ведь говорят о пожаре на моей фабрике. И обо мне».
— Вопросы есть? — услышал он голос председательствующего.
— Если можно. — Директор встал. — Все, что здесь говорилось, важно, но главное сейчас, как правильно сказал товарищ генерал, это попытаться как можно скорее погасить горящее нефтехранилище.
— Так мы же только к этому и стремимся, — прервал его председательствующий. — Правда, товарищ генерал?
— Машины и химические вещества уже находятся в пути.
— Спасибо. У вас все?
Директор сел. Заседание подошло к концу.
«Ну вот и конец, — подумал он. — Кто-то другой придет на мое место. А меня пошлют на пенсию. Лишь бы это был не Моленда».
Директор встал с кресла чуть позже, чем остальные, стараясь вести себя так, будто ничего не случилось. И даже улыбнулся проходившему мимо генералу. Он подавал руку, пожимал ладони других, раскланивался, как обычно.
На пороге секретариата его остановил Дрецкий. Директор посмотрел на него, скрывая страх.
— Ты хочешь, чтобы я к тебе зашел? — спросил он.
— Если можешь. — Дрецкий приветливо улыбался. Но директор не верил его улыбке.
— Хорошо. Идем.
6
Полный дурных предчувствий, он сел против Дрецкого, стараясь, чтобы тот не заметил его волнения. С окаменевшим лицом, на котором застыла улыбка, директор ждал, что Дрецкий первым скажет, какое у него к нему дело.
— Тяжело вам. — Дрецкий покачал головой. — Вот уж не повезло, ничего не скажешь!
— Нелегко, — признался директор. — Сам знаешь.
— Чем тебе можно помочь? Какие у тебя проблемы?
Директор быстро вынул блокнот, в котором во время заседания пункт за пунктом записывал все, в чем нуждалась фабрика.
«Ага, пригодилось-таки, — подумал он. — А ведь не запиши я, обязательно что-нибудь забыл бы…»
Он с трудом разбирал свой почерк, предложения сливались, слова превращались в волнистые линии, прерываясь на полуслове.
Дрецкий вертел в руках шариковую ручку, что-то записывал и время от времени постукивал ею по письменному столу.
— С хлебокомбината вам уже, наверное, доставили первую машину с хлебом, — сказал он, когда директор спросил о продуктах.
— А когда военные пришлют химические средства? Ведь столько времени ведутся разговоры.
— Скоро, — услышал он спокойный ответ. — Сам знаешь, что все это не так просто. Прошло только четыре часа. Четыре часа, понимаешь?
— Для вас это, может быть, и мало, — возразил директор. — А для нас…
— Машины уже в пути.
— Ну, тогда все в порядке. — Директор попытался сгладить плохое впечатление, которое могло остаться от его слов. Но, похоже, это ему не удалось. У Дрецкого были готовы ответы на все его вопросы. Он отклонял любой из них, вежливо, но решительно. Как будто хотел сказать: «Нам и без того все известно, да и вообще мы вполне можем обойтись и без тебя».
Они закончили этот разговор, который, казалось бы, касался только фабричных дел. Но директор знал, что это только начало, перерыв, необходимый Дрецкому для того, чтобы набрать воздух в легкие, как бегуну перед стартом. «Самое главное впереди». Директор ждал с нарастающим страхом.
Он все время думал о том, не сделать ли ему самому первый шаг или все же ждать первого хода со стороны собеседника. Рассудок подсказывал: не надо провоцировать Дрецкого, но нервы были так напряжены, что он мог их разрядить только в атаке. «Защищаться, атакуя, — подумал он. — А вдруг эта атака — самоубийство?»
И он все же решил подождать.
— А ты как себя чувствуешь? — спросил наконец Дрецкий.
Директор облегченно вздохнул. Похоже, тот перешел к делу. Скоро все станет ясно. «Издалека начинает…»
— Хорошо. Совсем неплохо.
— Я рад. Значит, мы можем говорить откровенно?
— А о чем? О моем здоровье или о моем директорском кресле?
— Минутку, не спеши.
— Чувствую я себя неплохо, — повторил директор. — Так, как можно себя чувствовать в моем положении…
— Кстати, о положении на фабрике. Удалось ли тебе навести там порядок? — спросил Дрецкий. — Справляешься ли ты со всеми делами?
Директор молчал. «Я сделал все, что мог. — Он мысленно подбирал аргументы в свою защиту. — Кое-какие меры приняты, люди спасают фабрику. Правда, те двое у ворот. У них сломаны ребра. Но это результат паники. Мы и с ней справились…»
— Что же ты молчишь, отвечай! — стучал ручкой по столу Дрецкий.
— Справляюсь.
— А Моленда? — спросил Дрецкий.
Директор внимательно посмотрел на собеседника: «На чьей он стороне? На моей или Моленды? Если он на моей, я могу ему все рассказать. Но если наоборот…»
— Работает совсем неплохо, — ответил он, чуть поколебавшись. — Заменяет меня в мое отсутствие. Действует. Моленда это любит, ведь ты его знаешь.
— Знаю.
— Он еще зеленый, сам понимаешь, но если за ним присмотреть…
— Понятно. А Терский?
— Терский? Инициативный человек. Он — моя правая рука в это тяжелое время.
— Это хорошо, это очень хорошо.
Дрецкий подошел к двери и, открыв ее, попросил секретаршу принести две чашечки кофе.
— Для меня лучше чай, — сказал директор. — Если, конечно, у нас есть время. Я думал, что мы уже кончаем…
— Времени на все хватит. Ведь ты же там оставил Моленду и Терского. Пусть поработают без тебя. Ничего не случится, если ты вернешься на пятнадцать минут позже.
— Ты прав, — согласился он.
«Значит, я сейчас все же услышу об их решении, — подумал директор. — И скажет мне об этом именно он».
— Прошу, вот сахар. — Дрецкий пододвинул ему сахарницу.
— Спасибо. — Директор насыпал себе две ложки. Он обычно пил без сахара, но теперь забыл об этом.
— Может быть, еще что-нибудь принести? — спросила стоящая у входа в кабинет секретарша.
— Нет, спасибо.
— Приятного аппетита. — Она улыбнулась и закрыла за собой дверь.
«С чего он начнет? — думал директор. — Спросит, кто виноват в том, что начался пожар? Или упрекнет в том, что мы не сумели все как следует организовать? Или прямо скажет: вы не позаботились о безопасности фабрики?»
Директор помешивал ложечкой чай, хотя сахар уже давно растворился. Наконец он это заметил и взглянул на Дрецкого. Тот тоже сидел задумавшись.
— Есть к тебе, директор, одно дело, — после долгого молчания сказал Дрецкий. — У ворот едва не погибли два человека. Ты силой задержал людей. Говорят, что это ты запретил открывать ворота.
— Неправда! Это охрана в суматохе забыла их открыть. Возможно, я должен был им приказать, но в такой ситуации…
— Правильно. Так я и думал.
«Что это значит? — встревожился директор. — Выходит, он против меня?»
Теперь он понимал, что после того, как будет потушен пожар, когда закончится это самое главное для всех дело, на повестку дня встанет вопрос о нем. Вот почему сейчас с ним говорит Дрецкий, для этого он и упоминает фамилию Моленды, чтобы сказать, кто после его ухода будет руководить фабрикой. Поэтому-то он и напомнил о тех двух рабочих, которых раздавили у ворот, чтобы дать понять, за что ему придется отвечать. «Значит, вот как дело обстоит, — директор прикусил губу, — минута колебания, минута обычной человеческой слабости — и уже все, что ты сделал в жизни, не имеет значения?» Он смотрел поверх головы Дрецкого в окно, не видя ничего, кроме яркого света, пульсирующего за стеклами. «Пусть уж это случится сейчас, поскорее бы все кончилось», — нервничал директор. Он предпочитал услышать правду, чистую правду.
Лех домой не поехал. То, что он хотел сказать жене, было уже сказано по телефону через их знакомую из магазина. Ему просто не хотелось стоять здесь, у этого здания. Лучше отъехать куда-нибудь в сторону и походить по улицам, посмотреть на витрины, послушать, что говорят люди. А вдруг попадется какая-нибудь девушка, с которой можно поболтать? Он любил такие вещи, да и что плохого, если он от нечего делать перекинется словами с какой-нибудь красоткой? «Человек ведь живет только раз, — часто повторял он, — ну и надо немного пожить про запас».
Лех поискал в карманах сигареты. Их не было. Он решил найти киоск. И удивился, увидев длинную очередь.
— За чем эта очередь? — спросил он стоящую последней женщину.
— За спичками. Надо бы купить на всякий случай. Разве вы не слышали? Ведь весь город может разнести в щепки! Один бог знает, что с нами случится.
— А зачем вам спички? Чтобы лучше горело? — решил пошутить Лех.
Но тут же пожалел об этом. Женщина, а за ней и другие чуть было не побили его. Он и не ожидал, что его слова могут вызвать такую реакцию.
— С ума сошли, честное слово, — бормотал он себе под нос, убегая без оглядки от киоска.
Только свернув за угол, Лех осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, что же происходит вокруг. Прохожие пробегали, держась поближе к стенам домов. Какая-то девушка чуть не попала под серый «фиат». Шофер такси даже не очень-то ругался, просто постучал пальцем по лбу и уехал. Девушка пожала плечами и пошла дальше.
На ступеньках перед дверью продовольственного магазина стояло довольно много народу. Толпа увеличивалась, растягиваясь, — чем дальше от дверей, тем стройнее становилась очередь. Наученный горьким опытом, Лех, ни о чем не спрашивая, встал в ее конец. К нему подбежала женщина с ребенком.
— Я буду за вами. А сейчас отойду на минуту.
— Что вы хотите купить?
— Муки, соли, сахару. У меня нет никаких запасов.
— Да, да, — покивал он головой. И тут же подумал: а может, и вправду постоять да купить что-нибудь для дома? И ему передалось это настроение — у него начали дрожать руки, он никак не мог зажечь сигарету.
— Дают только по пять килограммов! — кричал какой-то мужчина. — Что это за порядки!
— Не по пять, а по два килограмма муки, — поправила его женщина в черном плаще. Она держала в руках авоську и размахивала ею, как знаменем. — А сахара уже нет.
— Как это нет? — злился мужчина. — По какому праву?
Лех вспомнил, что дома осталась жена. Уж знакомая из магазина наверняка продаст ей то, что нужно. Так какой смысл ему здесь торчать?