близкого к идеальному.
Она уселась на диван, утонув в подушках, и снова думала и думала. Ни одной путевой мысли в голове не было. Одна дрянь и утопия.
Всех-то ей было жалко, никого не хотелось записывать в преступники. И уж точно никто из ее окружения не подпадал под подозрение на роль убийцы милиционера и пожилой женщины. О том, что у Кима как у крутого московского бандита мог состоять на службе целый штат исполнителей, она, конечно, думала тоже. Но… И здесь ему находилось оправдание.
Не станет опытный киллер угонять машину, перед этим утопив ее водителя, для того, чтобы инсценировать дорожно-транспортное происшествие, как было в случае с Тимошей Савельевым. И не пойдет к нему в дом и не станет драться с его тещей, пытаясь отобрать бумаги.
Это было все как-то… непрофессионально, вот! Скорее спонтанно. Будто решение к убийце приходило внезапно. Будто подталкивал его действия кто-то или что-то.
Да не кто-то и не что-то, а ее болтовня по телефону убийцу подстегнула. Простая схема получается: прослушал – взвесил – принял решение – убил.
Все дело в ней и в бумагах. В них и ни в чем больше. Чем-то таким занимался Тимоша перед своей смертью, и о чем-то таком хотел поговорить с ней.
Как же он тогда сказал ей по телефону, дал бы бог памяти вспомнить более конкретно?..
Что-то говорил, кажется, о том, что ведет сразу несколько дел. И два из которых не терпят долгого ящика. И еще… так, уже теплее, теплее… Точно. Он сказал тогда, что хочет обсудить с ней одну проблемку. Да! Именно! Проблему, крохотную такую на первый взгляд, а там как знать, во что это выльется. Так ведь и сказал он тогда… кажется.
В ней все дело!!! В этой самой проблеме, которую хотел обсудить с ней Тимоша Савельев! И о ней наверняка упоминалось в тех самых бумагах.
Что же это?! Что за дело, что за проблема???
Нужно… Нужно было что-то делать…
Нужно узнать, что за дела велись Савельевым перед смертью, во! Наконец-то!!!
Ее просто пот прошиб от догадки, спрятанной на поверхности.
Тимоша погиб оттого, что копнул где-то, где копать не должен был. Так и нужно узнать, где же он взялся копать-то! Это же очевидно. И как Сечинов этого не понял до сих пор…
Люба повеселела. Повеселела не столько оттого, что додумалась хоть до чего-то, сколько оттого, что Ким снова оставался вне подозрений. Если бы было по-другому, Савельев не стал бы предпринимать никаких попыток, чтобы их свести. Хоть он и прослушивал ее телефонные разговоры в отсутствие Кима, и докладывал ему потом о результатах, он… Хороший он был. И никто не заставит ее думать по-другому. Никто!!!
Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть.
Она никого не ждала. Хотя впервые за все прожитые годы обрадовалась бы, как родному, Иванову. Что бы вот ему взять и зайти к ней на огонек. Ну, и попутно взять да и рассказать ей кое о чем. А начать с объяснений: почему же бросил трубку, не дослушав. Испугался?..
Это был не Иванов. На пороге, играя желваками от бешенства, стоял Ким.
Вошел без слов, потеснив ее в коридор. Тут же захлопнул дверь. Привалился к ней и уставился на нее со злым прищуром.
– Ну! Что скажешь, дорогая?! – последнее слово из его уст прозвучало скорее ругательством. – Что ты опять вытворяешь? Почему удрала?
– Ну…
Люба точно знала, что ни за что не скажет ему о своих подозрениях. Стыдно было. И за себя. И перед памятью о Тимоше Савельеве стыдно.
Она нервно заправила выбившиеся из пучка прядки волос за уши. С запозданием вспомнила, что она по-прежнему в старых штанах и футболке. И что не накрашена, о, боже!
– Решила, что нам… нужно некоторое время пожить отдельно, Ким, – выпалила она с запинкой. – Диван купила сегодня с креслами.
– Это я видел. Как Сячинов суетился вокруг тебя, тоже видел. И спрашиваю тебя сейчас совершенно не об этом. – Он вытащил руку из кармана джинсовой куртки и, ухватив ее за плечо, с силой тряхнул. – Так и будешь меня подозревать по гроб жизни, да?! Станешь всем верить. Всем Ивановым, Петровым, Сидоровым, Сячиновым. Всем, черт побери, кроме меня! Удрала, решив, что я снова тебе вру, так?! Что сказал тебе Сячинов, говори! В чем-то обвинял меня?! В чем?! В убийстве этого Головачева?!
– Нет, зачем?
Теперь вот, находясь с ним лицом к лицу, она снова растерялась. И в голове все тут же перепуталось.
Нет, чтобы он там ни говорил, а она поступила правильно, удрав от него. Рядом с ним все сразу переворачивалось с ног на голову.
– Эх, Любовь! Никогда мы не сможем быть с тобой вместе, если ты не научишься доверять мне. Никогда! Ладно, как знаешь. Я не навязывался тебе. И не собираюсь навязываться впредь. На вот, забери… – Ким отцепил пальцы от ее плеча, снова сунул руку в карман и, вытащив оттуда кольцо с бриллиантом, вдавил ей его в ладонь. – Пригодиться еще тебе сможет. Ты молодец все же, Любовь…
– В каком смысле?
Люба смотрела в его глаза, что мгновенно сделались чужими и холодными, и не знала, что ей можно и нужно сказать сейчас.
Правду? Упаси боже! Он же по стенке ее размажет, услышав, что она сбежала от него, потому что считает его бандитом и все его окружение считает бандитским тоже.
Начинать врать? Тоже пользы мало. Ким догадается мгновенно.
Лучше, наверное, было помолчать. Попереживать по поводу того, что он принес ей бриллиант, подаренный Богданом, у нее еще будет время. А пока…
– Можно я задам тебе несколько вопросов, Ким? – как она решилась на это, и сама потом вспомнить не могла.
– Валяй, – он ухмыльнулся одними губами, оставив глаза в прежнем, ледяном состоянии. – Только не спрашивай меня о том, кто я. Не скажу…
– Нет, об этом не буду. Только… Только поклянись мне, что будешь отвечать мне только правду. Или молчать, – она с силой сжала в ладони бриллиант, больно оцарапав кожу. – Лучше молчи, только не ври. Ладно?
– Попробую.
– Не хочешь взглянуть на мой новый диван? – зачем-то спросила она, хотя собиралась начинать не с этого.
Но он принял это как двусмысленное предложение и тут же поспешил с отказом:
– Не сегодня.
– Угу… Уже хорошо… Ты знал, чем конкретно занимался Тимоша перед смертью?
– Знал. Но не все. Но рассказывать не имею права. Дальше…
Дальше начиналось самое неприятное. Вопрос, который она ему уготовила, просился с языка еще вчера вечером. Промолчала. Не стала портить того, что между ними случилось. Сейчас момент назрел.
– Ты не знаешь случайно, чья машина мчалась на меня в тот день? Ну… под колесами которой я едва…
– Я понял, – перебил ее Ким и вздохнул, впервые опустив глаза на свои ботинки. – Знаю, чья это машина.
– Чья?
– Моя.
– И как ты это прокомментируешь?
– Она значилась с утра в угоне. Следующий… – голос Кима снова зазвучал жестко.
– Стекла в ней были тонированы? – почему-то не давали покоя ей эти самые стекла, то ли в памяти что-то витало, то ли догадка какая-то снова просилась всплыть на поверхность.
– Да. Как у всех. – Кима ее вопрос если и удивил, то вида он не подал. Сделался вдруг усталым и донельзя занятым, несколько раз нетерпеливо взглянув на часы на левом запястье. – Что еще?
– Ты знаком с этим парнем, что следит за мной?
Вот сейчас от его ответа зависело очень многое, если не все. Зависело, будет ли она ему доверять потом. Зависело, будет ли она с ним рядом когда-нибудь. Да и будет ли она вообще, зависит тоже.
– Нет, не знаком, а почему ты спросила? – вот сейчас Ким с удивлением точно не справился.
Вытаращился на нее и тут же принялся потирать затылок, что было неплохим признаком: Ким напряженно размышлял. Значит, не врал, если ее вопрос вогнал его в такое замешательство.
– Почему ты спросила, Любовь? – повторил он вопрос, помолчав и подумав минут пять. – Что заставило тебя думать, что я знаком с этим огрызком? Вернее, кто заставил тебя поверить в это? Отвечай!
Люба молча покачала головой. Теперь пришел ее черед удивляться. Удивляться и снова путаться в догадках: кому же из них двоих нужно и можно доверять.
– Ладно, не хочешь, не говори, – на удивление быстро сдался Ким, приоткрыл дверь, чуть нагнулся и высунул руку в коридор, пробормотав: – Тут вот вещи твои собрал…
Вещи он аккуратно сложил в ее старенький чемоданчик. Поставил его к Любиным ногам и указал на него обеими ладонями, на, мол, забирай. Почему сразу не внес его в квартиру, а оставил на площадке перед дверью, знал только он. Люба спрашивать не стала. Кисло улыбнувшись, она взялась за ручку чемодана и понесла его в комнату, на ходу поблагодарив Кима за заботу. Ждать ее возвращения он не стал. Ушел, захлопнув за собой дверь. Она только хотела было спросить его про Иванова, мало ли, может, пересекались где или созванивались, а он взял и ушел.
– Вот так всегда! – горестно воскликнула Люба, накидывая дверную цепочку и закрывая замок на второй оборот. – Пришел, пошумел и ушел… Кто знает, ушел на сколько? Может, снова на три года…
Она включила телевизор, чтобы заполнить гнетущую пустую тишину хоть чем-то, и пошла на кухню.
На ужин у нее планировался бульон с курицей. Но, заглянув под крышку кастрюльки и понаблюдав за колыханием жирной пленки на поверхности, Люба передумала. Хватит одной курицы.
Она неторопливо поужинала, сложила косточки в мешочек, чтобы утром отдать дворовым кошкам. Помыла посуду и, убрав кастрюлю с бульоном в холодильник, пошла стелить себе постель.