ый трамвай. Сразу же вернулся. Спрятался в подворотне и набрал номер Дорис.
В нем гнездилась лишь одна слеза. Росла, как желчный камень.
Очень темно.
Сташек решил, что упакует вещи сам. И сам отнесет в заказанный фургончик. Начнет заново.
Но сначала музыка. У всего, что человек создал, есть своя глубина. Для фильмов – это горизонт, для книг – слова. Музыка неизмерима, как космос: за гранью восприятия звезды распадаются и гаснут. Есть там и другие явления, таинственные и неназванные, больше, чем галактики. Музыка пророчит их существование, даже если это лишь дебютный диск группы «Кактус». Сташек на ощупь искал дорогу к музыкальному уголку, попал на кухню. Омыл лицо и двинулся дальше.
Включил колонки, усилитель и предусилитель, адаптер. Водил пальцем по конвертам с пластинками. Выбрал. Долго смотрел в черную обложку, пытаясь понять, что же на ней. Judas Priest. Хороший выбор, чтобы собирать вещи, сегодня уже никто так не играет, подумал он, люди сильно поглупели.
С первым звуком он вынул с полки следующую пластинку, обернул в пузырчатую пленку и вложил в коробку. Работа шла быстро. На адаптере вместо Judas Priest крутилась пластинка Дэвида Боуи, а Сташек делал вид, что все не так, что он не перепутал обложки, что еще что-то видит.
– Пойдем к другому врачу. Если будет нужно, поедем за границу. В крайнем случае я продам квартиру. Я ведь могу, правда?
– Можешь делать все, что только захочешь.
В этот день Сташек не встал с постели. Ощупывал собственное тело, проверяя, что потерял. Густая тьма выливалась из него, как из отравленной раны. На обмякшем предплечье почувствовал ладонь Дорис:
– Знаешь что, Стась? Я все понимаю, но перестал бы ты жалеть себя.
– Это пройдет. Моя болезнь. Пройдет. Я знаю, что делаю.
– Что у тебя пройдет, глупенький?
– Мне надо разобраться с фирмой. Тогда я начну что-нибудь новое. Смотри! Даже врач говорит, что со мной все в порядке. Глаза реагируют на свет! Проблема в голове.
– Поэтому мы поищем другого врача.
Она легла рядом с ним, наступила минута тишины.
– Как я выгляжу?
– Волосы у тебя отросли, глупенький мой. А выглядишь хорошо. Мне нравится, когда ты стройнее.
Он дотронулся до собственного бедра. Большой кусок кожи свисал свободно. Он привлек Дорис к себе.
– Как ты думаешь, я мог бы запатентовать диету? Худей со Сташеком? Тебе надо потерять все, начиная со зрения, и килограммы полетят, как на автогонке. – Взял ее лицо в ладони. – Я уже понимаю, почему это происходит. Я уже вспомнил, что сделал когда-то.
Сташек несколько раз набирал номер Пирошека. Отзывался автоответчик. Он выждал час и позвонил с телефона Дорис. Друг повесил трубку, лишь только Сташек произнес первое слово виноватым голосом.
– Что же, видимо, вот такой он нашел способ завершить дружбу, – сказал он и начал заносить пачки бумаги. Делал маленькие шажки и с трудом обходил препятствия. Не разрешил себе помочь. Прополз под прилавком. Люди заказывали кофе над его спиной.
Он предложил Дорис отдохнуть. Она могла бы выйти на пару часов, а он за нее побудет на работе. Дорис ответила, что это, к несчастью, невозможно.
Поехал в супермаркет, вышел из трамвая за людьми и шел, касаясь машин. Его залил свет. Он нашел полку с кофе и просил кого-нибудь помочь ему выбрать. Ему нравилось, что кто-то обращает на него внимание. Купил еще бутылку вина и еды на вечер. Заплатил картой Дорис. Перед магазином переложил все в рюкзак и поехал обратно на Маршалковскую.
Вечером, когда клиентов стало меньше, начал убираться. Взял моющую жидкость и рулон бумажных полотенец. Оттирал прилавок шаг за шагом, не забывая об углах и пуча при этом глаза. Щекой почти касался прилавка. Дорис попросила его прекратить. Не послушался. Сказал, что это ее ксеро, но даже она со всем этим одна не справится. Тон его голоса заставил Дорис замолчать и улыбнуться. Когда закончил, вымыл пол и вычистил кофеварку. Мокрым пальцем протирал места, куда не мог дотянуться тряпкой.
Они вместе закрыли заведение и вместе пошли в ночь, а Дорис вела его через Варшаву осторожно и с любовью, так, чтобы с ним не случилось плохого.
Ей пришлось привести его к себе. Подставила груди для поцелуя, а Сташек сомкнул губы на одной из них и чувствовал, как сосок твердеет у него под языком. Она ласкала его тело так, чтобы он забыл о том, как оно изменилось, а когда он был готов, сама скользнула под него, хватаясь одновременно за его худую шею. Позволила ему кончить так, как он любил. Потом оба они не могли уснуть. Лежали рядом, одна в полумраке, другой в темноте.
– Не думай про завтра, – сказала она.
– Обычно я все же думаю о том, что будет.
– А ты не думай. Если бы я думала, знаешь, что бы с нами было? Если бы я так подумала рассудительно?
– Ты всегда была рассудительной.
– Нет, никогда.
– Ты обо мне говоришь?
– Да.
– А что во мне безрассудного?
– Не знаю. Ты рассудительный. Но быть с тобой – это было безрассудно. Иногда мне так кажется. Я очень рада, что выдержала и что мы сейчас здесь. Несмотря ни на что.
Она ласкала его закрытые глаза. Сташек попытался перевести в шутку то, что только что услышал.
– Что же плохого в том, чтобы быть рассудительным?
– Ничего. Тебе никогда не приходило в голову, что мы оба искали унижения? Хотели плохо себя чувствовать? Я точно хотела.
– Я не думал об этом. Не с этой точки зрения. Ну, то есть я понимаю, что не каждый должен быть со мной счастливым. Только посмотри, я остался один. Только ты.
– Ты должен был всем все доказывать.
– Нет. Я просто делал свое дело.
– А я так думаю, что когда-то, еще совсем недавно, сошла бы с ума без прошлого тебя.
– Я и не знал, что был прошлый я.
– Я прошу прощения. Ты мягкий сейчас, и иногда меня это бесит. Но тогда, эх, тогда… встреть я кого-то, кто принимает меня вот так запросто, кто не злится и не требует, кто не бесится, то боялась бы, только и всего. Считала бы, что в этом есть какой-то подвох. А потом все изменилось. И я изменилась.
– Откуда бы мне было знать, что это ксеро выстрелит?
– Ксеро было самой маленькой, самой мелкой идеей, что пришла мне в голову. Я хотела, чтоб оно не выстрелило. Потому что если б я не справилась даже с такой мелочью, то уже знала бы, где мое место. А сейчас я опять не знаю. Но это и хорошо.
– Я знаю.
– Ты пойдешь к врачу. Мы пойдем ко всем врачам, какие только есть. А теперь спи.
Он прикрыл веки, Дорис повернулась на бок. Вскоре ее дыхание успокоилось. Сташек остался с рукой, заключенной в ее объятии. Он абсолютно не хотел спать. Мог бы прямо сейчас выбежать в город и визжать. И ему очень этого хотелось. Но он лежал спокойно, а тучи сгущались над ним медленно и упорно, как предвестие всего, что приходит и что неумолимо.
Он сел в такси и заказал поездку к зданию суда. Приложил щеку к теплому стеклу. Машину бросало.
– Вы ведь жили когда-то на Международной, верно? Я возил вас на Гоцлав. Позвольте мне сказать вам, что вы сильно изменились, – сказал таксист.
Сташек не ответил. На ощупь искал ручку двери, чтобы выйти на ходу.
– Мой брат незрячий от рождения. Вы думаете, что так лучше? Он сказал мне, что Бог каждому дает крест по его силам. Бог суров, но справедлив. Иисус падал трижды, но все же дошел на Голгофу. Если б ему достался крест потяжелее, хрен бы нам был, а не Спасение.
Сташек ждал, когда они остановятся на светофоре. Тогда выскочит.
– Было бы очень плохо, если бы Бог нас не испытывал. Люди не мудры, когда клянут его за это. Не понимают, что если бы он нас не испытывал, то мы испытывали бы друг друга сами. Я вас. Вы меня. Но у нас нет божественной умеренности. Человек накладывал бы на другого слишком тяжелый крест. И чем бы это все закончилось? Именно, в конце концов каждый испытывал бы сам себя. А то, что человек может сделать самому себе, превосходит человеческое понимание. Человеческое понимание! Вот это я сказанул. Ну все, мы приехали.
Машина въехала на тротуар. Сташек вынул потные ладони, что сжимал между колен. Отдал деньги, вышел. Из глубины доносился голос таксиста, все ли в порядке, может, нужно что-то еще.
Его голос был голосом Кратоша.
Адвокат Пирошек сказал Сташеку, что в зале суда кроме них сидит Юзек Циста, пара фраеров и управляющий. Вел себя так, будто между ними не было ссоры. Описал их выражения лиц и добавил, что дело верное. Сташек сидел в темноте. Вошла судья.
– Страсти господни, ну у нее и зоб, – вырвалось у Пирошека. Сташек щурил глаза, пытаясь увидеть хотя бы абрис силуэта. Слышал шелест бумаг. Адвокат спросил, может ли его клиент сидеть. Судья выразила согласие голосом Кратоша и открыла заседание.
Сообщила об иске на банкротство в количестве одной штуки. Сташек зарыдал, что не может этого потерять. С заднего ряда послышался никотиновый вздох Юзека Цисты.
Управляющий взял конверт и начал читать. Рыночная стоимость предприятия, оцененного с имущественной стороны методом скорректированных активов нетто, составляла пять миллионов триста сорок три тысячи двести девяносто пять злотых. Назвал правовые принципы оценки и описал сферу деятельности. Кашлянул, проглотил таблетку Halls. Голосом Кратоша начал перечислять: производство продукции из пластмасс для строительства. Производство строительной керамики. И так далее и так далее. Сташек умолял Пирошека, чтобы тот как-то это прервал. Хотел знать, за что ему все это. Управляющий-Кратош перешел к конкретике.
– …хозяйственное помещение на улице Дарловской в Варшаве. Недвижимость на улице Кохановского, семнадцать, в Кракове…
Сташек встал и крикнул:
– Хватит! Этот человек является стороной в споре! Он купил у меня квартиру! И стал управляющим?! А что высокому суду с этого перепало, а! А!