— Для этого тебе потребуется связать меня, — ответил Лаки. Биплан продемонстрировал хук слева и справа и двинулся на Лаки.
— О, малыш, это чрезвычайно сложно. Неужели ты надеешься, что лишний фут твоей длинноты помешает мне это сделать?
Через миг он уже был в объятиях смеющегося Лаки, успев дважды шлепнуть его открытой ладонью по спине:
— Н, как настроение, получше?
Бигман, все еще в стойке, отпрыгнул назад.
— Я не стал бить тебя по-настоящему, чтобы не навлечь на себя гнев верховного Конвея» за избиение младенцев.
Лаки засмеялся:
— Cnacибо. А теперь тебе предстоит рассчитать вот эту орбиту и передать данные командору Бернольду.
— Понятное дело. — Озлобление Бигмана улетучилось, и он опять почувствовал себя на коне.
— Послушай, Лаки, — сказал советник Василевски, — мне не хочется праздновать труса, но… мы не так далеко от Сатурна, и я кожей чувствую работу радаров незваных гостей. Они точно знают, где мы находимся, определят момент старта и направление нашего движения.
— Я тоже так считаю, Весли.
— Но как мы сумеем незаметно покинуть группу кораблей, да еще и незамеченными пробраться в систему Сатурна?
— Отличный вопрос. Я все думаю, догадаешься ты, как это сделать, или нет. Если даже ты не догадался, то я имею все основания надеяться и на недогадливость сирианитов, ведь они хуже тебя знают нашу систему.
Весли откинулся на спинку пилотского кресла.
— Кончай говорить загадками, Лаки.
— Все очень просто. Все корабли эскадры, включая «Метеор», стартуют по направлению к Земле одновременно, таким образом, учитывая расстояние от Сатурна, все десять кораблей будут представлять на экранах сирианитов одну точку. Таким плотным строем мы будем двигаться якобы по кратчайшей орбите к Земле, на деле же, лишь до точки пересечения с орбитой астероида Идальго, который движется сейчас к своему апогею.
— Идальго?
— Ну, ну, Весли, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Это вполне солидный, заслуживающий доверия астероид, известный еще во время оно. У него есть одна прекрасная особенность — он не входит в пояс астероидов. При приближении к Солнцу он проходит почти по орбите Марса, а при удалении от Солнца — почти до орбиты Сатурна. Далее, когда мы приблизимся к Идальго, он тоже появится на экранах сирианитов, и по размерам отметки они сразу опознают в нем астероид. Затем они продолжат наблюдение за эскадрой и не заметят потери. В это время «Метеор» повернет к Идальго и укроется в его тени. Конечно, траектория Идальго не приведет нас прямо к тому месту, где скрываются сирианиты, но через парочку дней, проведенных в тени астероида, мы можем вынырнуть из плоскости эклиптики и направиться к Сатурну. При этом будем вправе рассчитывать на то, что нас не заметят.
Весли поднял брови:
— Я надеюсь, очень надеюсь, что этот трюк сработает.
Он понял замысел Лаки. Плоскость, в которой пролегли орбиты планет и маршруты рейсовых кораблей — это плоскость эклиптики. Обычно, никто не обращал внимания на объекты, движущиеся вне этой зоны. Было вполне резонно предполагать, что корабль, движущийся по задуманной Лаки орбите, не будет замечен приборами сирианитов. И все-таки лицо Весли выражало какое-то недоверие. Лаки спросил:
— Как ты думаешь, сможем мы это осуществить?
— Может быть, и сможем. Но даже если… если что-нибудь случится… я хочу, чтобы ты знал, я весь уже в этом деле и сделаю все, что смогу. Я думаю, мы все-таки справимся с этим заданием.
И вот «Метеор» понесся под прикрытием Идальго и, выйдя из плоскости эклиптики, направился к южному полюсу второй по величине планеты Солнечной Системы. За всю короткую, но насыщенную приключениями историю совместных полетов, Лаки и Бигман никогда еще не были в космосе столь долго. С тех пор, как они покинули Землю, прошло уже более месяца. Однако маленькая скорлупка, наполненная воздухом и теплом, под названием «Метеор». была частью Земли и могла существовать автономно очень долго. Энергетические емкости «Метеора» были наполнены кораблями эскадры до предела, и Лаки Старр со своими друзьями мог путешествовать и сражаться в течение года. Запасов воздуха и воды, циркулировавших в банках с хлореллой, должно было хватить на целую человеческую жизнь. Эти водоросли могли служить даже пищей, когда кончатся концентраты. Единственным нарушением комфорта было присутствие на борту третьего человека. Корабль, как справедливо отметил Бигман, был рассчитан на двоих. И расчет этот был разумно экономным. Поэтому обитателям «Метеора» пришлось по очереди спать на стеганом одеяле в ходовой рубке. Лаки предложил компенсировать это неудобство трехчасовой вахтой вместо обычной шестичасовой. Кто спит без удобств, тот в этот день дежурит меньше. Когда жесткая постель доставалась Бигману, он был особенно недоволен.
— Как только я соберусь подремать на этой собачьей подстилке, Весли умудряется все вспышки сигнальных ламп направить мне в лицо.
— Дважды за вахту, — терпеливо пояснил Весли, — я проверяю работу аварийных систем, чтобы быть в них уверенным. Согласно инструкции.
— Кроме того, — продолжал Бигман, — он все время свистит сквозь зубы. Слышь, Лаки, если он еще раз засвистит этот проклятый шлягер «Моя прекрасная Афродита с Венеры», еще только один раз, я взорвусь, оторву ему руки по локти и изобью этими обрубками до смерти.
Лаки мрачно посоветовал:
— Весли, пожалуйста, прекрати насвистывать, а то Бигман зальет кровью всю пилотскую.
Бигман на это ничего не ответил, но когда пришел его черед заступать на вахту, а Весли спал на одеяле, распластав руки и музыкально похрапывая, Бигман умудрился наступить ему на руку, пока пробирался к пилотскому месту.
— Пески Марса! — воскликнул он, воздев руки и вращая белками глаз, словно тигриный рев Весли был для него полной неожиданностью.
— Я ведь вроде почувствовал, как что-то попало под мой сапог. Бог мой, Весли, неужели это были, твои пальчики?
— Ну, теперь ты поспишь у меня! — вопил Весли. — Как только ты ляжешь спать, я раздавлю тебя, как клопа, ты, марсианская песчаная кошка!
— Я уже наложил в штаны от страха, — засмеялся Бигман. Лаки поднялся со своего места.
— В следующий раз тот, кто меня разбудит,- проведет конец «путешествия» в скафандре, на самом конце сигнального фала за бортом.
Однако когда Сатурн со своими кольцами занял весь обзорный экран, они мирно собрались в ходовой рубке. Даже если рассматривать Сатурн с обычной точки — экваториальной, это неповторимое зрелище, одно из красивейших в Солнечной системе, а уж если повиснуть над полюсом…
— Как я припоминаю, — начал Лаки, — даже исследовательская экспедиция Хогга побывала только на Япете и Титане, то есть, они видели планету «в фас» по экватору. И если сирианиты поступили так же, то мы первые-гуманоиды, кто видит Сатурн с полюса.
Так же, как у Юпитера, мягкий золотистый свет, источаемый «поверхностью» Сатурна, был на деле отражением солнечных лучей от плотной турбулентной атмосферы тысячемильной толщины. И так же, как у Юпитера, атмосферное возмущения выглядели, как зоны с различной окраской. Но зоны не делили полосами шар планеты, напротив, они образовывали концентрические окружности светло-коричневого и пастельно-зеленого цвета вокруг полюса. Однако вся необычность этого зрелища меркла перед красотой колец. С такого расстояния кольца простирались под углом в двадцать пять градусов, и их видимая сторона была в пятьдесят раз больше диаметра полной Луны. Внутренние края колец отстояли от планеты на сорок пять угловых минут. Насколько можно было видеть из рубки «Метеора», кольца нигде не касались поверхности Сатурна. Примерно три пятых поверхности колец были видны, остальное было словно отрезано тенью планеты. На расстоянии трех четвертей от внутреннего края кольцо было поделено черной полосой, известной под названием «Линия Кассини». Общая площадь, занимаемая кольцом, была в восемь раз больше площади тела планеты. Причем кольца были намного ярче, чем сама планета. Таким образом более девяноста процентов света, доходящего до других планет, составлял свет, отраженный от колец Сатурна. Интенсивность их свечения в сто раз превышала свет земной луны в полнолуние. Даже Юпитер, если его разглядывать с предельно близкого расстояния — с поверхности Ио, не производит такого ошеломляющего впечатления, и когда Бигман наконец обрел дар речи, он прошептал:
— Лаки, как же это так получается, что кольца ярче Сатурна, они ведь и смотрятся словно в дымке. Это что же, оптическая иллюзия?
— Да нет, так оно и есть на самом деле, — ответил Лаки, — и Сатурн и его кольца получают одинаковое количество солнечных лучей, но отражают их по-разному. То, что мы видим, как свет Сатурна, на самом деле свет отраженный. Атмосфера планеты состоит в основном из водорода и гелия с незначительным содержанием метана и отражает около шестидесяти процентов падающего света, а кольца — это, в основном, крупные куски льда и отражают до восьмидесяти процентов этого самого света. Вот почему они и выглядят более яркими. Смотреть на кольца Сатурна, все равно что на заснеженное поле в солнечный день.
Весли, словно он разговаривал сам с собой, промычал себе под нос:
— И нам предстоит разыскать на этом «поле» одну маленькую снежинку.
— Но «снежинку» темную, — горячо возразил Бигман. — Послушай, Лаки, раз уж кольца ледяные, а нам нужна металлическая капсула…
— Капсула из полированного алюминия, — возразил Лаки, — который отражает свет лучше, чем лед. Эта штука сверкает, будь здоров!
— Ну тогда, — сказал Бигман, в полном отчаянии оглядывая кольца, раскинувшиеся на много миллионов миль, и с близкого расстояния казавшиеся еще более загадочными, — это безнадежное дело.
— Поживем, увидим, — неопределенно отозвался Лаки.
Была вахта Бигмана, и маленький марсианин, удобно устроившись в пилотском кресле, уверенно держал «Метеор» на заданном курсе. Вздрагивающий корпус корабля наполняло чуть слышное гудение: система «Аграв» была включена таким образом, чтобы дать возможность свободно маневрировать в мощном поле тяготения Сатурна. На «Метеоре» была установлена самая мощная из земных установок «Аграв-Супер-Старр». Лаки сидел за пультом детектора массы, настроенном на повышенную избирательную мощность. Весли только что проснулся и вошел в ходовую рубку. Пока корабль двигался к Сатурну, в рубке царило напряженное молчание. Краем глаза Бигман наблюдал за Лаки. По мере приближения к Сатурну Лаки полностью отключился от окружающего. Бигман замечал это и раньше. Если Лаки не был в чем-то до конца уверен, он словно играл в азартную игру и всегда молчал. Наконец Весли произнес: