— Ну а что ж — ты самая лучшая, а соперница хуже черта? Нет, так тоже не бывает. Запуталась ты, Кармелита. Крепко запуталась.
— Бабушка, родная моя! — вот-вот готова была расплакаться девушка. — Он ведь с ней совсем другим стал. Так изменился — планы грандиозные строит, глаза горят… И нет мне места в его новой жизни! Ты только не думай, бабушка, я между ними вставать не буду. Пусть будут счастливы… — вздохнула, пряча глаза.
— Ну а твое собственное счастье как же? Ведь ты же любишь Миро!
— Мне надо о нем забыть. Нельзя нам вместе.
— Кармелита, время проходит, а со временем многое меняется.
— Это не изменится, бабушка. Между мною и Миро — Максим. Так что пусть хотя бы один из нас будет счастлив…
— А сердечко-то твое выдержит, если любимый будет счастлив с другой?
— Выдержит, бабушка. Вот увидишь!
После разговора на душе у Рубины стало еще неспокойнее, чем раньше.
При подрагивающем свете свечи Земфира писала письмо. Строчки у нее прыгали от волнения.
«Дорогие мои, любимые! Сердце разрывается, когда пишу эти строки. Но и не писать не могу. Потому что должна попрощаться. Я ухожу, куда — пока не знаю. Пусть ноги сами решают. И куда бы они меня ни привели, мне все равно, потому что там не будет вас. Душа болит от мысли, что больше вас не увижу! Но и оставаться в этом городе я больше не могу. Помолитесь за меня и не поминайте лихом. Простите, если сможете.
Прощайте, ваша Земфира».
Закончила писать, оставила письмо на столе, взяла узел со своими вещами, задула свечку и вышла в ночь.
Васька высунул голову из палатки в опустившуюся на табор темноту ночи. Внимательно прислушался. Потом повернулся к своим малышам.
— Никого нет, — сказал громким шепотом, — можно идти. Только тихо и быстро!
Малыши гуськом высыпали из палатки и углубились в лес.
Шли долго, перебирались через поваленные деревья, какие-то заросли, натыкались в темноте на пни. В общем-то, с самого начала не знали, куда идут, а теперь и вовсе не понимали, где оказались.
— Зря мы пошли, — сказал Васька. — Сказка есть сказка, а жизнь есть жизнь!
— Я ведь предупреждала вас, а вы не послушались! — тут же защебетала старшая девочка.
Но тут вдруг самая маленькая споткнулась, упала и заплакала.
— Не плачь, сестренка! Ничего страшного… — пытался успокоить ее Василий, хотя страшно было даже ему, обладателю замечательного ножа.
Попробовали поднять и поставить девочку на ноги, но та не могла стоять и только кричала сквозь плач:
— Ай! Больно!
— Что с ней? — испугалась старшая.
— Не знаю, может, ногу сломала, — растерялся Васька.
Васькины братья тоже готовы были вот-вот заплакать и уже хлюпали носами.
Тогда старшая девочка присела рядом с младшей, обняла ее и стала успокаивать.
А темный ночной лес пугал и без того перепуганных детей непонятными, а потому страшными звуками. На небе не было ни звездочки, и мама никак не могла помочь…
Тамара уже расстилала постель, когда Игорь стал вдруг куда-то собираться.
— Куда это ты на ночь глядя?
— То есть как это — куда? Ты что, забыла? У нас с тобой, между прочим, кое-какое дело есть!
— Подожди, так ты же сам говорил, что завтра?
— Завтра-завтра. Я просто канистры с бензином хочу поближе к цыганской конюшне спрятать, пока темно. А ты, дорогая, можешь за это время подумать, как мы Астахова с Олесей убирать будем. Они же следующие после Кармелиты.
По лицу Тамары пробежало облачко:
— Ой Игорь, не знаю… Послушай, ну зачем нам Астахова-то убивать? Деньги его все равно рано или поздно достанутся мне и Антону.
— Ты опять? — строго спросил ее сожитель. — А если они с Олеськой помирятся да кучу детишек нарожают? Нет. Что он, что Кармелита — все едино.
— Ну пойми ты: Кармелита мне никто, а Коля все-таки двадцать лет был моим мужем!
— Скажите пожалуйста — какие сантименты! Все эти двадцать лет я, между прочим, чего-то ждал!
Тамара молчала.
— Так вот, — назидательно продолжил Игорь, — я не собираюсь ждать еще двадцать лет, пока твой бывший муженек врежет дуба! Тем более что мужик он крепкий, здоровый — вполне еще может нас с тобой пережить. Если только ему позволить… Так что ты думай, Тамара, думай! И не скучай!
Игорь вышел из гостиницы, сел за руль Тамариной машины и поехал в Зубчановку. Остановился он за два квартала от дома Баро, вынул из багажника канистры и пошел пешком. Крался тихо, задворками. И вышел к тем самым кустам у баронского двора, в которых больше года назад пряталась с ружьем Люцита, откуда целилась она в Кармелиту, а попала в Миро.
Игорь положил канистры плашмя в неглубокую ямку между кустов и аккуратно прикрыл их сухими ветками и травой.
А охрана Зарецкого за последний год как-то совсем успокоилась, расслабилась. И ничего не заметила.
Глава 17
В темном страшном ночном лесу четверо маленьких детей сидели вокруг лежавшей на земле пятой, самой маленькой девочки. Васька, при помощи остальных, еще раз попробовал поставить малышку на ноги, но та только закричала:
— Больно! Не могу! — и снова села на сырую лесную подстилку из прошлогодней листвы.
— Ну если ты стоять не можешь, то идти не сумеешь точно, — авторитетно подвел итог Василий.
Ему самому, девятилетнему, было очень страшно. Но маленький цыган из последних сил не подавал виду, понимая, что только он своим поведением может успокоить младших. Васька лихорадочно соображал, что ж им всем теперь делать.
— Ладно, — сказал он, подумав, — я побегу за помощью. А вы ждите здесь.
— Вась, не уходи! — стал канючить один из младших братьев.
— Не уходи, — поддержала его старшая девочка. — Сам заблудишься, и нас потом не найдешь.
— Тогда пошли кто-нибудь со мной, — предложил Васька не очень уверенно.
— Вася, а ты помнишь, как в сказке говорится: чтоб не пропасть поодиночке, держаться надо вместе! — наставительно, совсем как мама, сказала старшенькая сестричка.
— А я не хочу, чтобы мы тут все вместе с голоду умерли или чтобы нас волки съели! — отозвался девятилетний старейшина семьи.
— Что же нам делать?! — Вот-вот готовы были заплакать младшие.
— Давайте звать на помощь! — осенило Ваську.
И дети стали кричать наперебой:
— Ay! Ay! Спасите! Помогите! Мы заблудились!
Но никто в лесу не откликнулся.
Прошло еще минут десять. Дети кричали все реже и тише — они устали.
— Бесполезно кричать, — сказала старшая девочка. — Никто нас не услышит.
— Может, все-таки кто-нибудь отзовется, — старался убедить и сестер с братьями, и самого себя Васька.
— Да нет в этом лесу никого — слишком далеко мы зашли, — спорила сестра.
Но Васька, не желая показывать, что он сдается, заорал еще раз:
— Ау-у! Помогите! Кто-нибу-у-удь!
— Ау! Где вы? — донеслось в ответ откуда-то издалека.
На какую-то секунду дети, пораженные, замолчали. А потом закричали что есть силы:
— Мы здесь! Здесь! Сюда!
И через полторы минуты из темноты леса на их крик вышла Земфира. Идя по дороге прочь от табора, она вдруг услышала со стороны леса детские крики. Не поверила. Прислушалась. Точно, дети. И зовут, просят о помощи. Но только продравшись к ним в темноте сквозь какие-то кусты и чуть не споткнувшись в темноте о валявшееся на пути бревно, она поняла, что перед ней весь выводок Розауры во главе с Васькой. Все малыши, кроме самой младшенькой, у которой болела ножка, кинулись к тете Земфире.
— Почему вы здесь? — не могла понять цыганка. — Что вы здесь делаете — ночью, одни? А?
— А мы, как в сказке, маму найти хотели.
— Только звездочка на ладонь так и не упала — и никто нам дорогу не подсказал.
— И дологу назад мы тоже не знаем.
— Ну идемте со мной — я вас в табор отведу. Пошли, мои хорошие!
— Пойдем. Только вот она идти не может, — показали дети на самую маленькую свою сестричку. — У нее ножка болит.
Земфира осторожно взяла девочку на руки, укутала в свою шаль и поцеловала ножку в больное место, чтоб больше не болело. Ну совсем так же, как делала мама.
А потом повела детей к дороге, каждую секунду тревожно оглядываясь, чтобы никто не отстал и опять не заблудился.
Олеся опять пришла в гостиницу. Но на этот раз, приняв вполне осознанное решение. Заполнила у ночной дежурной документы, взяла ключ и пошла в номер.
И опять в коридоре повстречался Игорь.
— Олеся? Все-таки решила, что в гостинице лучше, чем в богатом доме под бочком у Астахова?
Она постаралась пройти мимо, ничего не отвечая. Но возвратившийся из Зубчановки рейнджер не унимался:
— Или, может, бочок Астахова уже занят кем-то другим?
— Не твое дело! — не выдержала она. — Я не собираюсь с тобой это обсуждать. И вообще ничего с тобой обсуждать не собираюсь!
— Олеся! Постой! А может, я тебе посочувствовать хочу! — Игорь был в хорошем настроении.
— Мне не нужно сочувствие! — Олеся наконец остановилась и резко повернулась к бывшему зиц-жениху: — Тем более твое!
— Да? А что ж ты тогда такая печальная?
— Не твоя забота!
— Ну не хочешь — не говори. А я бы мог тебя утешить!
— Себя утешь!
— И себя тоже утешу, если вместе с тобой. Номер ты ведь уже сняла?
— Послушай, отстань от меня! Оставь меня в покое!
— А я не хочу от тебя отставать, ты мне нравишься!
— Так, не заставляй меня разыскивать твою Тамару по всей гостинице, чтобы сдать тебя ей на руки!
— О, да это уже шантаж! — И с этими словами Игорь попытался было ее приобнять.
— Убери руки! — Олеся дала ему пощечину и пошла по коридору, уже не оборачиваясь.
Земфира привела детей в табор, в их палатку. Раздела и уложила самую маленькую. На ноге у той оказалась здоровая ссадина.
— Василек, у вас бинты, вата, зеленка есть?