Ну а что?… Симпатичная.
Иван Иваныч. Глаза, посмотри какие…
Друг. Ну да…
Иван Иваныч. Слушай, иногда так поглядит – насквозь видит…
Друг. Я, Ваня, пойду.
Иван Иваныч. Иди.
Друг. Не буду мешать… Всех тебе… вам то есть… благ… Здоровья, достатка… До свидания.
Иван Иваныч. Удачи тебе! Спасибо!
Гостя нет. Иван Иваныч глядит завороженно на лягушку. Он хочет ей что-то сказать. Не решается.
Наконец, осмелев, квакает. Раз, другой – вполне натурально.
Не услышав ответа, квакает снова.
В кваках его – и боль, и надежда, и просьба о прощении, и затаенная грусть.
Нам не понять его кваки.
Но он понимает, почему не отвечает лягушка.
Накрыв черной тряпкой, бережно прижимает банку к груди. И осторожно уносит.
Ирина ЖуковаНа счастье
Ночь на седьмое января выдалась самой холодной за зиму. Старческий сон – уже не тот. Да и клен, насквозь промерзший, до утра стучал в окно на втором этаже, будто звал Лидию Яковлевну выглянуть, подивиться нежданному чуду. Ровно в шесть с облегчением зазвонил будильник. За окном, заставленным фиалкой и геранью, открылось удивительное: посреди заледеневшего двора, от подъездов до самой стоянки, разлилось горячее море, исходившее паром. Обильно валил снег, и крупные хлопья, падая в кипяток, моментально плавились и исчезали. Кусты акации и сирени между подъездами быстро покрывались белоснежными колючими бородами, которые обваливались под собственной тяжестью и отрастали снова. В квартирах дома номер шесть по улице Кулакова заметно похолодало. Едва позавтракав, Лидия Яковлевна принесла к окну любимый венский стул и раздвинула горшки с цветами – для лучшего обзора. Пора занимать пост – может, сегодня повезет.
Вторым в подъезде просыпался староста, Петр Михалыч. Ветеран трех войн, на пенсии он работал охранником в местном продуктовом магазине и даже в выходные соблюдал режим дня. В семь утра он выходил с дымящейся чашкой чая выкурить первую сигарету. Увидев горячую, набегающую волнами воду, Петр Михалыч схватил телефон и убежал звонить по инстанциям, оставив чай остывать на мерзлой скамье под окнами.
Через полчаса, сжимая в одном кулаке два поводка, спустилась Сонька-собачница. На тонкой цепочке медленно вышагивал боксер, а вокруг него, норовя спутать лапы товарища кокетливым красным шнурочком, петлял и подпрыгивал от утреннего нетерпения йорк. Выгул чужих собак давал Соньке скромный, но регулярный доход. Своих питомцев у нее отродясь не водилось, однако же попеременно в ее квартире проживали беглецы и прочие подобранцы всех мастей, которых она возвращала или пристраивала в любящие руки за скромное вознаграждение. Тем и жила.
Выйдя из подъезда, Сонька увидела море и остановилась. Оглядевшись в поисках обходного пути, она заметила что-то интересное под лавкой. Присев пониже, Сонька протянула руку и позвала:
– Ну-ка, кого тут у нас принесло прибоем?
Заинтересовать Соньку можно было только наличием хвоста и полным отсутствием дома.
Дверь снова распахнулась, и появилась Ольга, на ходу чеканившая:
– Сначала – в поликлинику за справкой, потом – сразу в школу. Ясно?
– Ну мам, – следом за ней, нога за ногу, ковылял ее Федька, – всё равно не успею к первому уроку. Завтра пойду.
– Не мамкай! Пропустишь контрольную – вылетишь. Шапку надень! – Ольга резко прервалась. – Боже, как же я к машине пройду, всю стоянку залило! То-то я смотрю, в квартире – как в холодильнике.
– Мам, ты только посмотри!
– Да я вижу, вижу, похоже, придется идти на трамвай. – Вода плескалась у самых колес их машины и продолжала прибывать.
– Что? Да нет же, сюда смотри! – Федя уже сидел рядом с Сонькой, а на руках у него, мелко подрагивая, сидел молодой рыжий такс. – Новый знакомец?
– Ага, – кивнула Сонька, – похоже, кипятком загнало к подъезду. Я его уже видела несколько дней назад. Без ошейника: либо выкинули, либо беглец. Объявлений о пропаже до сих пор нет. Похоже, мой клиент.
– Ма-а-ам? – Федька с трудом оторвался от собаки и перевел умоляющий взгляд на мать.
– Даже не думай. Ты один, с твоими потребностями, превышаешь все мои возможности. Вперед, на прием опоздаешь. Всего доброго, Соня.
– Пока.
Рассвело. Снегопад утих, и нечаянное море приобрело черты Северного морского пути после прохода ледокола. Появился человек с инвентарем, и следующие несколько часов изредка слышно было лишь пластиковую лопату да трудный надсадный кашель.
В десять во двор заехал цветной фургон с цифрой канала на боку. Съемочная группа! Лидия Яковлевна спешно покинула свой пост, схватила пальто и бросилась к двери. Подумав, вернулась и повесила пальто назад: пора доставать из дальнего шкафа нарядную шубу. Да и прическу сделать не помешает.
У подъезда, пританцовывая на морозе, стоял Петр Михалыч. В углу рта, пуская дым ему в глаз, тлела вторая, дневная сигарета.
– Утро доброе, Лидия Яковлевна. Видали? По телефону тренькает, работничек. – Он кивнул в сторону дворника. Узкая дорожка, прокопанная от стоянки до первого подъезда, символизировала результат нечеловеческих усилий в течение утра.
– М-да, не стахановец.
– А вы куда в такой холод?
– За ряженкой. А телевизионщики у нас где?
– Кого-то допрашивают вон у последнего подъезда, у елочек. Полчаса ракурс выбирали.
– Нинка! – Лидия Яковлевна от досады всплеснула руками. – Да чего ей знать, она в соседнем доме живет, а окна у нее вообще на другую сторону! Безобразие.
– Лидия Яковлевна, давайте я вам за ряженкой схожу, а вы пока тут подождите. Вдруг они еще кого искать будут, кто больше видел.
– Ох, вот спасибо!
Но, поговорив с Нинкой, съемочная группа погрузилась в фургон и уехала. Сама Нинка тоже исчезла. Зато пришли пятеро в оранжевом и начали неуверенно ковырять лопатами густую смесь мокрого снега и льда. Посреди двора образовался чистенький пятачок, на котором снова собиралась вода.
– Ну что, войска подтягивают? – Петр Михалыч передал Лидии Яковлевне ряженку и, закипая, хмуро уставился на дворников, устроивших перекур. – Сколько, в конце концов, нужно человек, чтоб почистить один двор? Батальон? Полк?
– Да ладно вам.
– Да что ладно. Сдавайтесь, трусы! – крикнул Петр Михалыч. – Валяйте стратегическое отступление! Само растает, к июлю непременно, – проговорил он уже тише и грохнул дверью подъезда.
Выпуск трехчасовых новостей завершал сюжет о прорыве трубы с горячей водой. Старательно игнорируя передачу, Лидия Яковлевна вешала нарядную шубу обратно в дальний шкаф. Активно жестикулируя и без конца поправляя норковую шапку, довольная Нинка пыхтела с экрана:
– Воды было – во! По бордюр! По щиколотку прям вот как бы.
– И как она успела, стервь, ну надо же. – Лидия Яковлевна закрыла дверь шкафа. Подумала, открыла снова и от души захлопнула.
– А у нас тут – низ, вот и залило весь двор. Похоже, прорвало центральную магистраль! – победно закончила Нинка и кокетливо глянула в камеру.
– Присоседилась, пиявка пергидрольная. Шапку норковую нацепила! Центральная магистраль, мать ее, – ворчала Лидия Яковлевна, с удовольствием громыхая дверцами кухонных шкафчиков.
– О ходе работ на месте аварии нам рассказали работники Горводоканала…
– Да какие там работы, пять мужиков по кругу звонят и перекуривают.
– …Мы будем следить за ситуацией на улице Кулакова и о развитии событий расскажем в следующих выпусках.
А вот это было уже интересно. Лидия Яковлевна тихо прикрыла очередной шкафчик и пошла доставать шубу назад.
К пяти часам вечера Петр Михалыч вышел на третий, вечерний перекур. На нем была рабочая куртка и резиновые сапоги. Пятеро в оранжевых жилетах отдыхали на стоянке, опираясь на черенки лопат. Докурив до фильтра, Петр Михалыч сходил за широкой лопатой для снега, подошел вплотную к дворникам и, набрав воздуха побольше, выдал на одном дыхании, постепенно ловя привычные офицерские интонации и входя во вкус:
– Говорит подполковник Бердников, староста четвертого подъезда. А ну-ка, граждане-гости из стран ближнего зарубежья, похватали свои совочки и дружным строем препроводились к местам извлечения говн! Чтоб через час от первого до четвертого подъезда асфальт блестел аки взлетно-посадочная полоса международного аэропорта, а то пойдете метро копать в такую пердь, куда не ступала гусеница бульдозера! – Резко повернувшись на каблуках, Петр Михалыч, с лопатой наперевес, первым двинулся к подъездам. Дворники побросали окурки, убрали телефоны и безропотно потянулись за ним.
В девять вечера, когда Лидия Яковлевна ложилась спать, еще слышны были лопаты, хрипло и протяжно скребущие асфальт. На пятом этаже лохматый Федька, в теплом свитере поверх пижамы, обещал матери все блага мира и все пятерки в четверти за собаку. А одинокий такс тонко выл за дверью Сонькиной квартиры, и голос его гулко разносился по этажам. Столбик термометра медленно пополз вверх.
На следующее утро первая январская оттепель топила на кустах вдоль дороги снежные бороды, и они стекали, оставляя на чистом асфальте длинные блестящие следы. Федька вел на поводке такса, жмурящегося от яркого солнца. Когда подъехали телевизионщики, Лидия Яковлевна уже ждала у елочек, на месте удачного ракурса.
– Вчера было очень много воды, но, как видите, – счастливо улыбаясь, она повела рукой в пушистом рукаве, – до подъездов вода не поднялась. Староста Бердников, лично принимавший участие в локализации аварии, объявил жильцам, что это был прорыв трубопровода горячего водоснабжения, – держись, Нинка! – а не центральной магистрали, как сообщалось ранее.
Ну вот, теперь можно и домой – прибрать шубу в дальний шкаф и отодвинуть от окна любимый стул. К трехчасовым новостям нужно успеть напечь блинов. И обязательно позвать Нинку на чай.