Домчались быстро. Командир полка, в расположение которого мы приехали, недолго поворчал насчет охреневших спецов, но Истомину быстро надоели эти сопли, и он рявкнул:
– Отставить треп. Так сложилось, изменить ничего нельзя. Бойцы, пострадавшие в этом столкновении, будут награждены за отвагу и доблесть, гарантирую.
А ведь и правда, бойцы-то вели себя геройски. Вроде и ничего важного не везли, но проявили отчаянную храбрость. Так бы в сорок первом сопротивлялись, а то сдавались, даже не рыпаясь. Так что этим парням точно медали будут. Истомин запросил данные на них и, записав все себе в блокнот, потребовал связь.
Связавшись с ближайшим аэродромом, договорился о самолете. Через два часа мы уже были на взлетной полосе и грузились на борт.
Через неделю состоялось награждение в Кремле. По совокупности заслуг мне повесили на грудь орден Ленина. Истомин опять схлопотал Суворова, всем парням без исключения ордена Красного Знамени. Щедрый был дождик. Ну, сейчас давно не сорок первый, награждают щедро, если есть за что, конечно.
Да, на дворе зима 1944 года. Нам дали краткий отпуск на неделю. Сема и Митрохин отправились по домам, им было куда ехать. Вано еще в сорок первом объявил, что вернется на родину только после победы – родные не поймут. Зимин всегда со мной, нет у него никого. Дед тоже хотел остаться, но я спровадил его домой. Человек с сорок первого года в окопах. А в той истории он сгинул в сентябре сорок первого. Как и все остальные из моей группы, наверное. Костя Иванов тоже остался в Питере, он из Смоленска, немцы, покидая город, просто выжгли его дотла. Константин не хотел туда возвращаться. Истомин давно проверил по его данным, никого в живых нет. Дома меня ждало письмо от матери Мурата. Я писал ей, когда оклемался, сообщив, что ее сын погиб, и отправил его награды. Сейчас она просто интересовалась, как я сам, жив ли, как семья. Пишет, что младший брат Мурата, Темирхан, дорос до семнадцатилетия и сбежал на фронт. Прислал письмо, что все хорошо и он в армии. Мать просила, если смогу, узнать, где он и как? Надо Петровича попросить, должен найти. Но к себе брать не буду, не смогу я ему в глаза спокойно смотреть. Еще мать Мурата писала, что его отец, очень старый и набожный человек, очень переживает, что сын похоронен не в родной земле. Писала, что им как семье Героя Советского Союза выплачивают хорошие деньги. Что они всем обеспечены и ни в чем не нуждаются. Это она специально, а то я им посылку отсылал с деньгами, так вот дает понять, что больше не возьмет. Не буду обижать, но после войны обязательно съезжу к ним. Хочу поглядеть на родителей моего друга и брата.
Как же хорошо с семьей. Блин, без стрельбы не могу и без семьи не могу. Черт, а может, мне просто нравится возвращаться? Я маньяк какой-то.
Отпуск это хорошо, на самом деле я не рвался на войну. После памятной командировки в Штаты меня долго лечили и все никак не хотели отпускать на фронт, вот я и переживал, нормальный я или уже псих. Но все прошло, голова успокоилась, и я с удовольствием выполняю новые задания. Только что вернулись с командой из очередной тяжелой командировки. Вернулись почти без царапины, и это радовало. Сейчас мы в отпуске, отдыхаем, загораем. Под январским, теплым солнышком, в кругу семьи и друзей мне и в январе тепло. Ленинград уже полностью восстановили. Вернулись из эвакуации те, кто уезжал, приехали новые люди. Город давно ожил, и только те, кто был здесь во время блокады, помнят, как это было.
– Папка, лови, – раздался звонкий окрик, и я поймал снежок, брошенный кем-то из моих девчонок, носом. Засмеявшись и отряхнувшись, я вылез из воспоминаний и крикнул:
– Ну, держитесь. – Слепленный мной снежный шарик полетел в старшую дочь. Я видел, что она отворачивается, закрывая лицо, и кинул, конечно, ниже. Шлепок, и снежок оставил след ниже поясницы.
– Ах так! – взвизгнули девчонки и побежали на меня. Большие совсем, запрыгнув на меня и обхватив шею, они потянули меня вниз. Не стал сопротивляться и рухнул как подкошенный. Меня тут же стали превращать в сугроб. Закидав отца снегом, эти красотки прыснули в стороны и залились смехом. Я, как Дракула Задунайский с утробным рыком вскочил на ноги и поднял в небо тучу снега, что был на мне. Девчонки устремились к матери и, продолжая смеяться, выглядывали из-за ее спины. А вот Светланка перестала смеяться и смотрела куда-то мне за спину.
– Товарищ майор? – раздался голос сзади. Обернувшись посмотреть, кто пришел, я удивился. Человек был мне не знаком, но он обратился ко мне по званию, а я сейчас в гражданке.
– Кто вы? – спокойно спросил я, не отвечая на вопрос незнакомца.
– Младший лейтенант Мальцев, товарищ майор, вас просили прибыть на Литейный.
– А в чем дело? – Мне не хотелось покидать семью, и так почти не видимся.
– Не могу знать, товарищ майор, машина за углом, – ответил мамлей.
– Идите, младший лейтенант, я догоню, – повернувшись к жене и детям, я закрыл и снова открыл глаза.
– Иди. Я и не рассчитывала, что ты пробудешь дома дольше, – грустно произнесла Светланка.
– Постараюсь быстро. Раз не сказали собираться, скорее всего, уезжать не понадобится, – я поцеловал всех своих девчонок и поспешил за мамлеем.
Добрались мы достаточно быстро, пробок в этом времени еще не существует. Большой дом как всегда представлял собой улей. Люди сновали туда-сюда, как пчелы, практически не поднимая голов. Кто-то нес какие-то бумаги, кто-то что-то решал с другими такими же служивыми, не стоял никто. Меня провели к наркому Ленинградского НКВД. Секретарь даже оружие не попросил сдать, наверное, его гражданка моя обманула. Пистолет у меня всегда с собой. Сталин еще в прошлом году объявил, что все офицеры, действующие или в запасе, имеют право на ношение личного оружия. Вот кольт и висит у меня подмышкой. А что, я считаю абсолютно правильным такое решение. Меньше криминала стало на улицах. Вообще во время войны разговор с бандитами короткий. Если какой-то хрен грабит или еще как беспределит, то для защиты граждан любой офицер имеет право воспользоваться оружием. Я рассказывал вождю в свое время о том, как офицеры запаса или милиционеры на пенсии не имели возможности оказать сопротивление вооруженным бандитам. Были случаи, когда офицер останавливал преступника из наградного оружия, а потом шел под суд. Здесь такого нет. А что, если мне попадется какая-то падаль, я не буду вызывать милицию и объяснять им, как поймать преступника, которого уже и в городе-то может не быть. Пока приедут патрульные, бандиты спокойно уйдут, а то еще кого-то и убьют. Вытащу сорок пятый да отстрелю что-нибудь, по своему усмотрению. Единственное, даже не ограничение, а просто рекомендация, желательно не убивать, если нет прямой угрозы жизни людей.
– Здравия желаю, товарищ нарком, – отрапортовал я, войдя в кабинет.
– Здравствуй, майор. Тут такое дело… – замялся на секунду главный ленинградский энкавэдэшник. – Товарищи из милиции помочь просят.
– Ну, чем смогу, только я не понимаю ничего в розыскной работе.
– Тут, товарищ майор, не нужно никого искать, – взял слово сидевший у стола человек в гражданской одежде. Его неприметная внешность сыграла свою роль, встретил бы на улице, даже внимания не обратил. Настолько естественно себя ведет. В двадцать первом веке ПОЛИЦЕЙСКОГО видно издалека. Вот хрен его знает, на роже у них вроде не написано, но ведут себя так, что сразу понятно – государев человек при власти. И не хрен там какая и власть-то, да поди ж ты. Каждый дворник на своем месте – НАЧАЛЬНИК, а уж менты…
– В чем вопрос? – я посмотрел на сыщика. Ну, а кем он еще мог быть, если речь о помощи именно милиции.
– Давайте по дороге объясню. У меня машина перед входом, а времени совсем нет.
– Поехали, – пожал я плечами.
Уже в машине, Костицин, так звали сыщика, рассказал, зачем я им нужен. Ехали мы сейчас ко мне домой за оружием. Да, вот даже милиции пригодятся мои способности. На Васильевском ограбление сберкассы, наряд приехал очень быстро, преступники не успели сбежать. Но дело повернулось так, что лучше бы они выпустили этих упырей, а потом ловили. Заложники, а что тут еще может быть, я перебил Костицина, не дав ему закончить:
– Ну и на хрен вы их там блокируете? Хотя теперь уже поздно. Сразу бы они вышли одни, а теперь по-любому заложников возьмут.
– Так как лучше поступить?
– Я вообще-то не из антитеррористического отдела. Оружия у них много?
– Даже автоматы есть и гранату взорвали.
– Хорошо хоть пояса еще здесь делать не научились, – пробормотал я.
– Что, простите? – сыщик, видимо, что-то расслышал, я прикусил язык.
– Не берите в голову, нужно работать.
– Так что нам делать-то? Этих искать? Как их, анти…
– Вам сказали, кто я, когда решили вызвать? – прервал я опера.
– Отличный стрелок, Герой Советского Союза…
– Во-во. И Карфаген тоже я разрушил, – усмехнулся я.
– Какой Карфаген? – заинтересовался милиционер.
– Было такое государство. Пару тысячелетий назад, – снова рассмеялся я. – Костицин, как тебя по имени-отчеству?
– Валерий Георгиевич, а что? – слегка смутился опер, видимо из-за незнания истории. Да я и сам-то в принципе ничего особо про этот самый Карфаген не знаю.
– Да давай уж как-то без чинов и всяких там героев, больно времени на это уходит много.
– А давай, – встрепенулся сыщик. – Просто Валера.
– Просто Серега, – вновь усмехнулся я. – А чего там думать-то, выпускать эту шушеру надо из сберкассы. Странно, что сами не догадались.
– А как же, они же преступники, а мы их отпускать? – аж захлебнулся от негодования Валера.
– Валер, я снайпер, а не волшебник. Через стены стрелять не умею. Ты разве не понял, зачем меня вызвали?
– А-а. Так будет легче их взять?
– Почти. Так мы снизим возможные потери. Если они начнут заложников в зале валить, сколько людей пострадает? А на улице есть возможность их уничтожить и сохранить жизни людям, за которыми они укроются. Валер, меня зовут не брать, а стрелять.