Счастливчик
В книгу вошли повести известных польских писателей Е. Вавжака, З. Домино, В. Роговского, В. Жукровского, которые могут дать советскому читателю представление о современной прозе ПНР.
Повесть Ежи Вавжака «Линия» несколько лет назад пользовалась большим успехом у польского читателя. Ее герой Михал Горчин, избранный первым секретарем горкома партии небольшого польского города, вынужден преодолевать косность, бюрократизм, безразличие окружающих его людей, ему приходится бороться за личное счастье. В какой-то степени «Линия» объясняет некоторые причины кризиса в Польше в 1980—1981 годах.
Главный герой повести Збигнева Домино «Шторм» служит командиром военного корабля. Бывшему деревенскому мальчишке, ставшему в народной Польше офицером ВМС, в драматических обстоятельствах приходится решать судьбу корабля и своих подчиненных. Большое место в повести отведено боевому содружеству моряков СССР, ПНР и ГДР.
Веслав Роговский в своей повести «Авария» рассказывает о мужестве людей, борющихся с пожаром, который угрожает гибелью фабрике и небольшому городу. В «Аварии» представлены различные люди: рабочие, инженеры, военнослужащие, которые, рискуя жизнью, спасают народное достояние.
В повести выдающегося польского писателя, председателя СП ПНР Войцеха Жукровского «Счастливчик» рассказывается о приключениях польского журналиста в Лаосе во время национально-освободительной войны народов Юго-Восточной Азии против американского империализма. Автор хорошо знает описываемые места, он много лет провел в этих районах Индокитая. Польская критика очень высоко оценивает повесть В. Жукровского, считая ее одним из лучших образцов этого жанра в литературе народной Польши.
Войцех ЖукровскийСЧАСТЛИВЧИК
Он возвращался напрямик, тропинкой, через сухое в эту пору рисовое поле. Безоблачное небо излучало зной, хотя солнце рассыпалось в белую слепящую пыль. Солдат в выцветшем мундире, которого к нему приставили, лениво тащился сзади. Роберт слышал, как под его ногами с хрустом ломалась солома, как он спотыкался о затвердевшие на жаре комки красноватой глины: солдат еле передвигал ноги. Легкий ветерок вздувал пыль, доносил запахи высохшей земли и мертвой стерни.
— Не сердись, Коп Фен, здесь и в самом деле ближе, — повернулся Роберт, остановившись, — к тому же я завтра улетаю, и ты наконец-то отдохнешь.
Солдат поднял голову, прикрытую фуражкой, похожей на жокейку; смятый козырек, надвинутый на глаза, отбрасывал на его лицо тень, только зубы белели в улыбке.
— Завтра дадут еще какой-нибудь приказ — нет, лучше уж ходить за тобой. От тебя хоть интересное что-нибудь услышишь. — Он старательно подбирал французские слова. — Но здесь тоска — одни голые поля. Надо было идти по дороге мимо ручья, там девушки купаются. Можно пошутить, поболтать с ними или просто поглазеть, ведь воды сейчас мало, по колено…
Матерчатый подсумок оттягивал его слабо затянутый ремень, ствол карабина у Коп Фена заткнут промасленной паклей, ворот гимнастерки широко расстегнут; нижней рубашки не видно — похоже, гимнастерка была надета прямо на голое тело.
— Говорят, что завтра за мной прилетит самолет. После обеда нам с Саватом предстоит небольшая экскурсия, тогда уж он будет меня опекать. Ты свободен. Можешь пойти куда захочешь.
— Вдруг тебе взбредет в голову прогуляться? А меня не будет. Что тогда? Мне велено, чтобы я ни на миг от тебя не отходил.
Роберт посмотрел на пятно тени, темнеющее возле ноги. Был полдень. Далеко на холме виднелись ослепительно белые стены здания, в котором еще два месяца тому назад жил французский губернатор. Крыши с приподнятыми углами на китайский манер, светло-зеленые жалюзи веранды, обращенные в сторону долины; плетенные из бамбука кресла-качалки с вмятыми по форме тела сиденьями обещали отдых. Упасть в кресло и, покачиваясь, слушать его скрип, смотреть, ни о чем не думая, на горы, на буро-зеленые джунгли, созерцать белесое небо, на котором не видно птиц, ощущать всем телом, как замедляется движение качалки, вдыхать чужой, пряный запах этого безмолвия, дожидаясь, пока босоногий слуга нальет из огромного термоса кипятка в чашечку и всыплет щепотку зеленого чая, — да, отдыхать, а может, в этот редкий час покоя, сиесты, попробовать разобраться в самом себе. Наконец-то выдалась минута, когда ты совсем один и можешь спокойно подумать, сосредоточиться, прислушаться к своему внутреннему голосу. Грустно — слишком уж быстро летит время.
Солдат облизал сухие губы. Его узкие глаза влажно блестели из-под козырька фуражки; казалось, у него небольшой жар. Он напомнил:
— Скоро обед.
— После еды надо бы отдохнуть.
— Да, испытать блаженное чувство сытости и подумать с благодарностью о тех, кому мы этим обязаны.
— Кто тебя научил таким вещам?
— Политрук. Он очень умный человек, ему известно о многом таком, что даже бонзам не снилось. Пошли.
Они медленно двинулись вперед, топча хрустящие пучки соломы. Кузнечики со стрекотом разлетались из-под ботинок. Издалека доносились басовитые голоса больших храмовых барабанов.
— Это голодающие из пагоды. Решили о себе напомнить, — вслушивался в гул барабанов Коп Фен. — Риса требуют.
— Они что, на молитву зовут?
— Нет, время обедать. Вот они и бьют в барабаны, стращают крестьян, чтобы те поторопились принести им полные миски… Я этих монахов просто не перевариваю, уж я бы заставил их работать. Кормятся возле старых баб, выманивают одежду, фрукты. Женщины обстирывают, кормят их, угождают. А монахи взамен плетут байки про духов, которые якобы живут в каждом камне, в каждой могиле, роще или ручье, про блуждающих упырей — у баб глаза на лоб лезут. Любят людей попугать… Да ведь все это вранье, пустые россказни.
Роберт вытер вспотевшие руки о штаны и перевесил на другое плечо сумку с лекарствами — вожделенный предмет для всех солдат. Уж как они любят лечиться, с каким благоговением глотают таблетки против малярии! Но висящий на шее Роберта фотоаппарат с запасными объективами весил больше, чем сумка с лекарствами.
— А ты думаешь, что у вас здесь упыри не водятся?
Солдат взглянул на него исподлобья, а потом, поняв, что журналист его разыгрывает, весело рассмеялся.
— Как не быть! Есть вампир Ко Ток — он нападает на одиноких женщин. Выгрызет внутренности, а потом набьет живот рисовой мякиной. После этого женщина делается бесплодной, и сколько бы муж ни старался, ей уже все равно не зачать.
Мертвенно шуршала под ногами сухая солома. Теплый ветер ласково овевал лицо и шею Роберта; одуревший от жары кузнечик ударился о колено и, зацепившись за штанину, так и ехал на ней; ветерок выгибал его длинные усы.
— От Ко Тока убежать трудно, — продолжал рассказывать солдат, — ступни у него вывернутые, он взад и вперед одинаково бегать может… А бонзы внушают крестьянам, что до тех пор, пока в пагоде под их святыми руками гудит барабан, демоны в деревню не сунутся. Я тоже раньше в это верил. Жалко, что ты не попадешь в Сиенгкуанг, в мои родные места… Раз я охотился на питона, а он возьми да и скройся в пещеру. Вижу — в скале узкая трещина, я заглянул — там внизу шум, вроде бы река течет. Я факел туда всунул, и верно — озеро. Вода чистая-чистая, дно видно, а там скелеты, вокруг них разбросаны ожерелья, браслеты, перстни. Все так и сверкает при свете факела. Но что-то меня удержало — я не стал спускаться, а бросил факел вниз. Тут все озеро вспыхнуло, над ним начали вставать огненные столбы, они летели ко мне. Я закричал и бросился бежать.
Роберт слушал с интересом, жалея, что нельзя проверить, правду ли говорит Коп Фен. А ведь это могло стать великим открытием, о котором кричали бы все газеты.
— Тут я и вспомнил, что старики рассказывали, будто бы есть такая пещера, где хоронят королей. Место это стерегут злые духи, так что живым туда хода нет… Там на дне кости смельчаков. А еще туда бросали разные драгоценности, чтобы у того, кто найдет вход в эту пещеру, глаза бы разгорелись, чтобы алчность его погубила и замолчал бы он навеки. Так что никто, кроме жрецов, не знал дороги к гробнице королей.
— А монахи знают туда дорогу?
— Нет. Это было давно, много-много поколений назад; те жрецы уже умерли. Они жили прежде в этих горах, а потом ушли на юг и там основали царство Люнг. Это они показали нам, как приручать слонов.
— И ты никому в деревне не сказал?
— Нет. Молодой был, боялся, что меня убьют. Ведь я остался жив, хотя и нарушил запрет, заглянул в гробницу. Вот только недавно, здесь, в партизанской армии, я рассказал об этом случае офицеру. Он объяснил мне, что никакие это не духи, просто газ ядовитый идет из земли, он-то и горит от огня. И что в давние времена жрецы хорошо знали, как спасти от воров гробницы своих королей.
— У них, видно, был второй вход. А возможно, в период муссонов ветер выдувал оттуда более тяжелый газ. Слышал ли ты, что бывают случаи, когда из горы встает неизвестно откуда взявшийся огонь?
— Да. Об этом мне говорил и офицер.
— А смог бы ты снова найти вход?
— Не знаю, — смущенно ответил солдат, — ведь это было давно, с тех пор я туда не ходил… Тогда я был темным крестьянином, духов боялся. Но если поискать, то, пожалуй, можно найти.
— А меня ты отвел бы туда?
— Да, но из пещеры ничего нельзя брать. Там и вправду были гробы с телами королей. Умерших тревожить нельзя, они могут отомстить.
Рассказ Коп Фена вызывал у Роберта неудержимое желание задержаться здесь еще, — ведь никто ни о чем не узнает, пока он сам не заявит о своем открытии. Удача сама идет ему в руки, — так стоит ли отказываться? А может, это одна из легенд, ведь они же совсем как дети, хотя у них теперь в руках современное оружие. В конце концов, что бы Коп Фен ни говорил, как бы ни гордился тем, что он солдат революции, он все еще верит в этих духов, опасается их мести.