В тот день он стучался долго. Рядом, за дверью советника Фарона, звучали песни Varius Manx и Каси Ковальской. Старые дела. Кароль кричал Янеку, чтобы тот его впустил, хотя и знал, что мальчик этого не сделает.
Соседская дверь распахнулась, и в ней возникла смеющаяся Ника. Изнутри долетала музыка, в глубине мелькнул силуэт Фарона. Он сразу же попятился, зато Ника стояла спокойно, словно ее присутствие в той квартире было чем-то естественным, что никого не должно было удивлять.
– Ясь один, – выдавил наконец Кароль. Ника обошла его, вошла к себе и снова захлопнула дверь, прежде чем Кароль вспомнил, что может двигаться.
Он снова остался один на пороге. Из-за двери Фарона звучали приглушенные песни. Играл Varius Manx, играла Кася Ковальска. Старые дела.
Лидия лупила в дверь, Кароль ее оттаскивал. Кричала, что в жизни с места не сойдет, пусть трахаются сколько хотят, но должны отдать Янека. Кароль просил, чтоб перестала, ведь их слышно даже на Гуте.
– И хорошо! Пусть люди знают, какая потаскуха выросла из твоей Никуси! Люди! Люди! Я ее под свою крышу приняла, и чем она мне отплатила?
На лестницу вышел советник Фарон в жемчужном жилете. Он не успел и слова сказать, как Лидия уткнула в него костлявый палец. Снова дернула за ручку.
– Слышишь? У твоего любовника и то смелости больше!
– Милая пани, ну к чему это все? Мы оба не хотели дурного, вышло как вышло, зачем разжигать?
– Ты у ребенка отца отбираешь. Как ты себя чувствуешь при этом?
– Но ведь его отец здесь стоит, господи боже!
– Пойдем отсюда наконец, – сказал Кароль. – Янек слушает.
– Пусть слушает!
Советник Фарон поднял руки:
– Зря мы нервничаем. Пан Кароль, дорогой, давайте встретимся вместе с Никой, втроем, в каком-нибудь кафе. Поговорим, как это решить без вреда для Янека, для вас, для…
Лидка плюнула в лицо советнику. Тот утерся платком и исчез у себя.
– Ты видел? – заорала она Каролю. – Он тебе угрожал! А ты ничего. Вечно я все должна делать сама. Ты слышала, выдра?! Он угрожал нам. Только я не боюсь. Ты насчет меня ошиблась. Я не добрая. Совсем не добрая! Отдавай Яся! Буду тут стоять, пока ты мне не откроешь. Буду тут стоять, пока ты мне не откроешь… – повторяла она.
Голос Ники был тихим, но лучился счастьем.
– Нет. Ты будешь тут стоять, пока у тебя мешочки для говна не кончатся.
Князь Оттон и Вол опоздали и не смогли защитить Александрию. Город по ту сторону моря сгорел. Князь усомнился в цели своего похода и шестьдесят дней молился на берегу. Потом двинулся на юг. По версии Кристбальда из Бухвальда, он не проронил за это время ни слова, остальные хронисты обходят эту тему.
Во всех версиях легенды путешествие заканчивается на территории Греции, но с указанием конкретного региона или города имеются серьезные проблемы. Герард Лябуда выдвигает предположение насчет Нидри, тогда как школа Славомира Сломчиньского указывает современный Астакос как место завершения похода. Тем не менее сходство сообщений хронистов позволяет предполагать существование общего источника для всех версий легенды.
Отто и Вол попали в Город Счастья, расположенный на хребте, опускающемся прямо в море. Персиваль говорит о высоких известняковых стенах, которые, будучи освещены солнцем, казались сделанными из золота. Их оплетала виноградная лоза. Стены домов украшал мотив дельфина, змеи, но главным образом головы быка. Солдаты, охраняющие город, на своих щитах также носили изображение быка.
В городе царил достаток и даже роскошь. Еды было вдоволь. Вино тут пили с утра до вечера, женщины носили золотые украшения, но при этом никто не работал и не велись войны, которые приносили бы трофеи. Изголодавшийся Вол решил воспользоваться тем, что мог предложить ему город. Ел, пил, наслаждался обществом танцовщиц. Князь Отто, однако, отказался от трапезы и решил помолиться. На месте церкви обнаружил руины, заросшие виноградной лозой. Тогда он помолился в разрушенной святыне, а по сообщению Фридриха Писца – восстановил сброшенный крест.
Отто понял, что жители Счастливого Города отказались от христианства, и решил их обратить. По примеру святого Павла прочитал проповедь на главной площади. Его не слушали (Йорг Монах), высмеяли (Персиваль Однорукий), закидали камнями (Фридрих Скриба, Кристбальд из Бухвальда). Он нашел своего товарища. Вол, который много времени провел с местными, поведал ему, что источником богатства является чудовище, пребывающее в подземельях разрушенной церкви. Чудовище обеспечивало Городу Счастья достаток и безопасность, требуя, однако, человеческих жертв. Здесь сообщения хронистов вновь расходятся. Йорг и Персиваль, на сей раз дружно, говорят о невольниках, захватываемых в нечастых грабительских набегах. Кристбальд и Фридрих куда более зловещи: Город Счастья приносил в жертву собственных детей.
Вол хотел остаться в Счастливом Городе, однако князь Отто «нашел дорогу к его черному сердцу» (Персиваль Однорукий) и уговорил на экспедицию в подземелья. Отправились они перед рассветом, когда жители уснули пьяными «друг на друге, яко не пристало даже диким зверям» (Йорг Монах). Стражников не то обманули, не то убили. Хронисты избавили нас от описания путешествия к логову чудовища, за исключением Персиваля, который пишет о тенях, чертях и сатирах, пытающихся свернуть путников с избранной дороги. Зато все согласны в описании чудовища. Это был бык сверхъестественной величины, причем отличается, как обычно, Персиваль, добавляющий ему человеческие ладони вместо передних копыт.
На этом месте Вол предал своего товарища. Ему нужна была жертва, чтоб его желание остаться в городе могло исполниться. Князь Отто предугадал его намерения. Произошла стычка, в которой Вол погиб. Однако с его смертью случилось нечто, чего Отто не предвидел: пролив кровь Вола, он принес жертву, и бык был готов выполнить его волю. Отто призадумался, что же с этим сделать, и в итоге пожелал, чтобы бык вышел вместе с ним из подземелий и покинул Счастливый Город. Предположительно – на что намекает Йорг Монах – он планировал убить животное далеко за стенами города, чтобы его туша не стала объектом поклонения.
Фридрих Писец подробно описывает гибель Счастливого Города. Лишь только Отто с быком вышли за стены, как дома начали разваливаться, а человеческие тела гнить, открывались «раны червивые и трупьим ядом смердящие». Молодые женщины превращались в старушек, «теряя искусительную красоту, ибо сам диавол им слишком долгой жизни уделил», мужчины слабели и умирали. За Оттоном двинулась слезная процессия умирающих, которые «пытались напрасным зовом справедливой судьбы избегнуть». Оттон, однако же, не остановился, и даже «за собой не взглянул», и жители умирали один за другим, так что «прах тел их тракт песчаный побелил». К ночи Счастливый Город исчез без следа, поглощенный лесом, в чем набожный хронист усматривает божественное вмешательство.
Отто не убил быка, как планировал. Фридрих Писец считает, что за время путешествия дьявол отравил ему душу, тогда как, по мнению Персиваля, князь просто пожалел животное. Остальные по этому вопросу безмолвствуют, концентрируясь на той перемене, что наступила очень скоро. Отто решил привести быка в Вайсенштадт.
За время пути к человеческим ладоням быка прибавились предплечья и ступни. Одновременно князь Отто заметил рога, растущие из собственных висков, а пальцы его ороговели и превратились в копыта. Человек шел, как животное, а животное, как человек. Вскоре перемена завершилась. Жители Вайсенштадта приняли Оттона за быка, а быка за Оттона. Это, по мнению Йорга Монаха, уже не имело большого значения, поскольку «оба стали единым целым».
Он позвонил Третьей и сказал, что ему нужна помощь. Начал говорить, но она прервала его. Спросила, где он, обещала приехать. Кароль не хотел ждать у кафе на Велёполе. Боялся лиц, что глазели на него из запаркованных машин.
Помчался на Шевскую, где пил и дрожал, поглядывая на зал, где каждый, казалось, знал его тайну. Проклинал Третью и хотел бы никогда не быть с ней знакомым. Она всегда приходила раньше и ждала его. Сейчас не хотела появляться. Он пил. Заметил, что очень похудел. Бледная кожа обтягивала кости. Когда девушка наконец появилась, он кричал и рыдал. Она долго успокаивала его.
Сказал, что не успеет; завалил дедлайн. Занимался спасением своего брака, который все равно висит на волоске, тетка умирает по частям, а вскоре он потеряет и сына. Он записал саму легенду, согласовал версии, это уже кое-что. Теперь к этому нужно лишь добавить научный аппарат. Пан Фалда должен это понять, Кароль ведь не мошенник, просто человек, у которого рухнула жизнь. Он просит лишь времени. Если будет нужно, вернет деньги с процентами.
– Фалде плевать на деньги. Он хочет получить то, что хочет. Ты представляешь себе, под что ты меня подставил?
Кароль сказал, что это ее вина. Да, они проводили вместе каждую свободную минуту, но не делали ничего дурного. Лишь маленькие невинные вещи, что нужны каждому человеку. Но у него есть жена. Все еще есть. Третья сказала:
– Нет, у тебя уже ничего нет.
Она встала и вышла, чтобы вскоре вернуться. Присела на краешек стула, как испуганная девочка. Из ресторана несся шум. Она взяла Кароля за руку:
– Отсюда поедем на поезд. Может, что-то идет до Познани. Там купим машину. У меня есть деньги, много денег. Фалда силен, но здесь. Не найдет нас, если уедем достаточно далеко. Куда-то за пределы Европы. Год мы проживем спокойно. Потом видно будет. Все будет нормально. Главное, просто будет.
Кароль очень медленно назвал имена: Ясь, Ника, Лидия. Третья повторила, что их уже нет. Они относятся к миру, который не по его вине погиб. Мир сильнее нас. Кароль слушал ее. Перестал дрожать.
– А ты?
– В каком-то смысле я ждала этого. Сейчас, пожалуй, у меня нет выхода. Фалда, он, знаешь… – она подавилась смехом, – суровый отчим. А я глупая. Ужасно глупая. Я могла сделать это уже давно. Или вовсе не делать.