— Ты, деточка, не суди, ведь ты знаешь её только один день.
— Ну и что ж, что один день, — говорю, — я чувствую, что она недобрая и нехорошая!
— Поживём — увидим! — сказала Мама.
Прошло недели две, не больше, на уроке я поднимаю руку — учительница кивает головой, я встаю и говорю:
— Разрешите выйти из класса! — Когда ты хочешь пописать и понимаешь, что до конца урока трудно терпеть, ты поднимаешь руку и говоришь: «Разрешите выйти из класса!» Я часто хочу писать, хотя писаю почти на каждой переменке. Когда в первом классе я поднимала руку и просила разрешения выйти из класса, Мария Григорьевна всегда спокойно говорила мне: «Иди!» Сейчас я стою, смотрю на нашу учительницу, она подпирает голову рукой, второй рукой ковыряет себе щёку, смотрит на потолок и спрашивает:
— Почему ты так часто просишься выйти?
У меня от удивления, наверное, глаза стали, как у Анночки, и я думаю: что мне делать? Сказать, что очень писать хочу? Но ведь это, по-моему, и так все знают. Она смотрит на меня, потом опять на потолок, опять на меня и говорит грубо:
— Иди!
И вот сегодня на третьем уроке мне очень захотелось писать, я поднимаю руку, она смотрит на меня, выпрямляется и перестает дергаться, кивнула головой, я встаю.
— Что тебе? — спрашивает она, и мне вдруг кажется, что она улыбается.
— Разрешите выйти из класса? — говорю как всегда.
— Нет! Не разрешаю! — И я понимаю, что она улыбается. — Мне это надоело! — Она говорит это просто весело. — Садись… Шнирман.
Я прихожу в бешенство, у меня сильно стучит сердце — это «война», думаю, очень нехорошая «война»! Вдруг вспоминаю так много всего… двор… лагерь… Свердловск — и успокоилась, потому что поняла и решилась!
Стою и не сажусь.
— Я кому сказала: садись! — Она перестала смеяться, опять задёргалась и закричала: — Никуда не выйдешь! Будешь до конца урока сидеть! Ну, а уж если опозоришься… — И она опять засмеялась.
Тогда я, глядя ей в глаза, выхожу из-за парты, аккуратно опускаю доску и спокойно выхожу из класса. Иду по коридору, у меня не стучит сердце — я понимаю, что, наверное, теперь всё будет как-то по-другому, но хуже не будет. В уборной открыта большая форточка, оттуда дует прохладный ветер, и мне становится совсем спокойно.
Когда я возвращаюсь в класс, там очень тихо. Учительница красная, дёргается, увидев меня, она кричит:
— Убирайся немедленно! Бери свой портфель и убирайся! Завтра пусть мать придёт в школу! — Я собираю портфель, иду к дверям, и тут она не просто закричала, а заорала: — Ты поняла?!
Я отвечаю громко и понятно:
— Поняла!
Некоторые девочки сидят с опущенными головами. Я выхожу из класса.
Когда я иду по пустому, совсем тихому школьному коридору, я вспоминаю «Маленькую принцессу» и думаю, что Сара Крью обязательно бы попрощалась с этой чертовкой и улыбнулась бы ей по-настоящему, потому что Сара, как сказала Мамочка, никогда не «опускалась до невежливости». Я тоже стараюсь не «опускаться», но это очень трудно! Иногда не получается.
Дома рассказываю всё Мамочке. Бабушка с Анночкой пошли в поликлинику, Ёлка в музыкальной, Папа на работе. Я рада, что мы с Мамой одни, потому что всё это неприятно.
Мамочка слушает, и я чувствую, что она в бешенстве, — так это никто не заметит, но я знаю, что, когда она очень сердится, нос у неё становится тоньше, а ноздри толще.
— Ну что ж, Нинуша, — Мамочка говорит весело, а нос совсем тонкий, — завтра выспишься, все свои дела переделаешь, а я схожу к этой… нервной даме, но начну с директора — ему полезно знать, с кем он работает.
— Мамочка! — Я хохочу. — Ну какая же она «дама»? Она гадкая училка!
— Нинуша! — серьёзно говорит мне Мамочка. — Прошу тебя, не привыкай к этому слову.
— Ты не хочешь, чтобы я «опускалась до невежливости»? — спрашиваю.
— Вот именно! — говорит Мамочка.
Мамочка отдыхает
Вчера пришла из музыкальной школы — я теперь хожу туда одна, меня не провожают. Я очень люблю ходить и с Мамой, и с Бабушкой, но и одной ходить очень интересно. Потом дома я рассказываю всё, что было, и всё, что видела. Смотрю, а Мамочки нигде нет, она должна быть дома, потому что обещала сегодня показать мне одну очень красивую вещь для рояля, голоса и скрипки. Ничего не понимаю — она ведь обещала! А потом думаю: я в «спальне» не смотрела, иду тихонько и заглядываю за буфет, в родительскую спальню, а там Мамочка лежит! Она лежит на прибранной кровати в юбке, кофте и чулках, её ничего не прикрывает — она лежит на боку, только ноги немножко согнуты, и читает книжку. Я никогда не видела, как Мама лежит, — это удивительно и очень красиво, мне кажется, что я могла бы так, незаметно, стоять и очень долго на неё смотреть. И тут же думаю: надо потихоньку Анку позвать, ведь она тоже никогда не видела, как Мамочка лежит. Тихо-тихо выхожу из комнаты, забегаю в детскую. Анночка книжки разбирает.
— Пошли, — говорю, — только очень тихо — там Мамочка лежит.
Анночка потихоньку смотрит из-за буфета на Мамочку, но я не выдерживаю и стучу по буфету.
— Входите, входите, — говорит Мамочка.
Мы заходим. Анка сразу забирается на кровать и садится сзади Маминой головы у стенки, а я забираюсь в щель между туалетом и кроватью и говорю:
— Здравствуй, Мамочка!
— Здравствуй, милая! — Мамочка лежит, как лежала, но надевает очки, потому что читает она без очков, и спрашивает: — Ну что, девочки?!
Анночка просит:
— Мамочка, можно я тебя причешу?
— Можно, — разрешает Мамочка.
Я сразу передаю Анночке с туалета Мамину гребёнку, и Анка начинает расчёсывать ей волосы на одной стороне.
А я смотрю на Мамочкину руку — у неё очень красивые маленькие руки, но пальцы длинные. И красивые недлинные ногти. Мамочка иногда делает себе «маникюр», но не красит ногти красным лаком. Мне это нравится, потому что красные ногти очень противные — не люблю их! Я смотрю на её руку и прошу:
— Мамочка, можно я тебе сделаю «маникюр»?
— А как ты хочешь делать? — спрашивает Мама.
— А я буду бархатной тряпочкой тереть, как ты, — говорю.
— Хорошо, — соглашается Мамочка, — только пусть мне Анночка страницы переворачивает.
— Буду-буду, — говорит Анночка.
В ящичке туалета лежит всё для «маникюра», я вынимаю бархатную тряпочку, беру её руку и начинаю тереть ноготь на большом пальце. Дошла до безымянного пальца — и вдруг Бабушка приходит. Она стоит между буфетом и роялем, смотрит на нас очень строго и говорит:
— Дети! Почему вы мешаете отдыхать своей Маме?
Я очень удивляюсь: почему у Бабушки такой строгий голос? Что мы такого делаем?
— Мамочка, — говорит наша Мама, — они мне совсем не мешают!
— Дети, — говорит Бабушка строго, — идите занимайтесь своими делами, ваша Мама будет отдыхать!
Анка быстро слезает с кровати, я вылезаю из щели, и мы выходим из «спальни».
— Нинуша, — слышу Мамин голос, — через часок обязательно покажу тебе то, что обещала.
Сегодня после обеда опять Мамы нигде нет, я сразу заглядываю в родительскую «спальню». Мамочка опять лежит отдыхает. Я бегу за Анкой… и опять, как вчера, Анка Мамочку причёсывает, а я ей маникюр делаю. Делаю, делаю и думаю: а интересно всё-таки ногти покрасить.
— Мамочка, — говорю, — можно я тебе ногти покрашу?
— А чем? У меня лака нет, — смеётся Мама.
— Я думаю, можно губной помадой, — говорю.
— Да-а?! — Мамочка ещё громче смеётся и говорит: — Ну попробуй! Я беру с туалета Мамочкину губную помаду, снимаю длинную крышечку и начинаю красить с указательного пальца. Покрасила — смотрю, чего-то, по-моему, не очень красиво. А Мамочка читает, лежа на боку, Анка ей страницы переворачивает. Ладно, попробую второй, может, будет лучше? Покрасила второй — опять некрасиво, но красить очень нравится. Крашу третий… И вдруг опять Бабушка приходит. Поднимаю голову, смотрю на неё. У неё лицо не просто строгое, а грозное — никогда у неё такого лица не видела.
— Что за безобразие? — говорит она низким, по-моему, даже не своим голосом. — Почему вы опять мешаете отдыхать своей Маме? — И тут она видит Мамочкины «накрашенные» ногти. Она подходит близко и говорит: — Вавочка… Ну Вавочка!
Я совсем не понимаю, почему она так на нас сердится и чем она так расстроена?
— Мамочка, — просит наша Мама, — не расстраивайся, я всё это сотру и смою — это совсем не трудно!
Вечером после ужина Мамочка говорит:
— Девочки, я хочу с вами поговорить! — Мы не уходим и теперь сидим за столом вчетвером — Мамочка и мы. Мамочка смотрит на нас внимательно и нежно. Мы ждём. — Скоро у вас появится брат или сестрёнка! — говорит она очень просто.
Элка прижимает руки к столу, я дышать забываю, Анночка вскрикивает и спрашивает:
— А где… они?
Мамочка показывает на свой живот — и я вижу, что у неё вырос живот. Думаю, как же я раньше не заметила?
— Может быть, это братик? — задумчиво говорит Анночка.
— Это пока неизвестно, — говорит Мамочка, — известно только, что со мной вот здесь, — она кладёт руку на живот, — живёт мой Маленький Ребёночек!
— А как мы его назовём? — спрашивает Ёлка.
— Девочку — Машенькой, а мальчика — Мишенькой, в честь дяди Миши! — говорит Мамочка. — А теперь, девочки, вам пора спать.
Эллочка встаёт первая, подходит к Мамочке, целует её и говорит:
— Спокойной ночи, Мамочка. Потом подхожу я, обнимаю её и говорю тихо:
— Мамочка, милая, спокойной ночи!
Она целует меня. Подходит Анночка, она целует Мамочку и говорит:
— Спокойной ночи, Мамочка… — Потом гладит её по животу и говорит нежно-нежно: — Спокойной ночи, Маленький!
Как она это сказала! Как она это придумала?! Смотрю на Анку, восхищаюсь и думаю: она действительно Принцесса!
Теперь Мамочка не приходит нас укладывать спать, мы сами говорим ей «спокойной ночи», потом осторожно гладим её по животу и говорим: «Спокойной ночи, Маленький!»
Скоро мой день рождения — он 20 ноября, мне будет восемь лет! Сегодня после ужина Мамочка зовёт нас в столовую, мы приходим и садимся за стол — мы втроём и Мамочка. Она смотрит на нас немножко весело и… особенно! Мы ждём. Она говорит: