– Привет, Назар, – мой голос немного дрожит.
Тут же кусаю губу, злясь на себя.
Назар мгновенно улавливает напряжение.
– Что-то случилось? – тон Орлова меняется, становится твёрже и беспокойнее.
– Нет, нет… Просто… Сегодня встреча с Денисом.
Повисает тишина. Потом раздается резкий вдох, будто его ударили в солнечное сплетение.
– Муза, ты где?
Сжимаю телефон чуть сильнее, стараясь не выдать дрожь в голосе, шучу.
– Я здесь. Рядом. Еду к Вишневой. – отвечая, смотрю в темное окно, где отражается мое бледное лицо.
– Ты уверена, что тебе надо туда ехать одной?
Назар не скрывает беспокойства, и это заставляет меня почувствовать себя девочкой-девочкой.
– Я не одна. Со мной малышка, ты и твой водитель. Ну… Как ты и просил, – снова отшучиваюсь.
Генерал тяжело вздыхает. Представляю, как Назар сейчас сжимает кулаки. Судя по звуку Орлов ходит, словно готов в любой момент бросить все и примчаться.
– Назар, все нормально. Нет повода для беспокойства, – произношу примирительно, потому что не хочу его тревожить.
– Муза… Я очень волнуюсь за вас с малышкой…
В голосе Орлова слышу искреннее переживание. От этого ком в моем горле становится еще больше.
– Береги себя. И малышку, Муза, – произносит Назар, и в его тоне – столько заботы и нежности, что мне хочется провалиться сквозь землю. – Я не хочу, чтобы этот… снова сделал тебе больно.
– Он уже не может. Я справлюсь, – отвечая, улыбаюсь. – Ты же сам утверждаешь, что я сильная.
– Сильная – не значит неуязвимая, – мягко говорит Назар.
– А ты как? – спрашиваю, меняя тему, потому что если продолжится этот разговор, я расплачусь. – Назар, как у тебя дела?
– Скучаю по тебе и малышке, Музочка.
– По мне? – шепчу, улыбаясь и стряхивая слезы с ресниц.
– По твоему кофе, – со смехом язвит Орлов.
– А мы по твоему шикарном омлету, – парирую, зеркаля его игривый тон.
Мы оба смеёмся. Но в смехе генерала я чувствую напряжение, будто он смеется только для того, чтобы я не услышала, как ему плохо.
– Назар… Всё будет хорошо, – шепчу, боясь расплакаться.
– Обязательно, Муза.
Слушая, машинально кладу руку на живот, где под пальцами чувствую барахтанье своей доченька..
– Спасибо. Не переживай. Все будет хорошо.
Мы ещё недолго беседует о разных мелочах.
Завершив разговор, снова смахиваю капли с ресниц и разминаю пальцы, пытаясь унять дрожь.
Пока доезжаем до адвокатского бюро я успокаиваюсь.
К Виктории Вольдемаровне иду уверенно. Но…
Зайдя в просторный кабинет Вишневой, несмотря на панорамные окна, за которыми виден весь город, и увидев Карповича, ощущаю себя словно в клетке.
Сижу напротив Дениса, между нами только стол. Но…
Кажется, что пропасть. Взгляд еще пока не бывшего мужа, как лезвие, скользящее по коже.
– Ну что, Муза, опять решила поиграть в благородство?
Денис усмехается, в его голосе столько яда, что мне хочется встать и уйти.
Сжимаю кулаки под столом. Стараюсь держать покерфейс и сохранить на лице спокойствие.
– Мы здесь, чтобы обсудить раздел имущества, – говорит Вишнева, кладя перед Карповичем документы.
Голос Виктории профессионально холоден. Но…
Вижу, как ее пальцы слегка постукивают по папке. По такой реакции понимаю:мой адвокат тоже на нервах.
– Я уже сказал: при разделе бизнеса и недвижимости все денежные средства пополам, – цедит Денис через губу.
– Всё верно. Но… С условием, что твоя доля сразу перейдет сыновьям, – напоминаю, стараясь говорить ровно.
– Они взрослые! Пусть сами зарабатывают! Карпович бьет кулаком по столу. Я вздрагиваю.
– Все нажитое нами принадлежит и нашим детям, Денис Борисович…
– По закону, Муза, при разводе все делится между супругами, – парирует Денис мне и обращается ко Вишневой. – Разве не так, уважаемый адвокат?
– В целом так, Денис Борисович. Но… В данный момент существует вопрос несовершеннолетнего ребенка, – безэмоционально произносит Виктория.
– А-а-а… Вы про этого эмбриона?
Карпович тычет пальцем на мой живот.
– Дорогой адвокат, вам ли не знать, что на сегодняшний день человек становится субъектом права лишь в том случае, если он родится и притом родится живым, – говорит Карпович Виктории.
Во время спича его губы растягиваются в брезгливом оскале, и он тут же обращается ко мне:
– Муза, ты уверена, что этот эмбрион мой? Вишнева резко поднимает голову, ее глаза вспыхивают.
– Господин Карпович, ваше оскорбительное поведение неуместно, – гневно шипит Вишнева, пытаясь защитить меня.
Но… Мне уже все равно.
– Денис, ты хочешь денег? Получишь. Но…Только после того, как подпишешь документы на сыновей.
– А иначе что? – интересуясь, снова кривится Карпович.
– Иначе суд. И ты останешься ни с чем, – отвечаю более чем спокойно, хотя реально блефую.
Денис багровеет, жилы на его шее натягиваются как тетива.
– Ты… Блд… Совсем умом тронулась?!
– Нет, Денис Борисович. У меня все нормально с головой. В отличие от тебя я думаю о наших с тобой детях. Просто хочу поставить точку в наших с тобой отношениях, чтобы больше никогда тебя не видеть.
– И не повесишь на меня чужого ребенка? – произносит Карпович, сверля меня глазами.
– Виктория Вольдемаровна, как я понимаю, Денис Борисович не готов решать вопросы в формате досудебного урегулирования. Уговаривать его я не намерена…
Спустя два часа в ресторане “Тиволи” рассказываю Юле и Лене о встрече с Карповичем.
– Ну и? Как Капр отреагировал на твои слова? Юля смотрит на меня с тревогой, ее пальцы сжимают мою руку так крепко, будто она боится, что я рассыплюсь.
– Как ожидалось. Грязь, крики…
– Вот сволочь!!!
Лена хмурится, ее обычно веселые глаза сейчас темные от гнева.
– Но я выстояла.
– А Назар знает?
– Нет. Ни к чему это ему. Особенно в командировке. Там, где он сейчас…
– Муза, вот ты опять.., – договорить Юля не успевает.
Её перебивает звонок телефона. Вижу на экране незнакомый номер.
Принимаю вызов. Слышу на другом конце провода голос как из преисподни. Он произносит несколько слов.
Арктический холод разливается по спине, кровь стынет в жилах.
– Как так? – выдыхаю, и мой голос звучит чужим, сдавленным. – Вы что…Этого не может быть. Нет. Как такое могло случиться.
Вскакиваю с кресла, мир вокруг плывет.
– Простите, мне срочно надо уехать…
– Что случилось?! – кричат подруги, но я уже не слышу их.
– Потом объясню!
Бегу, сердце колотится так, будто хочет вырваться из груди…
Глава 43
Ресторанные двери с грохотом захлопываются за моей спиной, но я уже не слышу ничего, кроме пульсирующего в висках бешеного ритма собственного сердца.
Сердце колотится так бешено, будто пытается вырваться из груди. Губы дрожат. В горле стоит ком, горячий и колючий. Ноги подкашиваются. Но…
Я бегу, бегу сквозь шум улицы, сквозь собственное отчаяние, сквозь подлое предательство человека, которого когда-то любила.
– В перинатальный центр! Пожалуйста поторопитесь, – выдыхаю, врываясь в машину. Мой голос звучит чужим, сдавленным, будто кто-то сжимает мне горло.
Пальцы дрожат так сильно, что я дважды промахиваюсь, набирая номер.
“Господи, неужели это правда? Неужели он способен на такое? Бросить собственного ребенка? Бросить ее, когда она только что родила?” – думаю в ожидании ответа.
Трубку берут после долгих длинных гудков. Сначала слышу прерывистые, захлебывающиеся рыдания.
– Мария? – хриплю, будто бежала не несколько метров, а целые километры.
– Он… он сказал… что мы ему не нужны! – всхлипывает женщина.
В её голосе – вся боль мира, вся горечь преданной женщины.
“Боже, она же совсем девочка… Ей нет и двадцати пяти. Как он мог так с ней поступить?” – моя эмпатия побеждает мою неприязнь к любовнице Карповича.
– Дышите, Мария. Глубоко. Где вы сейчас? – задавая вопрос, сжимаю телефон так, что пластик хрустит под пальцами.
– В роддоме… Он даже не приехал… Сказал, что это не его ребёнок… что я…
Голос Марии срывается в истерике. Слышу, как на другом конце связи кто-то пытается её успокоить.
Закрываю глаза на секунду, чувствуя, как волна ярости накатывает на меня, порождая мысль: “Денис, как ты мог? Как ты мог бросить её одну в такой момент?”
– Мария, послушайте меня. Синдром Дауна – это не конец. Такие дети – особенные, солнечные. Они умеют любить, как никто другой, – стараюсь говорить мягко, но внутри всё кипит.
– Но он сказал… что это дебил!
Мария кричит. Её крик “режет” меня, и я отдергиваю телефон на секунду.
– Он в шоке. Он не понимает, что говорит, – говорю, кусая губу, чувствуя, как гнев клокочет во мне.
– Мне всё равно! Я не буду одна… Я не справлюсь!
– Мария, подождите, – вскрикиваю.
Но… В трубке раздаются сначала короткие гудки, а после оглушительное молчание.
“Чёрт!” – ругаясь, бью кулаком по подлокотнику так сильно, что водитель вздрагивает и бросает на меня испуганный взгляд.
– Извините.., – бормочу расстроенно.
Мужчина оставляет мои слова без комментария, только молча понимающе кивает.
До перинатального центра Катерина быстро.
В холл врываюсь, едва не сбивая медсестру с ног. Глазами “пробегаю” по коридору, выискивая знакомый силуэт. И вот – вижу её…
Мария стоит у выхода, сжимая в дрожащих руках сумку. На её лице – маска отчаяния: заплаканные глаза, размазанная тушь, губы, искусанные до крови.
– Мария! – мой голос звучит резко, почти как выстрел.
Она вздрагивает и оборачивается. В её глазах – пустота, будто внутри уже ничего не осталось.
– Ты зачем приехала? – хрипло шёпчет женщина, словно она кричала всю ночь. – Всё уже решено.
Подхожу ближе, замечаю, что ёе руки судорожно до белых костяшек сжимают ручку сумки.
Мария выглядит потерянной, как ребёнок, которого бросили в тёмном лесу.