олке, а посередине — три наших, Элкина, моя и Анночкина, самая нижняя из трёх. И там три комнаты — у каждой своя комната с настоящей, но очень маленькой мебелью. Это нам Мамочка с Папой сделали сразу, как мы вернулись из Свердловска. А совсем недавно был мой день рождения — мне исполнилось семь лет. И мне много всего подарили, но самый необыкновенный подарок — мебельный гарнитур! Когда я открыла глаза и посмотрела на стул, я не просто обалдела — я ещё обомлела, и есть такое ужасно прекрасное слово — остолбенела!!! На стуле стоял маленький, для кукол, стол — блестящий, тёмно-вишнёвый, с небольшими жёлтыми штучками. Это, Мамочка сказала, называется «инкрустация». Четыре таких же стула и… ДИВАН! Мы все втроём, даже Элка, чуть с ума не сошли от радости — так это красиво! И ещё у меня на полке есть кровать, в ней лежит маленькая кукла, и там есть и подушка, и одеяла, и всё, что должно быть на кровати. И ещё у меня на полке есть ШКАФ! И ТУАЛЕТ С ЗЕРКАЛАМИ! И у Эллочки такой же туалет есть. У всех красивые полки, немножко разные, а у Анночки даже есть умывальник-Мойдодыр. Очень красивые комнаты, но там нет света. Сегодня, когда Папа придёт с работы, поужинает и сядет за свой письменный стол, я к нему подойду и скажу так, как будто это не очень всё важно и мне совсем нетрудно, но интересно!
Вот так я всё вчера решила, а когда вечером Папа сел за свой стол и стал что-то паять, я подошла к нему и сказала:
— Папа, я хочу кое-что сделать по электричеству — я думаю, у меня это получится, но я хочу с тобой посоветоваться.
— А что ты хочешь сделать… по электричеству? — Папа сразу голову поднял, и у него даже глаза заблестели, ему, наверное, очень интересно, что я придумала.
— Я хочу, — говорю, — на наши полки, где наши три комнаты, провести электричество — свет сделать. Папа сразу положил на подставку паяльник и говорит:
— Пойдём в детскую, ты мне на месте покажешь, что бы ты хотела сделать, как ты всё это себе представляешь.
Пришли в детскую, подошли к полкам.
— Я хочу лампочку повесить у себя на полке, — говорю, — посередине, если считать длину, но сюда, к нам поближе, чтобы свет немножко попадал на Анночкину и Эллочкину полки.
— Разумно, — говорит Папа, — а как ты провод к ней подведёшь?
Ух Папка, какой он хитрый! Проверяет, вдруг я просто так сказала и жду, чтобы он мне всё подсказал. А я всё сама придумала и знаю, как провод провести, потому что я смотрела, как он к туалету Мамочкиному проводил электричество. Я у него всё спрашивала, а он мне всё рассказывал. И в кухне я смотрела, а он рассказывал.
— Я провод вот так положу, — говорю и веду пальцем по полке, — здесь, — объясняю, — выведу его наружу, и вот тут будет включатель, то есть выключатель. А к нему ты мне провод от этой розетки подведёшь.
— Тоже разумно! — радуется Папа. — А почему ты снаружи не хочешь провести, — вдруг спрашивает, и такая у него улыбка, ужасно хитрая, — ведь тут короче, работы меньше?
— Ну, Папа, — говорю, — во-первых, это некрасиво, а во-вторых, посмотри, как здесь узко — я первый раз это делаю и буду этими штуками, которые провод обнимают и держат, в щель между полками попадать!
— Правильно! — говорит Папа. Я вижу, он радуется и немножко волнуется, я тоже волнуюсь. — Мартышка, ты всё хорошо придумала! — Он говорит вдруг немножко задумчиво: — Есть тут, правда, одно маленькое «но».
Вот ведь, чёрт возьми, думаю, как я ненавижу это маленькое «но»! Иногда что-нибудь очень интересное придумаешь, всем расскажешь, всем нравится, а потом Мама, Папа или Бабушка скажут: есть тут одно маленькое «но» — и сразу ничего не получается!
— Какое «но»? — спрашиваю.
— Молотком по пальцу можешь ударить, — объясняет Папа, — скобкой палец поранить — на левой руке, естественно, несколько дней на скрипке играть не сможешь!
Подумаешь, играть на скрипке не смогу, думаю, но говорю совсем другое, умное:
— Я буду всё делать аккуратно! Буду!
Я вижу, что Папа очень доволен, даже рад, но старается, чтобы я этого не заметила!
— Пойдём, Мартышка, — говорит, — я всё тебе дам, объясню, как проще работать, и схему нарисуем.
Пришли в столовую, Папа сел за свой стол и всё мне дал: две лампочки на всякий случай, провод с запасом, так он сказал, выключатель, отвёртку, ножницы, молоток и скобки такие специальные — это, если у тоненького гвоздя шляпку снять, конец этот заострить и гвоздик сложить пополам, — вот такая скобка, она провод прикрепляет куда надо. Но сначала по ней надо стукнуть молотком! И схему нарисовали. Потом Папа мне объяснил, как куда надо подсоединиться, как скобки забивать и при этом по пальцам не бить.
Сегодня у меня нет музыкалки, но есть уроки — домашние задания, я их делаю, чтобы потом не было никаких маленьких «но». И гулять не пойду, потому что мне уже хочется всё это электричество скорее делать — интересно ведь! Принесла с кухни табуретку, всё на ней положила… и стала делать электричество.
Очень трудно оказалось эти скобки забивать: надо взять её в левую руку, зажать между большим и указательным пальцами, провод обнять и приставить всё это к стенке полки, потом — тюк молотком, либо по пальцу попадаешь, либо скобка улетает. Вот ведь чёрт! Ничего не получается! Стала делать, как Папа учил, но это очень долго. Сначала надо чуть-чуть пристукнуть, но чтобы скобка держалась, а потом руку левую убрать и сильно стукнуть. Иногда она хорошо входит, а иногда всё равно куда-то улетает!
Я уже долго всё это делаю, сделала меньше половины, средний палец почему-то молотком сильно пристукнула. Как он под молоток попал? Держала его под холодной водой. Очень спина и шея устали, потому что тянусь всё время вверх. Села на Бабушкину кровать — немножко надо отдохнуть. Мамочка приходит, смотрит на мою работу, потом смотрит на меня, спрашивает:
— Устала?
Я говорю:
— Я не устала, я просто отдыхаю!
Мамочка улыбается и говорит:
— Ты молодец — хорошо всё делаешь, но ты уже много сделала, может, завтра закончишь?
— Нет-нет, — говорю, а сама даже испугалась, чувствую, надо всё сделать сегодня.
— Ну работай, Нинуша, — говорит Мамочка, — комнаты с освещением у вас станут очень красивыми. — И уходит.
Я рада, что Мамочке нравится, но я очень устала и начинаю торопиться. Только стала торопиться, сразу проколола указательный палец. Пошла йодом помазала, кровь быстро перестала — я большим пальцем указательный зажала, меня Папа так давно научил, ещё в Свердловске. Не думала я, что так трудно быть сыном!
Все пошли ужинать, а я прошу Мамочку: мне обязательно надо сегодня доделать! «Хорошо-хорошо, — говорит Мамочка, — работай, уже не так много осталось».
Когда что-то очень трудное делаешь, бывает такое время, что кажется: всё, больше не могу! И тогда я себе строго говорю: надо делать и сделать! И вдруг становится легче, и силы какие-то другие становятся! Я так себе сказала и стала дальше делать — и пальцы болят, и спина с шеей, и руки, а всё равно стало легче. И я всё сделала!
Пришёл Папа, всё осмотрел очень внимательно и говорит:
— Мартышка, ты хорошо всё сделала! Хорошо и правильно! Руки поранила?
Я вдруг рассердилась и говорю:
— Ну Папа!
Он кивает головой и говорит:
— Для первого раза это совершенно естественно. Иди, Мартышка, ужинай, уже поздно. — И добавляет: — Молодец!
Я ужинаю очень медленно, есть не хочется, но я знаю, что надо есть. Поела, пошла умылась, всё болит, в голове почему-то совсем нет никаких мыслей. Мамочка ждёт меня около ванной. «Пойдём ненадолго в столовую, — говорит мне. — Сейчас скоро будет сюрприз!» Я иду за ней — в столовой все сидят, кроме Папы, я сажусь на стул и ни о чём не думаю. Все о чём-то говорят, а я думаю: скорей бы уж настал сюрприз!
Приходит Папа и зовёт нас всех в детскую, мы идём. Подходим к полкам, Папа говорит: «Мартышка — включай!» Я смотрю — он за это время к выключателю от розетки провод подвёл. Я так обрадовалась, выключатель наверх подняла… и лампочка загорелась! Все стали хлопать в ладоши, а Анка стала кричать и прыгать от радости. Мамочка с Бабушкой подошли к полкам совсем близко, и Мамочка говорит: «Комнаты стали совсем другие!» А Бабушка говорит: «Они стали очень нарядные!» Элка смотрит на меня, головой качает и говорит: «Как хорошо ты всё придумала… и сделала! — Потом добавляет: — Я не думала, что ты сможешь!»
Я думаю: очень всё это здорово, но лучше я всё-таки не буду больше Папиным сыном.
Лучше я буду, как и раньше, Папиной дочерью!
Кто скачет, кто мчится
«Шура, ну давай «Лесного царя», — предлагает Мамочка. Она сидит за роялем, рядом стоит дядя Шура, на пюпитре ноты, и они оба их разглядывают.
Папа в своей семье — самый младший. У него два старших брата — старший брат дядя Миша, он умеет играть на скрипке, на виолончели и на контрабасе, средний старший брат дядя Шура, он умеет играть на скрипке и виолончели и очень хорошо поёт. Они доктора. И старшая сестра — тётя Томуся, она умеет играть только на рояле и умеет хорошо говорить на трёх языках.
Папа рассказывал, что, когда началась война, оба брата пошли на фронт. Дядю Мишу не взяли, потому что ему было больше пятидесяти лет и какие-то болезни, а дядю Шуру взяли, хоть он был психиатром. В сентябре 1941 года он вёз на открытой грузовой машине раненых с «передовой», а их расстрелял фашистский самолёт — когда он подлетал, дядя Шура лёг на раненых и закрыл их, его «всего изрешетило», так рассказывал Папа. Дядю Шуру отвезли в госпиталь в Москву, там ему сделали много операций, и он не умер, но на фронт его больше не взяли, а Папу в это время «вернули» с фронта — он тоже туда ушёл, но ему сказали, что такие учёные должны работать для фронта, а не воевать! И он оказался в Москве, когда дядя Шура лежал в госпитале после операций. Папа за ним ухаживал, потом забрал его к нам домой и там «выхаживал». Он его «выходил» и поехал куда-то далеко, где уже работал его институт, а дядя Шура остался в Москве и стал работать главным врачом госпиталя, который был в здании какой-то школы. Сейчас он, пока война и блокада Ленинграда, живёт в Москве, и к нему из эвакуации, тоже в августе, приехала его семья — тётя Галя и две дочки, они наши