Через два месяца понял, что недоделки по работе – отложенные письма, проекты, которые не успел прочитать, – скопились в гору, способную засыпать и его, и ее. Он принес лэптоп в больницу, но Майя требовала слишком много времени. Он извинился и сказал, что пару недель будет приходить пореже, пока не разгребет завалы.
Бартек встретил Хелле на Фальконер Алле. Она постройнела и помолодела. Они присели в кафе близ торгового центра. Спросила, как у него дела. Он не знал, что ответить.
– Я слышала. О тебе много говорят. – Она улыбнулась. – Действительно, достойно уважения.
– А ты как?
– Как всегда. Живу как-то. Главное, не поддаваться воспоминаниям. Но, знаешь, у меня есть некоторые перемены. Я бросила работу.
– Очередную, – засмеялся Бартек.
– Ты выглядишь очень подавленным. Я теперь работаю на себя. Открыла фотостудию. И радость, и работа. Теперь понимаю, как мучилась раньше. Езжу верхом и думаю о параплане. Пробовал когда-нибудь? А стоит. Там, наверху, легко обо всем забыть.
– Меня все устраивает.
– Ты совсем не изменился. Сколько уже прошло?
– Сколько-то прошло.
– Я ждала этой минуты. Когда эмоции утихнут и мы сможем так просто посидеть, приятно пообщаться. Ты спешишь? Взять тебе вина? – Он покачал головой. – У меня есть идея. Может, зайдешь ко мне сегодня вечером? Ничего ведь не случится. Посидим, поговорим. Я купила слишком много еды. Знаю я тебя, опять всякую ерунду по забегаловкам лопаешь.
Какое-то время колебался, потом все же согласился. Расстались у метро. Бартек помчался к Майе, в этот вечер сонной и равнодушной. Выслушал несколько слов на языке, которого не понимал.
Вечером искупался и натянул самые простые джинсы. Взял две бутылки мерло. Окна Хелле выходили на улицу. В них трепетали свечи. Бартек кружил по Фальконер Алле. Выключил мобильник и пошел домой.
– Давно тебя не было.
Майя выглядела значительно лучше. Ела йогурт. Бартек не знал, что сказать. Был уверен, что на прошлой неделе навестил ее один, может быть, два раза. Уселся рядом, на скамейке. Пациенты играли в бадминтон, другие ложились в тени деревьев и смотрели фильмы на планшетах или лэптопах.
– Пытаюсь как-то все упорядочить. Тяжело дается.
– Как-то у меня не получается быть тебе благодарной.
– Я ведь не прошу тебя о благодарности!
– Я знаю, что должна. Только не умею. Оставь меня. Мне это не нужно.
– Попробуй поверить, что я делаю это для себя.
– Тогда почини сам себя!
– Слушай, я потихоньку все подготавливаю. Поговорю с Элсе и думаю, что скоро тебя будут на выходные отпускать домой. А что, если пригласить твою маму? И братьев?
– Они не должны видеть меня такой.
– Почему? Болезнь это не стыд.
– В каком мире ты живешь, Бартек?
Она положила ему голову на колени. Одинокий пациент пробовал вырвать старое дерево с сучковатым стволом. Чайки сидели на балконах. Радиоузел транслировал спокойные мелодии. Майя сказала, что передают их только по часу в день. Тени складывались в бычьи рога.
Бартек открыл прелести спокойной жизни и начал улыбаться про себя. Возвращаясь с работы, заглядывал в прокат DVD и брал на вечер один фильм. Обычно остросюжетный, комедию или хоррор. Потом заказывал еду по телефону.
Попробовал вернуться к книгам, но чтение его утомляло. Засыпал над книгой, просыпался среди ночи и не мог потом уснуть. Весь следующий день был разбитым. Скачал несколько аудиокниг. Слушать любимых авторов так ему понравилось, что он полностью отключался, влетал под велосипеды и машины. Бывал на камерных концертах, откуда возвращался на такси. Пару раз видел Хелле.
Открыл аккаунт на плейстейшен. Приличные игры можно было купить за пятьдесят крон, при условии, что они были прошлогодними или старше. Ему много нужно было наверстать. Он надевал большие наушники и погружался в чужие миры. Стрелял. Участвовал в гонках. Рубил топором. Потом попробовал свои силы в онлайн-бою. Другие, неизвестные ему люди ухлопали его за пару минут. Это его устыдило. Он никогда не любил сеть. Слишком много незнакомых, слишком много одинаковых песен.
Он начал уставать от Копенгагена – постепенно, но мучительно. Улицы были слишком похожими друг на друга. Высокие окна, крепкие двери – кто знает, что творилось за ними? Он вспоминал города, в которых жил, и задумывался, не пора ли сменить место жительства. Мир очень велик. «Но, с другой стороны, я не становлюсь моложе», – думал он. Переехать означало лишь отложить неизбежное. Ему пришлось бы найти какой-то ответ, а он даже не знал нужного вопроса. Для начала он решил размяться. Заказал авиабилет в Польшу. Заранее, недорого.
Несколько раз в одиночестве выбирался в город и присматривался к развлекающейся молодежи. Облака марихуаны, карлсберг, девушки с экстази в глазах, парни в подвернутых до колена штанах. Целовались, терлись мокрыми телами о тела. Он спускался за ними в клубы, качался там, но не танцевал. Потом дома пытался воссоздать, домыслить историю этих людей. Заходил на неизвестные блоги, в профили, искал знакомые лица. Смотрел записи с онлайн-камер и читал комментарии под ними.
Попробовал восстановить контакт с Мортеном, однако Мортен погрузился в работу. Может, было бы легче, если бы Бартек курил. Они лишь иногда обменивались парой слов. Оба не вспоминали о Майе.
Бартек собрал вещи за день до вылета. Проснулся на рассвете и нервно кружил по квартире. Поглядывал на часы. Присел к компьютеру, посмотрел телевизор, поскачивал демоверсии и проверил, работают ли они. Лишь только включил мобильник, как он тотчас зазвонил. Номер он не узнал, голос доктора Элсе казался чужим.
Больницу окружили полицейские в темно-синих мундирах. Стояли три фургончика. Сбегались зеваки и репортеры, и Бартек не попал бы внутрь, если бы не Элсе.
Она выбежала ему навстречу. Ветер рвал ее шаль.
– Что она натворила! – кричала в голос, но не хотела рассказать, в чем дело. Спрашивала лишь, почему он выключил телефон, звонили всю ночь.
Он вошел в холл. Полицейские блокировали проход в глубь здания. Их командир – лет сорока, с волосами до плеч, зачесанными назад, – мгновенно выяснил, кто такой Бартек, и подозвал его к себе. Его звали Фарвет, рукопожатие его было крепким.
– Она взяла заложниц и забаррикадировалась в комнате с радиоузлом. Требует, чтобы вы к ней пришли. Мы не можем вам приказать, но вы сами видите, ситуация очень острая.
Бартек переспросил, что конкретно это означает. Фарвет ответил:
– Ваша девушка ранила санитарку. Мы не знаем, в каком та состоянии. Вдобавок она захватила одну из пациенток, и мы уже в самом деле не можем дальше ждать. Перед зданием у меня снайпер. Что еще вам сказать?
– Застрéлите ее?
– Постараемся не довести дело до этого.
– Но…
– Вы можете помочь этого избежать. Естественно, вы не будете действовать в одиночку. Вы не обязаны, вы можете. Но вам следует…
– Хорошо, хорошо.
– Теперь успокойтесь, пожалуйста.
– Как мне успокоиться, черт побери? – застонал Бартек. Уселся в углу, задумался. Смотрел на лица полицейских. Вспомнил, что Элсе говорила о нем и его визитах, вспоминал счастливые минуты с Майей и мрак подвала под замком.
– Ладно. У нее есть оружие?
– Нож.
– Откуда у нее нож?
– Не надо волноваться. Поднимите-ка руки.
На него надели бронежилет. Фарвет казался довольным, повторял, что это последний шанс, а Бартек ничего не должен. Наступила минута расслабленности, которую тотчас использовали журналисты. Прорвались через оцепление, начали снимать. Бартек заслонил лицо.
Полицейские указали ему длинный коридор, ведущий в радиоузел. Он должен был пойти один. Стены были белыми и пахли чистящим средством. Распахнутые двери в палаты открывали вид на цветы у кроватей.
Он пробовал вспомнить, когда видел ее в последний раз. Какое у нее было настроение? Что он ей обещал, а что должен обещать сейчас? Хотел, чтобы это закончилось еще до того, как начнется. Боялся, что Майя будет худой, окровавленной и совершенно безумной. Что захочет его убить. Отомстить за то, что так редко приходил.
Он оперся о стену. Бросил взгляд назад. Готов был поклясться, что голова в темно-синем шлеме быстро спряталась в боковой коридор. За окном тоже стояли полицейские. Торопили его взглядами. Он попробовал прикинуть, где расположился снайпер, о котором упоминал Фарвет. Почувствовал себя плохо. Все стояли у него над душой. Он потрогал свою шею. Нож в нее – это страшно.
Почему они столько требуют от него, подумал он, полиция должна сама справляться с такими проблемами. Разве у них нет усыпляющих дротиков, как для обезьян? Кто дал нож больной девушке, где была охрана больницы?
Он вынесет Майю на руках.
Пошел вперед на подгибающихся ногах. Из динамиков под потолком раздался голос Майи. Она напевала знакомую мелодию. Назовешь? Узнаешь? Обратилась к нему по имени. Смолкла. Запела снова, что-то другое. Позвала. И еще раз. Бартек понял, что всего этого слишком много сразу.
Он повернулся и побежал назад. Крича, пробежал мимо полицейского из группы Фарвета. Выстрел прозвучал еще до того, как он успел почувствовать стыд.
Стрелок целился в плечо, но будто бы Майя в последний момент пошевелилась, и пуля прошла мимо лопатки, через позвоночник. Неподвижную девушку загрузили на носилки, задвинули их в «Скорую». Она кричала. Поднимала голову. Руки безжизненно лежали вдоль тела.
В парке во Фредериксберге слоны все так же были главным развлечением. Детвора пищала, выражая таким образом свое удивление и восхищение. В небольших водоемах лениво кружили утки, павлины распускали хвосты, прогуливаясь по свежестриженному газону, чайки присаживались на суковатых ветвях. Старички двигались по тропинкам, держась за руки или опираясь друг на друга, очень спокойные. Бегуны в обтягивающих костюмах нарезали круги по привычным трассам, словно забыв, что смерть все равно бегает быстрее. Утомившись, падали на скамейки, делали глоток из пластиковой бутылки и застывали с сигаретой в руке.