— Сашка, так, значит, ты сам точно не хочешь пойти в театр и посмотреть представление?
— Точно.
— Но почему? Да и вообще… Сам-то ты почему не поешь там, ведь еще совсем недавно тебе так нравилось выступать…
— Хе!.. — воскликнул конюх с усталостью звезды уровня Лучано Паваротти. — Ты знаешь, я понял, что лошади все-таки ближе мне, чем театр. Они меня всегда правильно понимают и оценивают. А зрительская любовь такая переменчивая…
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего. Мне работать надо. Ты же иди, а то опоздаешь. Много чего пропустишь. Кстати там не только дети, там еще кое-кто выступает, кто к цыганам никакого отношения не имеет…
— Кто?
— А ты вот сходи, и сама все увидишь.
— Заинтриговал ты меня, Сашка, — сверкнула глазами Кармелита. — Ну я пошла.
— Иди-иди.
Кармелита вышла из конюшни. Сашка посмотрел ей вслед с довольной улыбкой. Вот так-то, учитесь! Ни Астахов, ни Баро так и не смогли вытащить дочку в город, на какое-то развлечение. А Сашка-Кружка чуть ни с первой попытки сумел это сделать. Он и сам с радостью пошел бы на это представление, да только есть одна причина, есть…
Да ладно, пустое это все. Работать надо!
Соня с Антоном хорошо придумали, объединив выставку со спектаклем. Вместо того чтобы бесцельно ходить по фойе в ожидании представления, люди рассматривали картины художницы, жизнь которой оборвалась на взлете. И каждый находил в ее полотнах что-то свое. И понимал, что, пожалуй, как-нибудь потом непременно нужно будет заглянуть на эту уникальную для Управска выставку еще раз.
Астахов смотрел на Светины картины, как коллекционер, то есть истинный ценитель. Он подходил к полотну совсем близко. Потом отходил мелкими шажками, периодически останавливаясь и ловя тот момент и то расстояние, на котором мазки, вблизи казавшиеся бесцельными, превращаются в высокое искусство.
Так во время одного из таких «отходов» он столкнулся с Зарецким. Впрочем, столкновение оказалось вполне дружеским.
— Здравствуй, Коля!
— Здравствуй, Рамир.
— Спасибо тебе.
— За что?
— За то, что привел сюда. Я ведь сначала думал прийти только к самому представлению. А здесь, действительно, очень хорошо. Светины картины — это, это… Даже не знаю, как сказать…
— Ладно, можешь не говорить. Главное — смотри. Но я был уверен, что ты не пожалеешь… — довольно произнес Астахов.
Идя на выставку, Зарецкий пообещал себе, что на этот вечер совсем забудет о работе. А тут вдруг не удержался. Сказал, тяжело вздохнув:
— Послушай, Коля. А все-таки, может, мы поторопились, договорившись со взрывниками?
— Да нет. Нормально. Мы же все просчитали. И к тому же, я думаю, эти катакомбы в любом случае надо уничтожить.
— Вот тут я согласен. На все сто! Ты знаешь, как вспомню, что там была Кармелита в плену, связанная. И Розаура там погибла. В общем, недоброе место, злое.
— Я тоже так считаю, поэтому не переживай. Все будет хорошо.
Если бы больничные стулья могли говорить, то они бы рассказали такого, после чего все душещипательные истории, придуманные сентиментальными писателями да поэтами показались бы мелкими и не заслуживающими внимания.
Люцита сидела на старом, изрядно потертом стульчике напротив палаты Рыча и напряженно смотрела на дверь. Как будто загипнотизированная ее взглядом дверь открылась. Из нее вышла медсестра. Люцита тут же встала, подошла к ней.
— Простите… Как Богдан? Ему уже лучше?
— Извините. Пока ничего определенного сказать не могу. Он все еще без сознания.
— Разрешите мне к нему пройти.
— Да вы что?! Я же вам сказала: он без сознания. И потом, после операции на сердце к больным категорически запрещены посещения.
— Мне только посмотреть на него… Я тихонечко…
— Нет-нет-нет. Вот когда его состояние стабилизируется и не будет критическим, тогда и насмотритесь. А сейчас извините…
— Неужели вы не понимаете, что я люблю его. Поймите, я нужна ему! Нужна. И он мне очень нужен! Но неужели у вас нет сердца?!
— Есть. И у любимого вашего…
— Он не просто любимый, он мне муж!
— Хорошо, у мужа вашего тоже есть сердце. Причем больное. Потому я вас и не пускаю. Неужели вы этого не понимаете?
— Понимаю. Потому и говорю, что я тихонечко. Мне только взглянуть на него… Я там даже слова не скажу…
Сестра засомневалась: что ж, если человек так себя изводит, пожалуй, пустить посмотреть, действительно, можно. А Люцита, почувствовав слабинку, начала упрашивать с удвоенной силой:
— Я вас очень прошу… Пожалуйста… Ведь если он без сознания, то даже не узнает, что я была в его палате. Пропустите меня к нему…
— Хорошо. Только недолго.
— Спасибо!
…Люцита посмотрела на бледное, с заострившимися чертами лицо Богдана, вслушалась в тихое, ровное дыхание. И ей стало легче. Теперь опять можно бесконечно долго сидеть на том же стульчике, ждать следующих новостей.
Вталкивая пьяного Игоря в номер, Тамара специально так рассчитала, чтоб он слегка ударился лбом об угол шкафа.
— Ой! — взвыл он. — Ты чего? Больно же! Да что вы все сдурели! Аккуратней. Шкафов тут понаставили!
— Ничего. Перетерпишь, перетопчешься. Лучше расскажи, почему я тебя должна подбирать где попало?
— Ну-у-у…
— Нет! Ты мне объясни, как ты мог напиться до такого состояния, чтобы уснуть в номере у этой дуры?!
— Ну извини, случайно все вышло, извини…
— Случайно. Ты что, забыл, какой сегодня день?
— Нет. Помню… А какой сегодня день?
— Либо мы раз и навсегда распрощаемся с нашими деньгами и хорошей жизнью, либо…
— Тьфу, черт! Точно. Вспомнил! Понял. Ладно, хватит… Не такой уж я и пьяный, как тебе кажется.
— Игорь, учти, еще раз увижу с Олесей… Убью… Понял?
Он усмехнулся.
— Знаешь, а даже приятно. Ты меня всерьез ревнуешь, что ли?
— Ревную, ревную.
— Томочка, было бы к кому, — сказал Игорь игриво и сделал шаг к Тамаре.
— Стоять, стоять, спокойно. Нам дело делать надо, а ты невменяем.
Улыбка сошла с его лица.
— Я в порядке. Все под контролем. Сейчас приму душ, а потом поедем на конюшню.
Игорь ушел в ванную комнату. А оттуда вернулся почти нормальным.
Тамара внимательно всмотрелась в него. И только убедившись в его вменяемости, заговорила:
— Значит, так: все должно выглядеть как несчастный случай. Пожар должен быть случайностью.
— Да не волнуйся, кто там потом будет разбираться! Сгорела конюшня, ну и сгорела.
— Перестань. Не неси глупость! Это же дочь Зарецкого! Лучше верхний ящик стола открой.
— А?
— Верхний ящик, говорю, открой.
— Извини, вода в ухе.
Игорь открыл верхний ящик тумбочки, достал из него склянку с прозрачной жидкостью.
— Ого! Не понял. Что это?
— Хлороформ.
— Зачем он мне? Как ты видела, сон у меня отличный.
— А я тебе говорю — бери.
— Для чего. Дубьем по башке, и порядок.
— Что ты! Ни в коем случае не вздумай ее ударить чем-нибудь тяжелым по голове.
— Она же все равно сгорит! Какая разница?!
— А экспертиза?! Вдруг потом установят, что перед пожаром ее оглушили? Дальше. Когда конюшня начнет гореть, сразу же уходи.
— Ты так говоришь, словно инструктируешь.
— Так оно и есть. Неужели ты думал, что я буду вместе с тобой на этой конюшне?
— А разве нет?
— Нет. Это все сделаешь только ты. Ты один.
— Не понял! А ты?
— А я довезу тебя до нужного места, высажу недалеко от конюшни и поеду в театр.
— В театр? Зачем?
— Так нужно для нас обоих.
— Не считай меня идиотом. Алиби себе готовишь?
— Можешь считать, что да.
— Нормально. Моими руками хочешь убрать Кармелиту, а сама чистенькой остаться? Если ты не поедешь, то я отказываюсь поджигать конюшню.
— Игорь, не валяй дурака! Мы с тобой так крепко спаяны, что если один засыплется, то и второй пропадет. Зачем нам вдвоем бегать вокруг конюшни? Чтобы, извини за каламбур, спалиться?! Вся эта цыганщина, кроме Кармелиты, наверняка попрется в театр. Я буду контролировать ситуацию там. Понятно?
— Так бы сразу и сказала. Теперь понятно.
Прошло уже довольно много времени после того, как Тамара вытолкала Игоря. А Олеся все сидела и не знала, что делать. Сначала она почти до конца убедила себя, что все сказанное Игорем — ерунда, пьяный бред, на который не стоит обращать внимания.
«Нужно успокоиться, прилягу на кровать», — решила Олеся. Она легла, расслабилась. Закрыла глаза. Но заснуть не могла. И тут в голове начала прокручиваться одна и та же страшная картина. Коля, ее Коля, он идет куда-то. А за ним крадется Игорь с ножом и Тамара с топором. Олеся отмахивалась от этого видения, как от надоедливой мухи. Но в конце концов поняла, что отделаться от него так просто ей не удастся.
Она вскочила с кровати, подошла к окну. И вдруг увидела, как за угол дома свернули пара, мужчина и женщина, со спины очень похожие на Игоря и Тамару. Правда, ножа и топора в руках у них не было, но все же. Что, если они действительно замыслили что-то страшное?..
Да нет, ну глупости. Даже не факт, что это были именно Игорь и Тамара. Она могла обознаться — она ведь видела парочку всего лишь какую-то секунду. Может, они сейчас спокойно сидят в своем номере! Что ж, если так, все очень легко проверить.
Олеся набрала их номер телефона. Никто не поднимал трубку. Тогда она позвонила этажной:
— Алло, алло, девушка, здравствуйте. Скажите, пожалуйста, а в 64 номере кто-то есть?
— Минуточку. Сейчас посмотрю… Нет, вы знаете, никого. А, вспомнила. Буквально только что они сдали ключ и ушли…
Все ясно. Значит, это была именно эта ужасная парочка. И они куда-то ушли. А ведь совсем недавно Игорь лыка не вязал. Но Тамара подняла его, привела в чувство и увела куда-то.
Нет! Теперь уж точно нельзя сидеть дома. Нужно разыскать Кармелиту и Астахова… Нет, не так, сначала Астахова, потом Кармелиту. Им явно угрожает опасность.