— Спасибо вам! — искренне поблагодарил нас маркиз. — Но выкидывать его я все же не стану. — И де ла Сантисима задумчиво посмотрел на одного из своих слуг.
Тот действительно был мерзкой личностью и не нравился никому, а кое-кто откровенно его ненавидел. Любимым занятием того было наушничать маркизу о всех мелких грехах людей из окружения. Ну а сам де ла Сантисима имел основания полагать, что именно этот человек был тайным осведомителем его врага — графа Канижио. Но отложил откровенный разговор с ним до более поздних времен, потому что штатный палач маркиза остался в родовом замке. В общем, я ничего не имел против, если де ла Сантисима поставит слугу перед выбором — дыба или добровольное участие в эксперименте, целью которого будет выявить все чудесные свойства перстня.
Затем последовало недолгое прощание, в течение которого маркиз заверил нас, что он не из тех, кто забывает добро, после чего де ла Сантисима отбыл в столицу на встречу с его величеством. Да, разговор зашел еще и о Гаспаре, которому вдруг захотелось оставить господина и присоединиться к нам. С самим Гаспаром мы поговорили еще накануне, и я дал согласие взять его в свою команду. Дело оставалось только за решением самого маркиза, и он скрепя сердце согласился.
Гаспар выглядел весьма довольным. Не меньше его доволен был и я. Гаспар — умелый воин и надежнейший человек. А в том, что он совершенно ничего не смыслит в охоте за сокровищами Прежних, проблем нет. Через меня прошло столько новичков, что обучить его мне будет легко.
— Лео, ты до сих пор на меня дуешься?
Я понятия не имел, за что должен был обижаться на Клер, но на всякий случай сделал вид, что обижен смертельно.
— Пойми, в тот момент я сгоряча так тебя назвала.
Так вот, значит, что ее мучает уже который день. Тогда, на палубе «Ласточки», меня — можно сказать, героя — она прилюдно назвала дурачком. Хотя, если разобраться, кем же еще я был, когда бросился с башни на палубу, не разузнав все толком?
— Да не дуйся ты так! — совсем уж крепко прижалась ко мне девушка, и дыхание ее, а особенно взгляд стали по-настоящему жаркими. — Я просто за тебя испугалась. Очень-очень! Ну чем мне искупить свою вину?! Хочешь, я переступлю через всю себя и сделаю то, что ты все время от меня добиваешься?
Вот слушал бы ее такой и слушал! Только к чему это: «Переступлю через всю себя?!» Что, я желаю многого? Всего-то, чтобы Клер хотя бы разок оказалась сверху. И что в этом особенного? Если взглянуть на фрески Прежних, они сплошь и рядом так любовью занимались. И если мы желаем достичь уровня их технологий, то почему бы не брать с них пример во всем? Не понимаю.
— Ты можешь искупить свою вину только единственным способом: родить мне ребеночка. Сына. Или дочку. Без разницы.
И еще выйти за меня замуж. Хотя это само собой разумеющееся, если родишь. Кому же захочется портить внебрачному ребенку жизнь? Ведь к нему навсегда прилипнет клеймо незаконнорожденного.
— Родить тебе ребеночка, говоришь?! Ах, ну да! Мы же купили новую повозку! И тент на ней непромокаемый — чем не дом? К тому же в Сагании всегда тепло: знай, кочуй себе из конца в конец! А между делом собирай бутылки с голыми девицами, чтобы заработать на кусок хлеба. Всю жизнь об этом мечтала! Затем детей прибавится, равно как и повозок: в одну все уже помещаться не смогут. А там, глядишь, и остальные женятся: Головешка, Блез, Гаспар… Им без повозок тоже не обойтись. Детей воровать научим, чтобы они карманы зевакам чистили, пока сами будем зазывать покупателей: «А кому красивую бутылочку Прежних?! Чудо как хороша! Вам с брюнеткой или с блондинкой? Голую или не совсем?» Цирк-шапито Счастливчика Леонарда!
— Я куплю нам дом.
— Вот когда купишь, тогда и поговорим на эту тему. Эх, надо было мне вместе с маркизом в столицу отправиться!
— А что, он тебе предлагал?
— Не он — Хельга, причем несколько раз. Она вместе с ним туда поехала. Хельга вообще молодец женщина — вертит маркизом как только пожелает!
«Ну и ты верти мною как только пожелаешь. Когда мы в постели», — но я промолчал, чтобы не нагнетать обстановку.
— Да и сам маркиз мне однажды сказал, что я и при дворе блистала бы, вот! — увлеченно продолжила девушка. — Интересно, далеко они уже от Дроствера?
— Тебе Пегги в повозку запрячь или верхом на ней в погоню отправишься?
— Не зли меня, Лео! Ребеночка ему подавай! Нет, ну надо же!..
И тогда, чтобы перевести разговор на другую тему, я спросил:
— Почему Хельга назвала тебя Рейчел? — запоздало подумав о том, что девушка сейчас обвинит меня в подслушивании. Хельга ошиблась? Вряд ли. К тому же сама Клер даже и не подумала ее поправить. У Клер двойное имя? Но она никогда ничего об этом не говорила.
— Когда это она меня так называла?
— Всегда! — ляпнул я больше из вредности и удивился ее реакции — будто я попал в самую точку.
— А какое имя тебе больше нравится? — Что у некоторых за манера — отвечать вопросом на вопрос? Что же касается самого вопроса… Когда-то мне безумно нравилось имя Рейчел. Оно мне и сейчас продолжает нравиться, но после того, как я встретил Клер, уже не так. — И вообще, Лео, что-то мне самой интересно стало. Понимаешь, о чем я? К тому же ты утверждаешь, что ничего в этом развратного нет. Вот я и подумала: а почему бы и не попробовать?
Понятно, что с ее стороны это было попыткой увильнуть от разговора, но я решил не настаивать на продолжении.
Повозку мы действительно приобрели замечательную. А все потому, что я сам ее выбирал. Ну и повезло, конечно. Ее делали по специальному заказу, но человек, который хотел ее приобрести, надолго исчез. Повозка обладала массой достоинств. Она была крепкой, подрессоренной, нескрипучей, а ступицы колес были сделаны по той же методике, что и на глайбах пустынников. По крайней мере, так утверждал продавец.
Борта у нее были выше обычного, примерно в половину человеческого роста, и крепкие настолько, что спокойно должны выдержать стрелу или арбалетный болт. В большей степени эта ее особенность и предопределила мой выбор: случиться может всякое — Сагания спокойствием на дорогах, увы, не славится, и за ними Клер будет в относительной безопасности.
Имелись в ней и всякие приятные мелочи. Например, пара тайников в днище, которые, если не знаешь секрета, не найдешь ни за что.
— Контрабандист, что ли, ее заказывал? — прямо спросил я продавца. Тот лишь пожал плечами, но отрицать не стал.
Добротная такая повозка, сразу видно, что сделана на совесть. Но в то же время неприметная, что также является немалым ее достоинством. Взглянешь на нее посреди других, и ни за что глаз не зацепится. Словом, покупкой я остался доволен весьма.
Пегги, отмаявшись в трюме «Ласточки», волокла ее на юг, где через каких-то три-четыре недели мы наконец должны были увидеть долгожданное море.
Головешка все допытывался у Гаспара о местонахождении долины Чудес. По его рассуждениям, поскольку тот все время находился рядом с маркизом, он вполне мог что-то о ней разузнать.
Гаспар в ответ лишь пожимал плечами: не знаю, мол, и все тут, но больше отмалчивался. Он вообще молчун, и в этом они с Блезом удивительно схожи. Головешке не давала покоя мысль, что недаром же тот оставил теплое местечко рядом с маркизом, променяв его на беспокойную и полную невзгод жизнь охотника за сокровищами.
Меня тоже интересовал этот момент. Нет, не местонахождение Долины — в сказки я перестал верить еще в глубоком детстве. Но действительно, почему Гаспар внезапно решил переменить жизнь? И однажды он разговорился. Стояла глубокая ночь, все давно уже спали, а мы сидели с ним возле костра, стреляющего вверх снопами искр от сырых дров, и разговаривали. Вспоминали ту войну, которую нам вместе довелось пройти, погибших товарищей, говорили о чем-то еще, пока наконец я не выдержал:
— Скажи, чего это ты вдруг решил уйти от маркиза?
— Шанс, — коротко ответил он.
— Какой еще шанс? — Нет необходимости пояснять, что я ничего не понял.
— Скажи, Лео, у тебя есть мечта? Главная, такая, чтобы на всю жизнь?
— Конечно, есть. — Как, наверное, и у каждого человека.
— Вот и у меня она имеется. Возможно, моя мечта кому-нибудь покажется глупой или недостойной того, чтобы быть мечтой жизни, но для меня она — всё.
Гаспар поправил ветки в костре, встрепенулся, прислушался к ночной тиши, чтобы убедиться, что никакой опасности поблизости нет, и успокоился. Хотя, возможно, он просто вспомнил о Барри, с которым нам как со сторожем не тягаться.
— Дом хочу, сад, жену, детей кучу, — после некоторого молчания добавил он. — Чтобы проснулся посреди ночи, а с тобой рядом спит любимая женщина. А в соседней комнате дети сопят. Но не оттого проснулся, что попить захотел. А для того, чтобы счастье свое лишний раз почувствовать. — Гаспар улыбнулся, до́бро так: я даже и не предполагал, что он так умеет.
— Ты как будто о моей собственной мечте рассказал, — признался я. — Только про «шанс» не пойму.
— А чего тут понимать? Насмотрелся я на вашего брата — охотников за сокровищами. Иной раз им действительно такая удача выпадает! Только не ценят они ее. Тратят деньги налево и направо, пока не спустят все до последнего медяка. Вместо того чтобы дом заиметь, семьей обзавестись. Лавчонку какую-нибудь приобрести. Так нет же — считают, что завтра им еще бо́льшая удача улыбнется, которая позволит всю оставшуюся жизнь ничего не делать, только жрать, пить и спать.
Не выдержав, я улыбнулся.
— Ты чего? Смешны мои рассуждения?
— Не в том дело: за прилавком тебя при всем желании представить не могу.
— Лавка — это так, к слову. Совершенно не важно, чем заняться: ремесло какое-нибудь освоить, ферму завести… Главное, осесть. Заякориться, так сказать. Я ведь после той войны, пока к маркизу не прибился, где только не успел побывать. И наемничал, и знатных господ охранял, да много чего. Надоело, осесть хочу.
— Понимаю. Сам такого шанса жду. Да только он все мимо проходит, — только и ответил я.