– Час назад об этом говорили, Семеновна, не помнишь что ли? – оборвала ее директриса. – Из двенадцатого он выскочил. Так, Вениамин?
– Совершенно верно, Зоя Федоровна. Мне самому интересно узнать, как вы поживаете. Как страна? Какая сейчас международная обстановка?
– Как сказал товарищ Сидоров, политическая обстановка в мире усугубляется…
– Кто сказал?! – второй раз не поверил своим ушам Веня.
– Сидоров Олег Васильевич, президент Советского Союза.
– Давно он в этой должности?
– Четыре года как, – без особого энтузиазма ответил Редькин. – С тех пор как сместили Петрова. Мы в прошлое твое посещение обсуждали данный вопрос?
– Да. Тогда срок был – шесть лет. Тогда Сидоров сменил непосредственно Горбачева. Я сделал все, что мог. Его вообще не должно было быть…
– Парни, о чем это вы? – встрял вдруг Безумный.
– Это мы о своем, – отшил его Рома, приложив палец к губам. – О погоде.
– Вениамин, – подала голос директриса. – Вот вы… ты спрашиваешь, как мы тут живем. Ты же ведь утром приехал сюда с нами – наш актер, молодой, красивый… о, господи…
Зоя Федоровна замолчала, уставившись на Ростовцева.
– Не отвлекайтесь, продолжайте, – успокоил ее Веня.
– Ну, так я и говорю – неужели ты со своими этими перемещениями и старениями все забыл? Ничего же не поменялось!
– Поменялось, Зоя Федоровна. Еще как поменялось. Что-то вот обратно никак не меняется, несмотря на все мои старания.
– И что же было не так, Вень? – заинтересовался худрук.
– Главное отличие состояло в том, что не было Советского Союза. И уже давно…
– Не может быть!
– Как это возможно?!
– Что-то я не припомню такого…
– Врешь!
Последний и самый радикальный возглас исходил от Макса. Мало того, он опять схватился за телефон. Мобильник точно отличался от того, что Веня видел здесь час назад. Он был более примитивным – дисплей почти отсутствовал, зато весь корпус был усеян разноцветными кнопками.
– Куда звонить собрался, «Безумный»? – зашипел Редькин.
– Куда надо! Здесь ставят под сомнение существование моей родины.
– Никто ничего не ставит, – вмешался худрук. – Просто рассматриваем исторические варианты. Веня, продолжай, а ты, Макс, убери трубку.
– Советский Союз прекратил существование в девяносто первом году – в том самом, в котором я родился. Как бы курьезно это здесь не звучало. Вместо него появились пятнадцать новых стран. Потом, кстати, аналогично распались Югославия и Чехословакия. Распад Союза происходил очень болезненно, хотя и бескровно. В отличие от Югославии, мы обошлись без войны. В девяностые годы экономика практически рухнула. В большей степени это коснулось промышленности. Подобное происходило во всех вновь образовавшихся странах. Мы с вами, стало быть, жили в России. В нулевых годах ситуация стала выправляться, но затем начались новые, кризисные проблемы. Мой дед, которого я очень уважал, всегда говорил, что страну можно было не разваливать, а потихоньку проводить рыночные реформы. Отец тоже придерживался такого же мнения. В пример они приводили Китай. Поэтому, когда я попал в прошлое и понял, что могу влиять на развитие страны, стал делать так, чтобы сохранить Союз. Мне казалось, что это возможно и у меня все получится. И у меня получилось. Но я не учел… как бы это правильно выразиться… роль личности во всей этой истории. Дьявольщина лезет со всех дырок. Ты понял, Рома, о чем я говорю?
– Конечно. Надеюсь, Вень, не все еще потеряно?
– Не все, но шансов исправить мало. Дело в том, что я сейчас не у дел. В прошлом году ушел на пенсию. Связи, правда, остались. Никак не могу понять, как ему удалось опять вылезти наверх. Это ж надо было… изощриться.
– Вениамин, не отвлекайся от главного. – напомнила директриса. – Расскажи, как же все-таки в твоем мире существовал наш театр и все мы?
– Нормально существовал. Без зрителей мы никогда не оставались. Часто даже случались аншлаги. Иногда гастролировали, иногда просто проводили групповые выездные мероприятия.
– А кто утверждал репертуар?
– Никто. Мы сами решали, что нам ставить, а что – нет. Ну, если говорить о личности, то утверждал, наверное, Вадим.
– А как же партия?
– Никак. У нас, по-моему, были всего два партийца. Это вы, Зоя Федоровна – член Единой России и Кирилл – член Либерально-Демократической партии.
– Ничего себе, – присвистнул Редькин, – а как же наша направляющая и руководящая?
– Ты имеешь в виду Коммунистическую? Она – одна из многих. В последних выборах в Государственную Думу принимали участие более десяти партий. Коммунистических там было даже две.
– Дума была при царе, – подала голос Эльвира. – У нас – Верховный Совет народных депутатов.
– Я так понимаю, – огрызнулся Рома, – что Дума не все законы принимает, а которые принимает, то большинством голосов, а не единогласно.
– Такого не может быть, – ответила костюмерша.
– Это действительно так, – подтвердил Ростовцев.
– Вениамин Сергеевич, в… ваше время… в театре хоть кто-нибудь квартиру получил? – перевела разговор в практическое русло Ирина.
– Многие, – ответил на удивление всем Веня. – В том числе и ты, Ириш. Только не получили, а приобрели.
– Как это? – засмеялась Синицына. – Где же я денег столько взяла?
– Я в курсе твоей квартирной истории, – успокоил ее Ростовцев. – Часть тебе дала твоя бабушка, ее, кажется, Дарьей зовут, часть ты заработала, а остальное – ипотека.
– Что это за зверь такой? – поинтересовался Кирилл.
– Это вроде кредита. То есть в банке можно взять на квартиру деньги под проценты и до окончания выплат та остается в залоге. Но ты в ней живешь, как в собственной.
– И что, можно выплатить?
– Можно. У тебя сразу появляется стимул больше зарабатывать. Ты, Ир, в два раза чаще стала ездить по концертам.
– Что такое зарабатывать? – удивился Вадим. – У нас же ставки.
– И у нас… были ставки. Только фиксированная зарплата касалась собственно работы в театре. Да, и то, если спектакль хорошо шел, устраивали дополнительные представления. А вот гастроли и выездные мероприятия давали хороший дополнительный заработок. По крайней мере, автомобили все заработали на выездах…
– Какие автомобили? – округлил глаза Редькин.
– Ну, тебе, Рома, с такой женой можно было бы вообще не ездить. У него супруга – начальник Управления Почты России по Санкт- Петербургу…
– Я не понял, по какому Санкт-Петербургу?! – опять взвился Макс, пытаясь достать мобильник.
– Забыл сказать, что Ленинград переименовали в Санкт-Петербург…
– Совсем старикан заврался, – возмутился «Безумный». – Может быть, ты еще скажешь, что и Свердловск в Екатеринбург переименовали?
– Так и есть, – ответил Ростовцев. – И Калинин в Тверь, и Куйбышев в Самару, и Горький в Нижний Новгород, и многие другие.
– Вень, а я тебе реально верил, – сокрушенно проговорил Редькин. – У меня жена на самом деле в Собесе работает. Так у меня зарплата больше, чем у нее.
– Ты неоднократно рассказывал, как в середине девяностых сам уговорил ее перейти на работу в Почту России. Сейчас на своей должности она зарабатывает раз в двадцать больше тебя. Потому среди коллектива у тебя самая крутая машина из Японии – Тойота Лэнд Круизер двести.
– А у меня? – сгорая от любопытства, спросил Вадим.
– У тебя – Ауди А-шесть из Германии.
В последующие десять минут Веня наблюдал, как взрослые вроде дяди и тети прыгали и с нетерпением тянули руки, чтобы узнать, какой же у каждого из них автомобиль. Когда закончили с машинами, принялись выяснять, кто и куда в последнее время выезжал на отдых. Картина с прыжками и руками при этом повторилась.
По окончании увлекательного аттракциона вперед выступил Рома и выразил общее мнение:
– Веня, твою мать, какого хрена ты нам все это испортил?!
– Во-первых, я хотел, как лучше, а во-вторых, в том мире хватает и недостатков.
– Давай, дружище, вначале выпьем, а уж потом поговорим о грустном. Думаю, что теперь ты вряд ли чем нас успокоишь.
И действительно, никакие аргументы Вени об уверенности в завтрашнем дне, о самодостаточности страны, о мощи социалистического лагеря не смогли компенсировать коллегам «горечь утраты» вроде бы даже уже имевшихся материальных ценностей. С доводами о преимуществе социализма реально был согласен лишь Макс.
Однако Ростовцев был доволен тем, что всю дискуссию ему все же удалось перевести в некую шутку. После очередного тоста, который был напутственным, веселая толпа двинулась к камню. Поравнявшись с первыми деревьями, Веня почувствовал сверлящий взгляд в спину. Он резко обернулся и увидел на краю поляны человека. Нет, это был демон! На него невозможно было смотреть, но и нельзя было отвести взгляд. Так не должно было продолжаться, потому что напряжение нарастало. Покачнувшись, он на мгновение опустил глаза. Редькин, идущий рядом, подставил руку. Когда Веня вновь взглянул на поляну, там уже никого не было.
Возле валуна состоялась церемония прощания. Ростовцев точно знал, что портал он проходит в последний раз. Вопрос был в том, встретится ли он еще со своими театральными друзьями? И дело даже было не в возрасте. Пять лет он уж как-нибудь протянет. Просто спустя это время в одном дне сойдутся обе реальности – текущая и «пятидесятилетней давности». Это пугало, но не являлось смертельным. Что и радовало.
Крепко обнявшись с каждым, Веня со слезами на глазах прошел портал.
Глава Пятнадцатая, в которой Веня уже ни на что не способен влиять
Андрей обнял его, и, как и в случае с Игорем, тут же отскочил в сторону.
– Что такое, отец? Как ты это выдерживаешь? – скорчив от боли гримасу, проговорил он.
– Это мы уже проходили. То же самое было и в прошлый раз – с Игорем. А я ничего не ощущаю. Привык. Или наоборот – тот, кто это устроил, ко мне привык. Ну, что ж, моя миссия на сегодняшний день закончена, поэтому с чувством исполненного долга поедем к маме. Она, наверное, уже успела нам рыбки поджарить.