— Натали Гордон, — представилась Наташа, пожав его руку, при этом смутно ощущая, что уже где-то слышала это имя. — А вы не…
— Нет, нет, не тот самый, — опередил ее со смехом незнакомец, — мое второе имя Максимилиан и у меня совершенно нет слуха. Скажите… ваш акцент? Вы полька?
— Русская. Урожденная Смирнова.
— Смирнофа… — повторил Брайн, словно пробуя на языке этот звук. — А, Смирнофф! Водка! Случайно не ваш папа ее делает?
— О нет! Ничего подобного! Просто это очень распространенная у нас фамилия.
— Жаль. Я бы хотел выразить признательность ему за эту замечательную водку. За ваше здоровье! — Брайн поднял стаканчик с кристально чистым содержимым и разом опрокинул жидкость в рот. — Что-то долго ваш муженек не является. Держу пари, он уговаривает стюардесс пересадить меня на другое место. Жуткий тип. Вероятно, редкостный зануда. Как вас угораздило выйти за него замуж? А, нет, можете не объяснять! У вас же в России холод, голод, мафия.
— Не все так мрачно, но доля истины в этом есть, — согласилась Наташа.
— Сколько вы уже женаты?
— Шесть лет.
— О, это много. Меня мои жены больше года не выдерживали. И у вас конечно же имеются эти маленькие, беспокойные существа, которым до всего есть дело?
— Нет, детей у нас нет, — с печальной улыбкой покачала она головой.
Фил Осторожный постоянно вкрадчиво повторял: «Милая, сейчас нам не время заниматься детьми. Давай я сначала разберусь с делами, а потом мы все хорошенько обдумаем». Однажды Наташа не выдержала и наговорила ему много обидных слов, от волнения перемежая английский русским. Говорила о том, что она постоянно одна, что не чувствует себя нужной. «Что же ты хочешь? О детях я пока не могу с тобой говорить, что же тогда?» — «Я пойду работать!» — заявила Наташа. «Но зачем?» — изумился муж. «Не хочу все время зависеть от тебя. Я не кукла, которую нужно одевать и укладывать спать». Фил тогда хотел сказать еще что-то против ее затеи, но подумал, что неплохо было бы как-то отвлечь жену от мыслей о детях, и согласился с ней. Дал ей денег на какие-то курсы, и больше они на эту тему не говорили.
— А у вас были бы красивые дети, — заметил мистер Адамс, невольно разбередив Наташино сердце.
— Извините, я не хочу это обсуждать, — сказала она.
— Что вы! Это вы меня простите! У меня жуткая привычка быть неприятным для окружающих. Знаете ли, я похож на этакого зловещего оракула, исторгающего из себя ядовитых змей. И очень многие из-за этого моего свойства стремятся попортить мне физиономию. Стыдно признаться, но однажды я получил в нос от монашки!
— От монашки? — переспросила со смехом Наташа.
— Жуткая история. Дело было в Нью-Йорке. Представьте себе квартал Пятидесятой улицы между Парк-Авеню и Лексингтон. Грузовой подъезд отеля «Вальдорф-Астория». Мне срочно необходимо ехать в аэропорт Кеннеди. И ни одного чекера на обозримом пространстве. Я в отчаянии. Я готов платить какие угодно деньги, лишь бы поскорее уехать. Бог внял моим мольбам: на горизонте возник именно чекер. Я машу руками, свищу, и он, естественно, спешит ко мне. И тут, вообразите себе, как из-под земли появляются святые сестры в количестве трех штук и преспокойненько усаживаются в мой чекер! Я говорю: «Дамы, если у вас под юбками сам Христос, то это не значит, что вы можете занимать чужой чекер. Это просто свинство с вашей стороны!» И начинаю по одной вытаскивать их из салона. Они обходят машину и садятся с противоположной стороны. Короче, у нас разгорелась живая беседа на богословские темы, в результате которой одна из монашек пришла в фанатичное неистовство и так распалилась, что выудила из складок одежд на свет божий сухонькой кулачок, ткнула им меня прямо в нос, через секунду юркнула в чекер и мой чекер отчалил в неизвестном направлении.
Наташа смеялась до слез.
— Рад, что смог вас развеселить, — сказал Брайн. — У вас, должно быть, хорошее настроение. Полагаю, вы с мужем едете в отпуск?
— Да, верно, — кивнула она, вытирая слезы.
— Куда, если не секрет?
— Фил приобрел коттедж где-то на Тасмании. Из Сиднея плывем в Хобарт. Фил красочно расписывал, что коттедж стоит у кромки моря, окруженный огромными эвкалиптами, соснами и буками.
— Вы там, насколько я понял, ни разу не были?
— Я — нет, не была. Вероятно, Фил решил сделать мне подарок.
Мистер Адамс достал сигареты, щелкнул зажигалкой.
— А вот и ваш благоверный! — воскликнул он, картинно помахав Филу рукой.
Наташа действительно увидела мужа. За ним шла стюардесса. Она сразу направилась к Брайну.
— Сэр, это салон для некурящих, пожалуйста, погасите сигарету. Просим простить нас, но вероятно произошла путаница с билетами. Если вас устроит, мы можем предложить вам место в салоне для курящих. Вам там будет удобнее. Следуйте за мной, сэр.
— Что ж, миссис Гордон, рад был с вами познакомиться, — Брайн поднялся, достал из багажного отделения над головой свой кейс.
— Я тоже рада познакомиться, мистер Адамс, — улыбнулась Наташа.
— Надеюсь встретить вас еще. Более того, я уверен, что мы встретимся. Кстати, насчет стюардессы я оказался прав.
И он удалился вслед за прелестницей в форменном костюме.
Фил с кривой победной усмешкой проводил их взглядом.
— И о чем вы беседовали так долго? — спросил он, повернувшись к ней.
— О том, какими сукиными детьми могут быть некоторые мужчины.
— Да, этот тип просто несносен. Терпеть таких не могу. Ладно, дорогая, я, пожалуй, немного подремлю. Чертовски устал за эти несколько дней.
Через минуту стюардесса принесла по его просьбе подушку и одеяло. Еще через минуту Фил уже умиротворенно посапывал.
Еще бы ему не устать! Муж принял решение об отпуске с необычной для него поспешностью. И этот непонятно откуда взявшийся коттедж на островах. А сборы? Какое-то помешательство! Вечером собрались, переночевали в лондонском отеле и утром уже были в аэропорту. Он даже запретил говорить своим родителям, куда отправляются, объяснив это тем, что он не хочет, чтобы его беспокоили телефонными звонками, что эти три недели принадлежат только им одним.
Конечно, это очень романтично, но Наташа знала своего мужа. И знала, как он далек от какой-либо романтики. Что же тогда?
Она снова и снова пристально вглядывалась в черты его лица.
Как бы то там ни было, Наташа привыкла к Филу, приняла его в себя, прикипела, как только может прикипеть русская женщина. Да, дурак дураком муженек, да, зануда несусветный, но ведь свой! Рожа-то уже родная, хоть и видеть бы не видела никогда. Он уже часть привычки.
У Филиппа были красивые волосы, ухоженная кожа, строгие, аристократические черты лица. Что-то в нем проглядывалось от отца, но больше черт ему досталось от миссис Гордон. Столь же тонкие, прямые губы, острый подбородок.
Почему же у них так все странно складывается в жизни? Может потому, что они не любили, а просто пользовались друг другом? Она его деньгами и положением, он ее красотой, экзотической непосредственностью, неприхотливостью и нетребовательностью.
Все могло измениться с появлением детей. Да, дети! Наташа мечтала о ребенке отчаянно. Безумно хотелось прижать к груди нежное, маленькое, родное существо. Иногда даже просыпалась ночами, слыша воображаемый плач младенца. И ходила потом до утра по огромному дому, не в силах заснуть.
Наташа достала из большой папки, которую взяла с собой, несколько рисунков. Первые, смешные, несмелые попытки изобразить окружающий мир.
Фил не знал, где она работала. А Наташа сама нашла место добровольной помощницы в маленькой клинике, в которой лечили детей, страдавших страшными заболеваниями. Работала совершенно бесплатно, но испытывала от работы неизведанное ранее удовлетворение. На одном листке изображено странное, но весело улыбающееся существо, и подпись внизу, чтобы не было никаких сомнений: «Дорогая миссис Натали».
Наташа снова сложила рисунки в папку и, глубоко вздохнув, откинула голову на спинку кресла.
Она вдруг поняла, что живет бездумно и бестолково. Благополучие само по себе не приносит радости. Годы летят. Десять лет! Пока осваивалась в чужой стране, пока постигала и переосмысливала себя, что-то незаметно ускользало, уходило сквозь пальцы. Это пугало. Филипп вряд ли бы понял ее. Но отныне все должно было измениться. Наташа склонялась к тому, чтобы простить мужу его интрижку с ненормальной Памелой Дерсон и попробовать все с начала. И хоть пылких слов любви из него и клещами не вытянешь, однако же он бросил все дела и теперь тащит ее на край света (неужели только для того, чтобы их не беспокоили во время отпуска звонками?). Возможно, Фил тоже принял какое-то решение и до последнего держит жену в неведении, следуя логике истого англичанина, привыкшего все держать в себе.
Наташа взглянула на мужа с большей теплотой, чем в последние несколько месяцев, пока тянулась эта неприятная история с Памелой. Улыбнулась, поправила на нем одеяло и тоже закрыла глаза.
2
В Сиднее их авиалайнер приземлился (к величайшему облегчению Наташи) вечером, когда огромный мегаполис уже осветился миллионами огней. При развороте ей посчастливилось увидеть замечательное зрелище — пылающие на фоне закатного неба каменные «паруса» знаменитого здания оперы, ажурный мост и сверкающие небоскребы у кромки моря.
Пока Фил разбирался с багажом, она терпеливо ожидала его в одном из кафе аэровокзала и пыталась разглядеть в толпе за окном мистера Адамса, с которым они расстались у терминала. Но Адамса нигде не было видно. Потом пришел Фил, и они отправились в отель.
Наташа, хотя и выспалась в самолете, но чувствовала себя как-то странно, будто все еще хотелось спать, но сознание не давало глазам закрыться. Грудь давила какая-то невидимая тяжесть, и странная мелкая нервная дрожь сотрясала тело.
Муж заметил ее состояние, полуобнял с успокаивающей улыбкой.
— Ничего, это иногда случается с путешественниками. Смена часовых поясов и времен года не проходит даром. Мы с тобой улетели из осени, а прилетели в весну. Вуала, как говорят лягушатники, — маленькое чудо! Чего не сделаешь ради любимой жен