достаточно относительно небольших телескопов. Вторым по величине безатмосферным объектом была Луна. И вновь местоположение диктовало характер астрономических наблюдений. Например, долговременный прогноз погоды стал точной наукой с тех пор, как стало возможным наблюдать сразу всю атмосферу Земли с расстояния в четверть миллиона миль. Третьим по величине безатмосферным объектом, причем самым удобным, была Церера. Почти полное отсутствие силы тяжести легко позволяло отливать гигантские линзы и зеркала, не рискуя их погубить, не задумываясь об их прогибе под собственным весом. Для телескопов не требовалась особой прочности. Церера находилась в три раза дальше от Солнца, чем Луна, и сила солнечного света была здесь в восемь раз меньше. Из-за быстрого вращения температура поверхности Цереры оставалась почти постоянной. Короче говоря, она была идеальным местом для наблюдения за звездами и внешними планетами. Только днем раньше Бигман наблюдал Сатурн через тысячедюймовый рефлекторный телескоп, шлифовка громадного зеркала которого потребовала двадцать лет непрерывного кропотливого труда.
— Что я вижу через него? — спрашивал он у людей, обслуживающих телескоп.
— Вы ничего не видите, — отвечали они, смеясь.
Трое из них осторожно регулировали ручки настройки, каждый координируя свои действия с двумя другими до тех пор, пока телескоп не был настроен. Слабое красное освещение еще более потускнело, и в черной пустоте углубления, вокруг которого они сидели, появилось пятнышко света. Прикосновение к ручкам настройки — и изображение сфокусировалось. Бигман присвистнул от изумления. Это был Сатурн? Это был Сатурн, точно такой же, каким он видел его из космоса. Его тройные кольца ярко блестели, и можно было увидеть три, словно сделанные из мрамора, луны. Небо за ним было усыпано многочисленными звездами. Бигман хотел обойти вокруг изображения и посмотреть, как будет выглядеть планета с пересекающей ее ночной тенью, но картина при движении не менялась.
— Это просто изображение, — объяснили ему, — иллюзия. Вы видите одно и то же, независимо от того, где стоите.
Сейчас с поверхности астероида Бигман мог бы опознать Сатурн невооруженным глазом. Он казался белым пятнышком, но более ярким, чем другие светящиеся точки, которые были звездами, и выглядел вдвое ярче, чем на Земле, так как был на двести миллионов миль ближе. Сама Земля находилась в другой части неба, около похожего на горошину Солнца. И вид у нее был не очень-то впечатляющим, Солнце только подчеркивало ее малые размеры. Внезапно в шлеме Бигмана раздался голос, который зазвучал из оставленного включенным приемника.
— Эй, коротышка, пошевеливайся, подходит корабль.
Бигман подпрыгнул и взвился вверх, дрыгая конечностями. Он крикнул:
— Кто из вас назвал меня коротышкой?
Но в ответ услышал смех.
— Эй, малыш, не много ли на тебе груза, чтобы заниматься полетами?
— Я покажу вам, — неистово вопил Бигман. Он достиг вершины параболы и начал медленно спускаться вниз.
— Как твое имя, умник? Скажи свое имя, и я вобью тебе его в глотку, когда вернусь и сниму скафандр.
— Думаешь, что ты сможешь вбить мне что-нибудь в глотку? — пришел насмешливый ответ, и Бигман, наверное, взорвался бы от ярости, если бы не уловил взглядом корабль, косо опускающийся за горизонтом. Он заскакал гигантскими, неуклюжими прыжками по сглаженному участку поверхности астероида, пытаясь угадать место, где приземлится корабль. И вот он опустился, его сопла легко коснулись астероида. Когда воздушный шлюз открылся, и показалась высокая, одетая в скафандр фигура Лаки, Бигман, вопя от радости, сделал один гигантский прыжок, и они оказались вместе. Конвей и Генри были менее экспансивными в своих приветствиях, но не менее счастливы. Каждый из них сжимал руку Лаки так, словно желал убедиться, что он живой, из плоти и крови. Лаки рассмеялся:
— Эй, вы что? Дайте мне вздохнуть. В чем дело? Вы думали, что я уже не вернусь?
— Послушай, — сказал Конвей, — ты бы лучше советовался с нами, прежде чем вытворять такие глупые трюки.
— Ладно. Но если это только глупые трюки, то вы сейчас не будете мне мешать.
— И не думай. Я хочу помешать тебе. Я имею право арестовать тебя сейчас же. Я могу на время отстранить тебя от дел. Могу выгнать тебя из Совета.
— Кого вы призовете сделать это?
— Никого из тех, кого ты ругал, молодой космический дурень. Но однажды я могу проверить твои умственные способности.
Лаки повернулся к Августасу Генри.
— Вы помешаете ему, не так ли?
— Сказать откровенно, я помогу ему.
— Тогда я сдаюсь. Посмотрите, здесь находится джентльмен, с которым вам, по-моему, следует побеседовать.
До сих пор Хансен оставался в тени, явно забавляясь их встречей. Два старых члена Совета были слишком поглощены Лаки Старром, чтобы заметить его.
— Доктор Конвей, — представил их друг другу Лаки. — Доктор Генри. Это мистер Джозеф Хансен — человек, чьим кораблем я воспользовался, чтобы вернуться. Он оказал мне значительную помощь.
Старый отшельник пожал руку двум ученым.
— Я не подумал о том, что вы, возможно, знаете Конвея и Генри, — сказал Лаки. Отшельник отрицательно покачал головой.
— Ладно, — продолжал Лаки, — они важные должностные лица Совета Наук. После того, как вы поедите и отдохнете, оин побеседуют с вами, и я уверен, помогут вам.
Часом позже два члена Совета с мрачным выражением лица сидели против Лаки. Доктор Генри спокойно курил, слушая рассказ Лаки о его приключениях среди пиратов.
— Вы рассказали это Бигману? — спросил Генри.
— Я только что потратил на это целый час, — ответил Лаки.
— Он не побил тебя за то, что ты не взял его с собой?
— Это не доставило ему удовольствия, — признал «Лаки.
Но мысли Конвея были серьезней.
— Так корабль был сирианской конструкции? — задумчиво пробормотал он.
— Без сомнения, — ответил Лаки. — По крайней мере, хоть это мы знаем наверняка.
— Эта информация не стоит риска, — сухо ответил Конвей. — Меня гораздо больше интересует другое. Очевидно, что сирианиты проникли в Совет Науки.
Генри мрачно кивнул головой.
— Да, я тоже так думаю. Очень плохо.
— Но почему вы пришли к такому выводу? — спросил Лаки.
— Мальчик, это очевидно, — проворчал Конвей. — Я признаю, что так как мы использовали на этом корабле большое количество строителей, то даже при самых строгих мерах предосторожности, утечка информации могла иметь место. Правда, о наличии мины-ловушки и, в особенности, о ее местонахождении и способе ее активирования было известно только членам Совета и далеко не всем. Кто-то в этой небольшой группе — шпион, хотя до сих пор я мог бы поклясться, что все они заслуживают доверия. — Он покачал головой. — Тем не менее, ничего другого я не могу предположить.
— Вы не должны так думать, — сказал Лаки.
— О, почему же?
— Потому, что связь с сирианитами была временной. Посольство Сириуса получило эту информацию от меня. Я сделал это не сам, конечно, а через одного из известных агентов, — Лаки рассказывал, а два старика уставились на него, потрясенные до изумления.
— Я не совсем понимаю тебя, — тихо сказал Генри.
— Это было необходимо. Я хотел внедриться в ряды пиратов. Если бы они обнаружили меня на корабле, который они приняли бы за картографический, то немедленно пристрелили бы меня. С другой стороны, если бы пираты обнаружили меня на заминированном корабле, секрет которого они узнали настолько случайно, что это выглядело подарком судьбы, то приняли бы меня за безбилетного пассажира. Не понимаете? На картографическом судне я выглядел бы просто членом команды, не удравшим вовремя. На корабле-ловушке, я был бы несчастный лопух, который не представлял себе, куда он забрался.
— Они могли пристрелить тебя в любом случае. Они могли заподозрить тебя в обмане и принять за шпиона. Что они едва и не сделали.
— Правда! Они чуть не сделали это, — сказал Лаки.
Конвей, наконец, пришел в себя.
— А как же первоначальный план? Собирались мы или не собирались взорвать одну из баз? Когда я думаю о времени, затраченном на реконструкцию «Атласа», о деньгах, что ушли на него …
— Что хорошего в уничтожении одной из их баз? Мы обсуждали уничтожение гигантского ангара пиратов, но, на самом деле, это были пустые мечты. Организации, базирующиеся на астероидах, должны быть децентрализованы. Пираты, уверен, не держат больше трех-четырех кораблей в одном месте. У них просто не хватает места для большего их количества. Взрыв трех или четырех кораблей — это ничто по сравнению с тем, чего бы я достиг, проникнув в их организацию.
— Но ты не смог этого сделать, — сказал Конвей. — Со всем твоим дурацким риском — не смог.
— К сожалению, капитан пиратов, захвативших «Атлас», оказался слишком недоверчивым, или возможно, слишком умным. В следующий раз я буду помнить, что недооценивать их опасно, а пока не все еще потеряно. Мы узнали, что за пиратами стоит Сириус. К тому же у нас мой друг — отшельник.
— Он не поможет нам, — сказал Конвей. — Из всего, что ты о нем рассказал, ясно, что он старался иметь дело с пиратами как можно реже. Так что же он может знать?
— Возможно, что он может рассказать нам гораздо больше, чем сам подозревает, — невозмутимо ответил Лаки. — И благодаря этому я смогу опять попытаться проникнуть внутрь пиратской организации.
— Ты не уйдешь туда снова, — поспешно сказал Конвей.
— Я и не собираюсь, — сказал Лаки.
Глаза Конвея сузились.
— Где Бигман?
— На Церере. Не волнуйтесь зря, — тень пробежала по лицу Лаки, — он уже должен быть здесь, задержка начинает меня беспокоить.
Джон Бигман использовал свой спецпропуск, чтобы проникнуть мимо охраны к двери контрольной Башни. Быстро идя по коридорам, он что-то бормотал себе под нос. Слабый румянец оттенял чистоту лица с приплюснутым носом, а рыжеватые волосы торчали пучками, словно колючая изгородь. Лаки часто говорил ему, что он специально выращивает вертикально торчащие волосы, чтобы казаться выше, но он энергично отрицал это. Последняя дверь в Башне открылась, когда он пересек луч фотоэлектрического датчика. Он вошел внутрь и огляделся. На дежурстве было трое. Один из них, в наушниках, дежурил около станции космической связи, другой находился за пультом вычислительной машины, а третий сидел у изогнутого экрана радара.