Он махнул рукой в направлении закрытой двери и мимоходом заметил:
— Там кухня. Слуги живут за гаражом по другую сторону бассейна.
Он проводил ее к бару, и Карли увидела круглый стол, накрытый на двоих. Здесь, в отличие от остальной части дома, все выглядело обжитым. Прежде чем Карли успела как следует рассмотреть встроенные книжные полки, кожаный диван и телевизор с огромным экраном, она заметила, что Джонатан смотрит куда-то мимо нее.
— Вон там, на стене. Картина, которую я обещал вам показать.
Карли немного помедлила, слегка побаиваясь оглянуться и посмотреть, потом взглянула.
Рядом с дверью, через которую они вошли, висел написанный маслом портрет женщины, одетой в настоящий костюм матадора. Карли не увидела в ней большого сходства с собой, но цвет одежды был почти одинаков, и женщина стояла в той же самой позе, в которой Карли предстала перед Джонатаном в гостиной.
Девушка на полотне — совсем молоденькая — излучала необычайную внутреннюю силу. Художнику удалось запечатлеть этот дух независимости и передать его в изгибе тела и повороте головы.
Искусное золотое шитье сияло на пурпуре шелка обтягивающих панталон и жилета, чулки кораллового цвета обрисовывали стройные икры, а на ногах у девушки были плоские черные тапочки. Темные волосы были убраны назад, на голове красовался черный берет, надвинутый на лоб.
Пока Карли рассматривала картину, в ней росло убеждение, что это нечто большее, чем портрет девушки в маскарадном наряде. Незнакомка явно многое значила в жизни Джонатана.
Карли обернулась к нему.
— Вы ее знали? — И, когда он кивнул, продолжала: — Она из вашей семьи?
Джонатан снова кивнул, а его губы медленно растянулись в усмешке.
Карли изучала портрет, стараясь установить время, когда он был написан. На заднем плане не было никаких атрибутов — просто пастельный фон, который концентрировал все внимание зрителя на лице девушки.
— Она действительно была матадором? Карли старалась не выдать внутреннего содрогания. В ее представлении бой быков попадал в ту же категорию, что вивисекция, браконьерство в африканских заповедниках, убийство тюленьих детенышей. Для нее это было то же самое, что топить в ведре новорожденных котят только потому, что легкомысленные владельцы не потрудились сделать простую операцию кошке.
Улыбка Джонатана стала шире. Казалось, он в восторге от реакции Карли.
— Это моя бабушка Монтано. К тому времени, как ей исполнилось двадцать, она стала кумиром Мехико.
Он расправил плечи. Судя по его поведению, Джонатан очень гордился бабкой.
«Отвратительно, — подумала Карли, прилагая все усилия, чтобы он не мог прочесть ее мысли. — Она убивала быков».
Но она понимала, что должна сказать что-нибудь лестное.
— Ваша бабушка настоящая красавица, но я на нее не так уж похожа.
Он перевел взгляд с лица Карли на полотно.
— Она была сложена точно так же, как вы, — задумчиво заметил он. — И, хотя на портрете этого не видно, почти не уступала вам ростом. Дед говаривал, что это единственная женщина которой он может смотреть в глаза не наклоняясь. Он считал, что в жилах ее предков текла кровь викингов.
Когда они возвращались к уютному бару, Карли уловила слабый хорошо знакомый запах. Из арки в противоположном конце комнаты выходил огромный мраморный дог.
— Кто это к нам пришел? — проворковала Карли, присев на корточки и протянув руки к собаке. — Если бы я не знала, что это датский дог, можно было бы подумать, что это Голубой Бычок собственной персоной. Иди сюда, девочка, дай я на тебя Посмотрю.
Не обращая внимания на Карли, собака подошла к Джонатану и села рядом как воплощение хороших собачьих манер. Джонатан потрепал ее по голове.
— Она не Голубой Бычок, а я не Поль Баньян, — скромно проговорил он. — Не могу позволить себе говорить за Шебу, но сам я польщен сравнением.
Карли оценивающе взглянула на собаку, которая спокойно сидела у левой ноги хозяина.
— Красивое животное, и она так прекрасно воспитана.
Улыбнувшись, Джонатан подошел поближе к Карли. Собака последовала за ним.
— Позвольте представить вам Шебу из Инвернесс-Корта. Шеба, поздоровайся с Карли Мак-Донаф.
Собака села перед Карли и протянула ей правую лапу. Карли серьезно пожала ее. Шеба завиляла хвостом. Тогда Карли присела, повернула голову, И ее щеки коснулся влажный собачий язык.
— Спасибо, дорогая. — Шеба прижала уши, хвост ее задвигался быстрее. Карли порывисто обняла собаку за шею. — Сколько ей? — спросила она, выпрямившись. — Если я хоть что-нибудь понимаю в собаках, в этом натренированном теле еще сидит щенок.
— Ей исполнилось три в марте. — Джонатан слегка нахмурился, потому что Шеба встала, все еще виляя хвостом. — Пойдем, — он махнул рукой. Собака пошла между ними.
— Давайте отложим деловой разговор на после обеда, — предложила Карли, которой не терпелось узнать побольше о семье Джонатана. — Расскажите мне о вашей бабушке. Она долго участвовала в корриде?
Джонатан снисходительно улыбнулся.
— Дедушку не прельщала перспектива иметь жену-матадора, поэтому бабушкина карьера кончилась сразу после того, как он увидел ее выступление на арене Мехико.
— Похоже, у вашего деда было все в порядке со здравым смыслом, — удовлетворенно заметила Карли, узнав, что бабушку Монтано заставили отказаться от экзотической профессии.
— Вы бы ему тоже понравились, — ответил Джонатан. — У него был нюх на женщин, которые не боятся заниматься мужским делом. — У него дрогнули губы.
Карли слегка опустила голову, услышав его замаскированный комплимент и не желая признавать, как это было приятно.
— Они живы? — спросила она.
— Нет, умерли, когда я был подростком. Джонатан усадил Карли за низкий столик и включил лампу под оранжевым абажуром.
— Могу я предложить вам что-нибудь выпить? У меня неплохо получаются мартини и дайкири.
— Лучше всего было бы белое вино.
Когда он вернулся с вином для Нее и коктейлем для себя, Карли отважилась продолжить расспросы.
— Раз ваши дед и бабка были мексиканцы, значит, и мать тоже? Вы выросли в Мексике, Джонатан? — Она внимательно изучала его лицо.
Воодушевление, с которым он говорил о деде и бабке, сменилось каким-то болезненным выражением.
— Да, — коротко бросил он и сделал большой глоток из высокого стакана.
— А где?
Глядя на его окаменевшее лицо, она уже ожидала услышать, что это не ее дело. Но он ответил:
— Мама жила в Байе, когда я был ребенком, но лето я всегда проводил с дедушкой и бабушкой в Мехико.
Когда он упомянул о деде и бабке, его тон, смягчился. Очевидно, они оказали большое влияние на жизнь внука.
— Бабушка обожала путешествовать, — продолжал Джонатан, — и мы каждое лето ездили то в Испанию, то в Португалию, то в Буэнос-Айрес.
— Замечательно повидать мир, — воскликнула Карли. Такой жизни она даже не могла себе представить.
Казалось, он не разделяет ее энтузиазма.
— Это если вам нравится жить в гостиницах. — Голос его звучал без всякого выражения.
— Отец с матерью когда-нибудь ездили с вами? — Может быть, он скучал по родителям и поэтому не любил ездить за границу?
— В путешествия? — Джонатан вопросительно взглянул на нее.
— Ну да, и когда вы уезжали на лето в Мехико. — Кажется, ему не хочется говорить о родителях.
— Время от времени они наезжали в Мехико. — У него дернулся мускул на щеке. — Но они никогда не ездили за границу. Отец был слишком занят делами.
— А чем он занимался?
Она пригубила вино. Заставить его рассказывать о родителях было все равно что купать кошку — за каждое слово приходилось сражаться.
По его лицу было видно, что он колеблется. Карли поставила локти на стол, придвинулась к нему ближе и ждала.
— Он основал корпорацию «Геркулес». — Джонатан снова отпил из стакана.
Она постаралась скрыть удивление. Значит, Джонатан был не просто крупным чиновником компании. Тогда понятно, почему он так богат. Он получил деньги по наследству, как все эти маменькины сынки из колледжей.
— Значит, ваш отец американец? — Она не совладала с голосом, и вопрос прозвучал излишне резко.
— Да, Norte Americano. — Джонатан бросил взгляд на дверь.
Проследив за его взглядом, Карли увидела плотную женщину с квадратной фигурой, на которой был яркий передник из набивного ситца, поверх красновато-коричневой гофрированной юбки и такого же цвета блузки. Джонатан кивнул, и она поспешила к столу.
— Карли, это Маргерита. Я знаю ее и Гилермо — это ее муж — с самого детства.
Шеба, которая сидела у стула Джонатана, при виде Маргериты застучала хвостом по полу, но не сдвинулась с места.
После того как Джонатан познакомил женщин, Маргерита подала гаспачо.
— Теперь начинай жарить бифштексы, — попросил Джонатан.
Когда кухарка ушла, Карли снова завела разговор, из которого надеялась побольше узнать о родителях Джонатана. Его явное нежелание о них говорить только еще больше подстегивало ее любопытство.
— Маргерита и ее муж служили у вас в доме? — спросила она.
— В доме деда, — поправил он. — Когда дед и бабушка умерли, они перешли к матери, а от нее ко мне.
Карли отставила бокал с вином и съела ложку супа. Почему он говорит «к матери», а не к «родителям»?
— Ваш отец жив? — негромко проговорила она.
— Он умер, когда мне было одиннадцать, — нахмурившись, ответил Джонатан. — Вот тогда я стал жить у деда и бабки.
По болезненному выражению его лица Карли догадалась, что смерть отца была для него тяжелым ударом. Может быть, и мать погибла вместе с отцом в какой-нибудь катастрофе и Джонатан остался сиротой?
— А мама?
— Она жива. — Он забарабанил пальцами по столу. — Но я уверен, что можно найти более интересный предмет разговора, чем моя мать.
Карли все-таки отважилась задать еще один вопрос.
— У вас есть братья или сестры?
— Нет, но не могу сказать, что мне их не хватало. — Его губы тронула циничная усмешка. — Второй муж моей матери был богат как Мидас, но по возрасту годился мне в братья. — В его голосе слышалась горечь, и он сразу же помрачнел, будто жалея о том, что сказал лишнее.