Коля, Коленька, я спасу тебя!
Люцита как будто срослась с больничным стулом. Но вдруг в какой-то момент она дернулась и сразу проснулась. Там, внутри, в палате, в которой лежит Богдан, что-то происходило. Но что? Девушка закрыла глаза и посмотрела сквозь стены внутренним взглядом. Так вот оно что! Именно сейчас душа Богдана без всякого участия тела и разума решает, оставаться ли здесь на земле или покинуть ее.
Нужно помочь с выбором.
Люцита подошла к двери решительно открыла ее, потом отворила следующую дверь и оказалась в Богдановой палате. Он лежал на кровати с закрытыми глазами. Люцита склонилась над ним. Заговорила страстным шепотом.
— Не оставляй меня. Слышишь? Не оставляй меня одну. Я тебя все равно не отпущу… Я не отпущу тебя.
Она помолилась. Потом начала описывать над его телом большие круги. С каждым оборотом круги становились все меньше. И вот, наконец, руки ее остановились в двух нужных, только ей известных точках. Богдан открыл глаза и даже попытался улыбнуться ей:
— Ты?
— Я! Только не вставай, слышишь, лежи тихонько. Тихо… Наконец-то ты ко мне вернулся. Теперь уж точно все будет хорошо…
Глава 26
С ума сойти! В фойе вошла Кармелита. Вот уж этого Тамара никак не ожидала. А ведь Игорь говорил, что девчонка не собиралась идти в театр. Так, теперь нужно срочно позвонить ему. Но сделать это следует спокойно, чтобы не привлекать внимания окружающих. Тамара достала из сумочки мобильный телефон, набрала номер и стала ждать ответного сигнала с подчеркнутым спокойствием.
Но когда послышалось «Алло» она горячо зашептала:
— Игорь, ты? Кармелита в театре. Да, представь себе. Я не знаю, что она здесь делает… Только что пришла. Нет-нет, пока никуда не уходи, жди. Да. Еще перезвоню.
Тамара спрятала телефон в сумочку. Обернулась и… увидела Антона:
— П-привет, сынок… — голос ее звучал несколько растерянно.
— Привет… Что ты здесь делаешь?
— Как что? Что все, то и я. Смотрю картины…
— Но живопись, насколько я помню, тебя никогда особо не интересовала…
— Ошибаешься. Просто ты меня плохо знаешь…
— Нет, мама. Это ты ошибаешься. Напротив, я тебя слишком хорошо знаю. Скажи честно, зачем ты сюда пришла?
— Я тебе уже объяснила: пришла посмотреть картины.
— Да? Но, по-моему, тебе никогда не нравились Светкины картины и тем более она сама…
— Неправда. И это ты говоришь матери??? Как раз мне Света всегда нравилась. И у нас с ней были неплохие отношения. А вот ты ее не любил. А сейчас, оказывается, жить без нее не можешь. Тебе это странным не кажется?! Нет?
Антон промолчал.
— Зато тебя удивляет, что мать пришла на выставку посмотреть картины?!
— Да, удивляет. Потому, что ты никогда и ничего не делаешь просто так.
— Ладно. А если я скажу, что пришла повидать тебя, ты мне поверишь?
— Конечно, — ответил Антон с иронией.
— Ты даже в это не веришь… сынок…
— Мама, остановись. Хватит.
— Да, что «хватит»? Я ведь действительно соскучилась по тебе, — говоря это, Тамара, в общем-то не врала. — Ты знаешь, мы в последнее время стали… совсем чужими людьми. Мне это больно.
— Мама!!! В то, что ты сюда пришла только ради меня, я… я в это никогда не поверю.
— А… а… зачем я сюда, по-твоему, пришла?
— Не знаю. Вот поэтому и спрашиваю.
— Все! Я устала от этого разговора. До свидания!
Тамара ушла подальше от подозрительного сына и… наткнулась на бывшего мужа.
— Здравствуй! — произнес Астахов с удивлением.
— Привет.
— Что ты здесь делаешь?
Нет, ну это уже слишком. Даже вопрос точно такой же.
— Этот же вопрос, милый, я могу задать и тебе. Тебе же никогда не нравилась «художественная самодеятельность»? Ты ведь, кажется, именно так называл Светины работы.
— Прекрати ерничать. Я просто всегда называю вещи своими именами. Когда это была самодеятельность, я говорил: «самодеятельность». Но она очень выросла после первой выставки. Это во-первых.
— Ну а во-вторых?
— А во-вторых, здесь еще будет цыганское представление.
— Так ты еще и поклонником цыганщины заделался?
— Да. Именно. Благодаря тебе, моя дочь воспитана, как цыганка. И я теперь хочу знать, чем она жила все эти годы. Понятно?!
— Мне-то понятно. Но это ведь ты первый начал меня спрашивать, что я здесь делаю. Коля, неужели ты никогда не простишь меня, за то, что я отдала твою дочь Зарецкому?!
— Я больше не желаю говорить на эту тему.
— А я желаю говорить на эту тему! У тебя сейчас есть дочь, восемнадцать лет ты не подозревал о ее существовании…
— Да! Восемнадцать лет! Благодаря тебе, я был лишен своего ребенка!
— Но у тебя был сын! Ты воспитал его, и это не помешало тебе выбросить его на улицу.
— Ты прекрасно знаешь, что тогда он заслуживал этого.
— Допустим. И поэтому Кармелита занимает все твои мысли, так?
— Не так. Кармелита и Антон одинаково мне дороги. Они мои дети.
— И поэтому Антон живет и работает в котельной?!
— Он решил начать новую жизнь. Это нормально. Он очень изменился за это время, чему я безумно рад. И постепенно у нас ним налаживаются отношения. А у тебя, насколько я успел заметить, даже сегодня, окончательно разладились.
Это был очень точный удар, прямо в материнское сердце. Тамара, противно скрипнув каблуком, отвернулась от бывшего мужа.
И они разошлись в разные концы зала.
Для каждого представления нужно особое настроение — запал, кураж. Сегодня Миро и так был хорошо готов к выходу на сцену. Но когда к нему подошли Зарецкий с Астаховым да еще и рассказали о начале строительных работ, Миро вообще готов был взлететь. Он побежал за кулисы, нашел Соню, чтобы поделиться с ней радостью.
— Господин юрист! У меня отличная новость.
— Ну говори, — повернулась к нему девушка.
— Сейчас, только что, я разговаривал с Баро и Астаховым. Они сказали, что уже завтра можно начинать подготовительные работы к постройке дома.
— Ой! Я тебя поздравляю! — Сонины глаза заискрились от радости. — Видишь, как здорово все идет!
— Это я тебя поздравляю. Если бы не ты… ведь все же только благодаря тебе.
— Да перестань. Я ничего такого не сделала. Это Астахов и Зарецкий.
— Ну как же… А смета, а твой этот, бизнес-план, а документы?
— Да, ну так… Я просто немного помогла, а основная идея принадлежит тебе… Ты меня сейчас захвалишь, прямо.
— Сонечка, тебя нельзя перехвалить, потому что ты очень хороший человек и настоящий друг. Спасибо тебе за это.
— Это тебе спасибо, Миро… — сказала она с неожиданной грустью. — Спасибо за добрые слова.
— Соня… ты… ты обиделась на меня?
— За что? За то, что ты делаешь мне комплименты?
— Да я не об этом. Ты же… ты понимаешь, про что я говорю.
— За то, что ты сказал, что не любишь меня.
Миро отвел взгляд в сторону.
— За это, Миро, не обижаются… Насильно мил не будешь… Я, наоборот, тебе благодарна, что ты мне так честно ответил.
— Прости меня, Соня… я очень не хочу терять дружбу такого хорошего человека, как ты.
— Я тоже не хочу терять такого друга.
Они улыбнулись друг другу.
— Ну меня-то ты точно не потеряешь, — сказал Миро. — Если вдруг когда-нибудь тебе понадобится моя помощь, я всегда приду на выручку.
— Спасибо тебе… Ты тоже всегда можешь рассчитывать на мою поддержку.
— Я знаю. Тем более что ты это уже доказала своими делами. Правда-правда… Кто знает, может быть, я бы до сих пор в тюрьме сидел? А уж со строительством точно бы сам не разобрался.
Соня внимательно посмотрела на него.
— Ты очень похож на моего брата. Он был такой же, как ты… Честный и открытый.
— Мне тоже нравился Максим. Правда, мы не всегда друг друга понимали.
Соня грустно улыбнулась.
— Не понимали… Это еще что! Мы в детстве вообще дрались…
— Он был хорошим человеком, — сказал Миро тихо.
Соня кивнула:
— Здесь все о нем напоминает. Даже тут на выставке. Смотрю на его портрет и понимаю, как мне его не хватает. Его поддержки, советы… и просто улыбки.
— Ты знаешь, я понимаю, что я не Максим и вряд ли смогу тебе его когда-то заменить… Но у меня никогда не было сестры… Если хочешь, можем считать, что мы брат и сестра… Нет, я серьезно. Или ты не хочешь?
— Хочу. Мне очень нравится такой брат. — Соня поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его по-сестрински.
Вот только Кармелита, увидевшая этот поцелуй, растолковала все совершенно иначе.
В гримерной Вася с братьями и сестрами примеряли костюмы.
Да уж, Земфира расстаралась на славу. Костюмы, сшитые чуть ли не за одну ночь, были великолепны — яркие, веселые, лихие!
— Я теперь всегда только в этом буду выступать, — сказала старшая сестра с недетской серьезностью.
— Я тоже… — подтвердил Васька с мужской весомостью. — Только сегодня почему-то даже мне страшновато идти на сцену. Прям, хуже, чем с бандитами драться…
— И мне. А знаешь почему?
Васька вопросительно посмотрел на сестру.
— Потому что мы знаем, что мамы сегодня не будет.
Вася понурил голову.
Раздался стук в дверь. Вошла Кармелита.
— Можно?
Тяжелая атмосфера, сгущавшаяся в комнате, мигом развеялась.
— Кармелита! Кармелита!
Кармелита обхватила своими тонкими руками всех:
— Привет, мои хорошие. Ой, какие вы у меня сегодня красивые.
— Это нам…
— …Земфира сшила.
— Представляешь, за одну ночь!
— Да вы что?! Вот мастерица! — изумилась Кармелита. — Такой костюм и я бы надела, если б влезла в него.
Дети рассмеялись. И посреди этого смеха послышались грустные Васькины слова:
— Как хорошо, что ты пришла. Нам сегодня так страшно выступать.
Все замолчали. Кармелита поняла, что Васька сказал то, о чем думали все ребятишки, да сказать стеснялись.
— Страшно?! Почему? Не надо бояться. Разве вы, когда в прошлый раз выступали, боялись?