— Нет смысла глядеть на Венеру, Бигман, — сказал Лаки Старр. — Ты скоро насмотришься на нее внизу. А здесь есть Солнце, которому тебе следовало бы сказать «до свидания».
Бигман пренебрежительно хмыкнул. Для его глаз, привыкших к марсианскому Солнцу, даже земное Солнце казалось распухшим и слишком ярким. Солнце же, видимое с орбиты Венеры, выглядело как чрезвычайно раздутое чудовище. Оно было в два с четвертью раза ярче Солнца Земли и в четыре раза ярче, чем родное Бигману Солнце Марса. Лично он был рад тому, что вскоре облака Венеры скроют чудовищное Солнце. Он был доволен, что лопасти космической станции постоянно устанавливаются так, что перекрывают свет Солнца.
— Ну, глупый марсианин, войдешь Ты наконец или нет? — прозвучал голос Лаки.
Касаясь рукой проема, Бигман все еще медлил у шлюза, неотрывно любуясь Венерой. Видимая половина планеты была полностью освещена Солнцем, но с востока уже начала наползать тень, двигаясь с той же скоростью, с которой неслась по своей орбите космическая станция. Лаки ухватился рукой, закованной в перчатку скафандра, за край люка, а другой шлепнул Бигмана по заду. В условиях невесомости это привело к тому, что тело Бигмана медленно начало падать внутрь шлюза, а Лаки качнулся в обратном направлении. Мускулы Лаки напряглись, и он плавно влетел в люк. У него не было причин для веселья, но, когда обнаружил, что Бигман распростерт в воздухе и держится кончиком пальца за край внутреннего люка, он заставил себя улыбнуться. Как только он миновал внешний люк, тот закрылся.
— Послушай, ты, младенец, — проговорил Бигман. — Когда-нибудь я брошу тебя, и ты сможешь поискать себе другого….
Воздух с шипением ворвался в маленький шлюз и внутренний люк открылся. Через него, уклонившись от болтающихся в воздухе ног Бигмана, влетели два человека.
— Вы не ушиблись, джентльмены? — спросил влетевший первым парень с черными волосами и неожиданно большими усами.
— Может быть, вам помочь? — спросил второй, более высокий и стройный, со светлыми волосами, но с еще большими усами.
— Вы можете помочь нам, дав помещение, где мы могли бы сбросить скафандры, — важно сказал Бигман. Он опустился на пол и начал снимать свой скафандр. Лаки свой уже снял.
Они все вместе прошли через открытый люк, который закрылся за ними. Скафандры, температура поверхности которых была равна температуре открытого космоса, начали покрываться инеем по мере того, как на них конденсировалась влага. Бигман убрал скафандры на покрытые кафелем полки, где лед окончательно оттает.
— Теперь давайте выясним, — произнес темноволосый парень. — Вы — Вильямс Бигман, а вы — Джон Джонс. Правильно?
— Я — Вильямс, — ответил Лаки. Использовать это вымышленное имя стало для него делом привычным. Члены Совета Наук обычно избегали популярности. Это было особенно целесообразно при той запутанной и неясной ситуации, какая была сейчас на Венере.
— Полагаю, наши бумаги в порядке и багаж на борту, — продолжал Лаки.
— Все в порядке, — ответил темноволосый. — Я Георг Ривел, пилот, а это Тор Джонсон, второй пилот. Мы снимаемся через несколько минут. Если вам что-нибудь потребуется, дайте нам знать.
Пассажиров провели в небольшую каюту, и оказавшись внутри, Лаки тоскливо вздохнул. Он чувствовал себя вполне уютно в космосе только на своей яхте «Звездный стрелок», которая осталась в ангаре космической станции.
— Позвольте предупредить вас, — громко сказал Тор Джонсон, — что, как только мы сойдем с орбиты космической станции, невесомость исчезнет. Сила тяжести будет расти. Если у вас бывают приступы космической болезни…
— Космическая болезнь! — выкрикнул Бигман. — Ты, планетный извозчик, я в детстве мог вынести изменение гравитации, какое тебе и сейчас не под силу. — Он слегка оттолкнулся от стены пальцем, крутанул сальто и, снова коснувшись стены, повис в полудюйме над полом. — Когда наберешься смелости, попробуй проделать этот трюк.
— Скажи-ка, — вспыхнул второй пилот, — как столько нахальства вмещается в полпинте?
— Полпинты! — мгновенно парировал Бигман. — Почему это ты, глистообразный бугай… — Но рука Лаки опустилась ему на плечо, и он проглотил конец фразы. — Поговорим на Венере, — злобно пробормотал он. Тор был все еще красный от возбуждения, но молча последовал за своим командиром в рубку управления в носовой части катера. Бигман, чья злость мгновенно улетучилась, сгорая от любопытства, обратился к Лаки.
— Как тебе нравятся эти усы? Никогда не встречал таких больших.
— Это просто мода, Бигман, — ответил Лаки. — Я полагаю, что практически каждый мужчина на Венере отрастил их.
— Вот такие? — и Бигман приложил к верхней губе палец, слегка поглаживая ее. — Интересно, как я буду выглядеть с ними.
— С такими же большими? — улыбнулся Лаки. — Они закроют тебе все лицо.
Пол под их ногами завибрировал и «Чудо Венеры» отделилось от космической станции. Катер развернулся и лег на расчетную спиральную траекторию, которая должна была привести его вниз, на Венеру. Как только катер увеличил скорость, Лаки наконец-то почувствовал, что напряжение начало оставлять его. Его взгляд стал задумчивым, а строгое, с тонкими чертами лицо — спокойным. Он был очень высок и казался худым, но за этой обманчивой худобой скрывались стальные мускулы. В жизни Лаки уже видел немало и добра и зла. Еще в детстве во время пиратского нападения вблизи той самой Венеры, к которой сейчас приближался, он потерял родителей. Его воспитатели — ближайшие друзья отца: Гектор Конвей, ныне глава Совета Наук, и Августас Генри, служивший там же начальником отдела. Все воспитание и обучение Лаки преследовало одну цель: когда-нибудь он тоже должен стать членом Совета Наук и посвятить свою жизнь прогрессу человечества и борьбе с врагами цивилизации. И он стал самым молодым членом Совета, и, вероятно, останется таковым в ближайшее время.
Тем не менее, он успел уже выиграть свои первые сражения. В пустынях Марса и среди слабо освещенных скал пояса астероидов. Он сражался с преступниками и побеждал их. Но борьба со злом и преступлениями не является краткосрочной кампанией, и сейчас ее ареной стала Венера, причем положение было особенно тревож ным потому, что подробности были совершенно не ясны.
— Я не знаю, заговор ли это Сириуса против Солнечной федерации или же просто уголовщина, — процедил сквозь сжатые зубы глава Совета Наук Гектор Конвей. — Но местные работники склонны считать, что ситуация серьезная.
— Послали ли вы кого-нибудь из наших специалистов по кризисным ситуациям? — спросил Лаки. Он не так давно вернулся с пояса астероидов и слушал все это с нескрываемым интересом.
— Да, Эванса, — ответил Конвей.
— Лу Эванса? — спросил Лаки с заблестевшими от возбуждения глазами. — Я, когда учился в Академии, жил с ним в одной комнате. Он хороший парень.
— Так ли? Венерианское отделение Совета потребовало его смещения и расследования обвинения в коррупции.
— Что? — Лаки вскочил на ноги. — Дядя Гектор, это абсолютно невозможно.
— Не хочешь ли ты полететь гуда и сам во всем разобраться?
— Конечно! Великий Космос! Мы с Бигманом отправимся туда сразу же, как только «Звездный стрелок» будет готов к полету.
И вот Лаки задумчиво сидит, глядя в иллюминатор. Ночная тень наползла на Венеру, и в течение часа вокруг была только тьма. Огромная Венера закрывала звезды. Затем они снова вылетели на освещенную сторону, но за иллюминатором была сплошная серость. Они подлетели слишком близко, чтобы видеть целиком всю планету, и были уже внутри облачного слоя. Бигман, успевший прикончить большой сандвич с цыпленком и овощами, вытер губы и произнес:
— Не хотелось бы мне вести корабль сквозь эту дрянь.
Чтобы воспользоваться наличием атмосферы, катер выдвинул крылья, и эго сразу сказалось на характере полета. Теперь каждый порыв ветра изменял подъемную силу крыльев. Корабли, построенные специально для открытого космоса, не были приспособлены к полетам в плотной атмосфере. Именно поэтому таким планетам как Земля н Венера требовались космические станции-спутники. К ним пришвартовывались корабли, приходящие из глубин пространства. С этих станций, преодолевая запутанные воздушные течения, уходили к поверхности планет катера с убирающимися крыльями. Бигман, который с завязанными глазами мог бы провести корабль от Плутона до Меркурия, потерял бы управление в первом же воздушном потоке. Даже Лаки, которому во время интенсивных тренировок в Академии приходилось иметь дело с катерами, не хотелось бы брать на себя управление внутри столь плотных облаков.
— Пока первые исследователи не высадились на поверхность Венеры, — сказал Лаки, — все, что люди видели на этой планете — это верхняя кромка облаков. Из-за этого у них были совершенно фантастические представления об этой планете.
Бигман не ответил. Он осматривал пластиковый контейнер, проверяя, нет ли там еще одного сандвича.
— Они не имели представления о скорости вращения Венеры, — продолжал Лаки. — Даже не знали, что здесь есть углекислый газ, но до конца XX века астрономы полагали, что на Венере нет воды. Только когда корабли начали приземляться здесь, человечество узнало, что это не так.
Внезапно он прервал свой рассказ. Вопреки его желанию мысли его снова возвратились к радиограмме, которую он принял уже в полете, отдалившись на десять миллионов миль от Земли. Она была от его старого товарища по Академии Лу Эванса, которому он радировал, что находится в дороге. Сообщение было кратким, резким и ясным. Оно гласило: «Возвращайся!» Именно так! Это было совсем не похоже на Эванса. Для Лаки подобное сообщение означало беду, большую беду, и он, конечно, не повернул назад. Вместо этого он до предела увеличил скорость реактора и ринулся вперед.
— Очень забавно представить себе, — сказал Бигман, — что когда-то все люди теснились на Земле. Что бы ни случилось, улететь было невозможно. Они не знали ничего ни о Марсе, ни о Луне, ни обо всем остальном. Одна только мысль о том, что такое могло быть, бросает меня в дрожь.