Похоже, Петронилла влюбилась. Но я не уверена.
В кого? Я тем более об этом не знаю. Чем все закончилось? Неизвестно.
Поскольку она вновь стала моей компаньонкой по выпивке, я допрашивала ее с пристрастием, когда мы обе достигали определенного градуса. Безрезультатно. Выпив шампанского, она болтала о чем угодно, только не об этом.
К тому же это не мешало ей писать. Как известно, любовь вдохновению не помеха.
В 2012 году она опубликовала самый прекрасный из известных мне аллегорических романов – «Ближайшие». Затем фантастический роман о татуировке «Кровь печали». Хоть это не бросалось в глаза, каждая ее книга была в своем роде историей любви.
Петронилла много путешествовала. После поездки в Будапешт она надолго пропала в Нью-Йорке. Она говорила, что, подобно Фредерику Моро из «Воспитания чувств», хочет испытать эту «меланхолию пароходов».
– Ты поплыла в Нью-Йорк на пароходе? – изумилась я.
– Главное – самой в это верить, – загадочно ответила она.
В начале 2014 года до меня дошли слухи столь невероятные, что я не хотела в них верить, – будто бы Петронилла несколько раз в неделю в одном подозрительном ночном заведении играет в русскую рулетку.
Я расхохоталась от всей души и собиралась уже позвонить вышеупомянутой особе, чтобы поведать, какие слухи о ней ходят. «Это приписывают только тому, кто на такое способен», – собиралась я ей сказать, но тут она объявилась сама.
– Я не смогу прийти в четверг вечером.
– В какой четверг вечером? В следующий?
– Двадцатого марта.
– Но это твой день рождения.
– Я работаю.
– Ты работаешь вечером в свой день рождения?
– Именно.
– Но ты обещала мне этот вечер!
– Не настаивай!
И повесила трубку. Я была очень обеспокоена. Пыталась себя убедить, что это ее очередное любовное свидание. «Но почему у нее такой равнодушный голос?» – терзалась я вопросом.
По слухам, которые дошли до меня, Петронилла играла в русскую рулетку в каком-то полуподвальном клубе на улице Сен-Сабен. Поскольку вечер 20 марта теперь был у меня свободен, ничто не мешало мне зайти в вышеупомянутое заведение.
В условленный день около семи я прибыла на место, одетая как маркитантка, следующая за рыцарями Святого Грааля, что не выделяло меня среди прочих посетителей.
«Несчастная Петронилла, тебе и в самом деле нужны деньги, раз ты готова работать в таком прокуренном притоне!» – думала я.
В герметичном рюкзачке, наполненном кубиками льда, я принесла бутылку шампанского «Жозеф Перье», «блан де блан», миллезим 2002 года, и бокалы в боковых карманах. И правильно сделала, потому что в карте вин заведения на Сен-Сабен – стиль готов обязывает – имелись только пиво и сладкое вино с корицей.
Об игре в русскую рулетку не извещала ни одна афиша, то ли чтобы избежать неприятностей, в случае если нагрянет полиция, то ли потому, что все эти слухи – полная ерунда, решила я.
Своды заведения наводили на мысль, что раньше здесь были катакомбы, освещение годилось бы для какого-нибудь тайного склепа, а у клиентов и официантов на каждом пальце было по перстню с черепом – все здесь предвещало смерть. Тревога охватывала меня все сильнее.
Раздалась красивая мелодия – мне понадобилось какое-то время, чтобы ее распознать, – «Рулетка» американской рок-группы «Систем оф э Даун». Для присутствующих это был некий сигнал: все замолчали. Поскольку здесь не было ни сцены, ни эстрады, Петронилла подошла прямо к барной стойке. В первый раз в жизни она показалась мне высокой, возможно, потому, что была единственной, кто стоял, а не сидел. Из кармана джинсов она вытащила револьвер и своим высоким невнятным голосом начала произносить вступительную речь:
– Дамы и господа, русская рулетка – это игра, которая никогда не выходит из моды…
Дальше я не слушала. Черт побери, так это все всерьез! Простой и вполне объяснимый страх уступил место панике, я сжалась и почти окаменела.
Специально для тех, кто, возможно, не знаком с правилами игры, Петронилла открыла оружие, продемонстрировала пустой барабан, вложила в него единственный патрон, закрыла и прокрутила эту штуку, благодаря которой револьвер получил свое название. Свой треп она закончила словами:
– Есть ли в зале добровольцы?
Публика рассмеялась. Я нет.
– Вот всегда так – рассчитывать можно только на себя.
Композиция группы «Систем» закончилась.
– А теперь попрошу тишины.
Добиться тишины не составило никакого труда. Слышно было, как крутится барабан, или по крайней мере казалось, что слышно; все внимание было приковано к тому, что происходит у барной стойки. Петронилла приставила ствол к виску и заговорила снова:
– Достоевский, которого приговорили к смертной казни и который не знал, что его в последнюю минуту помилуют, рассказывает, что чувствовал, стоя перед расстрельной командой, он говорил о невероятно долгих – до головокружения – мгновениях, о немыслимой красоте самых обычных вещей, о том, как глаза начинают видеть то, что надо видеть. И теперь я могу подтвердить: он был прав.
Она нажала на курок. Ничего.
Я собиралась уже было упасть на колени, чтобы возблагодарить провидение, когда она заговорила вновь:
– В вестернах эта штука называется шестизарядником. Значит, я буду стрелять шесть раз. Осталось пять!
Когда она опять начала свои манипуляции с револьвером, у меня промелькнуло смутное воспоминание: лет десять назад было популярно какое-то видео – «Секреты русской рулетки» или что-то вроде того, где некий специалист объяснял, как можно крутануть барабан, чтобы патрон оказался в определенном месте. Может быть, Петронилла тоже владеет этим приемом? Во всяком случае, я на это надеялась.
Она нажала на курок. Ничего.
– Еще четыре! – объявила она.
Я наблюдала за движением, каким она приводит в действие барабан, – оно казалось естественным до такой степени, что заподозрить расчет было невозможно. Мне не удалось бы найти объяснения.
– Теперь ствол сам находит путь к виску, – сказала она.
Снова нажала на курок. Ничего.
– Еще три.
Даже если Петронилла и видела тот фильм, все равно риск был колоссальным. И опытный иллюзионист мог бы совершить ошибку, что уж говорить об этой авантюристке.
Она нажала на курок. Ничего.
– Еще два.
Одна лишь Петронилла и сохраняла хладнокровие. Все остальные окаменели от ужаса, в первую очередь я. То, что мы чувствовали и что могла выразить лишь сгустившаяся до предела тишина, было нечто большее, чем страх, высшая степень напряжения – время замерло, каждая секунда дробилась на бесконечное количество осколков, каждый из нас – как Достоевский перед взводом расстрельной команды – ощущал дуло револьвера у собственного виска.
Она нажала на курок. Ничего.
– Еще один раз.
Словно молния, меня пронзило озарение: сразу же, с первой нашей встречи с Петрониллой, у меня возникло это ощущение близости с ней – опьянение, которое, за неимением более точного определения, можно назвать влечением к риску; оно не соответствует никакой биологической пульсации, не поддается рациональному анализу, и мне тоже было присуще это качество, возможно не так наглядно, но вполне определенно и в условиях, которые сложно здесь описать. Нас с ней никак нельзя было причислить к большинству, к тому же мы пребывали в том золотом возрасте, для которого характерны осмотрительность и осторожность, но от этого понимали друг друга еще лучше. Как могла я подумать, что она выполняет этот трюк с рулеткой ради денег? И как сама она могла уверять, что тестирует лекарства из корыстных интересов? Если Петронилла вновь и вновь подвергала себя опасности, так это ради того, чтобы познать высшую степень возбуждения, исступление от острого ощущения жизни.
Она нажала на курок. Ничего.
Поскольку в зале уже орали, Петронилла велела всем замолчать и заговорила вновь:
– Только не думайте, что я с вами шутила.
И, не вертя больше барабан, она прицелилась в бутылку на барной стойке и выстрелила. Выстрел прозвучал так громко, что заглушил звон разбившегося стекла.
Раздался гром аплодисментов. Сияющая Петронилла подошла к столику, за которым, кроме меня, никого не было, и подсела рядом.
– Браво! Это было великолепно! – ликовала я.
– Ты так считаешь? – произнесла она с напускной скромностью.
– Какой оригинальный способ отпраздновать тридцать девять лет! Это намек на «Тридцать девять ступеней» Хичкока?
– Почему бы и нет? Что будем пить?
– У меня есть все, что нужно, – ответила я, вытаскивая из рюкзака бутылку шампанского.
Наполнив бокалы, я произнесла тост за нее. Первый же глоток показался восхитительным: ничто так не облагораживает напиток, как русская рулетка.
– Ты могла сегодня пить без меня, – сказала Петронилла.
– Знаешь, ты напомнила мне одно высказывание Наполеона, который всегда ставил охлаждаться бутылку шампанского, чтобы выпить после битвы: «В победе вы заслуживаете шампанского, в поражении вы нуждаетесь в нем».
– Ну и каков твой вердикт?
– Ты его заслуживаешь. С днем рождения!
Как обычно, я говорила слишком быстро. Поздно ночью у нас возник спор по какому-то пустячному поводу, алкоголь сильно преувеличил его значимость. Мы шли по бульвару Ришар-Ленуар, и Петронилла, которой решимости было не занимать, вложила патрон в барабан и прокрутила его. Потом приставила ствол к моему виску и выстрелила.
– На этот раз в уличной ссоре погибнет не Марло, – сказала она моему трупу.
Она порылась у меня в сумке, нашла там эту рукопись, сунула себе в карман, а мое тело спихнула в канал Сен-Мартен.
Назавтра была пятница, рабочий день. Для очистки совести Петронилла отнесла рукопись в мое издательство.
– Текст небольшой, – сказала она главному редактору. – Я пока тут посижу, вы прочтете, а потом мы поговорим.
Она уселась в моем кабинете и со свойственной ей бесцеремонностью два с половиной часа проболтала по телефону с Томбукту.