лядевший не менее мерзко.
Обнажив огромные клыки, Барри свирепо зарычал, шерсть у него на загривке встала дыбом, казалось, еще миг, и он кинется на них, когда случилось невероятное. Тот, который был у энклартов предводителем, по крайней мере крови на нем было вдвое больше, чем на остальных, поднес ко рту нечто похожее на свисток и дунул в него. Клянусь небесами, мы не услышали ничего, даже шипения, но пес вдруг припал к земле и заскулил так жалобно, будто ему нанесли смертельный удар.
И тогда я совершил то, о чем втайне давно мечтал: выстрелил из арбалета в лоб тому, кто назвал Клер «красоткой». Сколько раз мне хотелось сделать именно так, когда на нее смотрели подобным образом: похотливо и недвусмысленно. Но все же мне едва удалось удержаться от того, чтобы не направить болт ему в рот, стирая с его лица гнусную ухмылку.
Подхватив девушку, я зашвырнул ее в повозку. Именно зашвырнул, грубо, и она наверняка обо что-нибудь внутри ее ударилась, о тот же гнумбокс, к примеру. Но сейчас, когда через считаные мгновения все начнется, было не до нежностей. Энкларты драться умеют, а если учитывать, что они никогда не гнушаются ядом, нанося его на клинки и наконечники, Клер хватило бы и единственной царапины. Заодно оставил в повозке арбалет, в котором оставалось еще целых два заряда. Возможно, это даст ей шанс спастись, поскольку пока она отыщет собственный, времени пройдет много.
Выхватив кортелас, который был пристроен под пологом повозки так, чтобы извлечь его было долей мгновения, я бросился на помощь Блезу. Который, нисколько не сомневаясь в том, что его поддержат, уже успел атаковать энклартов, вертясь как юла и раздавая удары направо и налево.
По дороге к нему мне удалось отбить летящий в Головешку кинжал. Тот застыл, теряя драгоценное время на то, чтобы решить: что ему делать дальше? Броситься к повозке, где хранится его арбалет или поддержать атаку Блеза с тем кинжалом, что висит у него на поясе?
— Клер береги! — крикнул я ему, скачками приближаясь к Блезу, которому едва удалось уклониться от подлого, направленного в спину удара, и почувствовать он его смог каким-то там по счету чувством. Или опытом воина, умудрившегося выжить во множестве сражений.
Но куда больше меня удивил Гаспар, и осталось только радоваться, что он решил присоединиться к нашей команде. Причина того, что мы с Блезом отлично работаем в паре, понятна: не один и не два раза нам приходилось сталкиваться с превосходящим в численности врагом, и опыта для таких навыков хватало. Но когда к нам присоединился Гаспар, создалось такое впечатление, что мы оттачивали наши совместные действия годами. Что значит воин-профессионал!
И закрутилось…
Признаться, самым слабым звеном в нашей тройке был именно я. И не потому, что уступал в искусстве фехтования Блезу или тому же Гаспару, дело было в другом. Я постоянно косился в сторону повозки, опасаясь, что на поляне появятся новые энкларты и бросятся именно к ней.
Время шло, новые энкларты не появлялись, отчасти я успокоился и смог бы, наконец, проявить себя во всей красе. Но к тому времени наших противников практически уже не оставалось, и лишь парочка уцелевших попыталась спастись бегством. Именно попыталась, потому что первый из них рухнул с кинжалом Гаспара в спине, а во второго угодили сразу два арбалетных болта, прилетевших из повозки. Причем тот, который был выпущен из моего арбалета, а следовательно, рукой Клер, торчал на целых три пальца ближе к сердцу энкларта, нежели Головешкин, что давало мне повод гордиться ею как своей ученицей.
— Как будто бы все, — буднично произнес Гаспар, извлекая кинжал из спины энкларта. На всякий случай наступив ногой тому на руку с мечом: что и говорить — профи. Он и кинжал-то извлек не резким движением, а предварительно пошевелив им в ране, как будто что-то в ней нащупывая. Сердце, что же еще. — И кто это был вообще?
— Энкларты. — А когда тот сделал недоумевающее лицо, добавил: — Позже все объясню. С их оружием поосторожней: любят они его ядом смазывать.
— Ну, это мы и без всяких предупреждений постараемся, — улыбнулся он.
— Целы? — обвел я взглядом обоих, чтобы тут же увидеть на руке у Блеза порез.
Подскочил к нему, подхватил под руку, страшась, что тот сейчас рухнет наземь, и заорал во всю глотку:
— Клер, у тебя противоядия должны быть, ты говорила! Доставай их быстрей! — Яд энклартов действует быстро, и все решают мгновения.
— Лео, да это я сам ее поцарапал, о повозку, когда на них кинулся.
— Точно сам?
— Точно, — ответил тот, освобождая руку.
И все же, как тот ни отнекивался, Клер заставила проглотить Блеза, судя по его мине, что-то не очень вкусное. Затем девушка склонилась над Барри, который смотрел на нее жалобным взглядом, даже не пытаясь встать на ноги.
— Да уж, — покачал головой Блез, — никогда бы не подумал: в мире существует нечто, способное остановить калхнийского пса!
— Вот и я бы не подумал, — согласился с ним я, срывая с шеи мертвого предводителя энклартов связку из трех предметов, которые все как один были похожи на детские свиристелки.
Они никак не могли быть работы Прежних. Прежде всего потому, что изготовлены из дерева, причем не тысячелетия назад, не так давно — оно даже толком потемнеть не успело.
— Интересно, для каких целей предназначены две остальные? — Блез рассматривал их на моей ладони. — Не могут же быть они все три против калхнийцев?
— Не могут, — согласился я. — Но ты же не хочешь испытать, который из них именно?
— Не хочу.
Подошла Клер, взглянула на дудки.
— Лео, что ты хочешь с ними сделать?
— Уничтожу.
— И правильно. Помогите Барри в повозку уложить.
— Что с ним?
— Не знаю, но ему очень плохо.
Пес оказался тяжелым, как взрослый мужчина. Он виновато на нас поглядывал, и почему-то жалко его было до слез. Но кто же мог знать, что все так произойдет? Иначе мой болт оказался бы во рту предводителя, прежде чем тот прижал бы к нему свисток.
— Не ходи туда, — остановил я Клер, видя, что девушка собралась пройти за развалины, куда успели отправиться Гаспар с Головешкой.
— Ты опять за свое?
— Поверь на слово: там никому ничем уже не помочь, а зрелище непривычное даже для лекаря. Блез, сходи лучше ты. — И тот кивнул.
Вернулись они нескоро. Все верно: для того чтобы захоронить останки охотников, требуется время.
— Настоящие, не из этих, — ответил Головешка в ответ на мой вопросительный взгляд.
Под «этими» Тед подразумевал тех, которые напридумывали себе, что если взять в руки лопаты и добраться до ближайших руин, сразу можно стать настоящими охотниками за сокровищами Прежних.
Уже тише, чтобы не услышала девушка, он с болью добавил:
— Мальчишку жалко. Совсем юнец, усы даже толком не выросли, один пушок… — Затем, отбросив эмоции, высказался по существу: — Пегги необходимо перековать.
— Обязательно перекуем при первой возможности, — кивнул я.
Погибшие здесь охотники родом могут быть откуда угодно. Из того же враждебного сейчас Сагании Дамарка — для нас не существует границ. Их хватятся не скоро, если хватятся вообще. Сколько нас бродит по всему свету, не привязанных ни к чему: ни к дому, ни к семье, ни ко всему остальному прочему. И все мы живем только одним. Тем, что Гаспар назвал шансом, когда в одночасье можно разбогатеть. А с деньгами везде хорошо.
Энкларты — совсем другое дело. Те могут оказаться родом из соседнего городка, и потому самым разумным будет исчезнуть отсюда как можно скорее. Нет никакой гарантии, что кто-нибудь из них не наблюдал за схваткой из-за деревьев, а теперь мчится домой со всех ног, чтобы известить о произошедшем на лесной поляне подле руин Прежних. Следопытов, нисколько не хуже Головешки, которому ничего не стоит узнать отпечатки подков лошади среди десятков, а то и сотен других, среди них хватает. Главное мы сделали: избавили свет от некоторого количества этих негодяев и захоронили погибших. Оставалась лишь мелочь…
— Гаспар, — выложил я в ряд на поваленный бурей ствол дерева все три дудки. Он, не раздумывая, замахнулся топором, развернув его обухом вниз.
Не сказать, чтобы наши вечерние посиделки с Гаспаром стали обыденностью, но тут сама ситуация это подразумевала. Энкларты не успокоятся ни через год, ни через десять. Барри по-прежнему болел, надеяться на Головешку и на его чудесный дар чувствовать опасность во сне особенно не стоило, и потому мы с Блезом и Гаспаром решили дежурить ближайшие несколько ночей по очереди.
Через какое-то время мы удалимся достаточно далеко, Пегги начнет щеголять в новехоньких подковах, пес придет в себя, и тогда можно будет немного расслабиться.
— Признаться, я удивлен, — сказал Гаспар.
— Чему? Нападению на нас энклартов? Или их ненависти к нам?
— Нет, другому. Теодор обнаружил место, где они явно зарыли то, что принадлежало охотникам, а еще раньше Прежним — энкларты не успели его толком замаскировать. Но вы не стали откапывать. И как я понял, совсем не потому, что мы торопились покинуть это место. Как-то не очень вяжется с тем, что рассказывают об охотниках, ведь там могло оказаться немало ценностей… Нет, я нисколько не осуждаю, скорее наоборот, но сама логика мне непонятна.
Согласен с Гаспаром: там должно быть спрятано немало ценного. Возможно, погибшие успели отыскать что-то в развалинах, и наверняка у них были редкости при себе. Мы не всегда продаем все то, что сумеем добыть. Часть вещей оставляем себе. Чем-нибудь нам приглянувшиеся или за их особенности. Если порыться в котомках каждого из нас, можно обнаружить немало редкостей.
И тем больше, видимо, было удивление Гаспара, когда Головешка старательно обыскал энклартов, опустошив их карманы и кошели. Монеты мы разделили между собой, а все обнаруженные украшения из золота и серебра под ударами молотка превратились в безобразные куски металла, чтобы уж точно нельзя было определить по ним прежних владельцев. Позднее при первой же возможности они переплавятся в слитки. Пусть даже мы немало на этом потеряли: иной раз работа стоит куда дороже, чем материал, из которого украшение изготовлено. Но тут другое: что с боя взято — то свято. Что же касается самого твоего вопроса…