рное, войдем. Так держать. Так держать. Есть!» Только бы не присосало к набережной, уж очень тут узкое место. Море врывается за кораблем в узкое горло волнорезов, но «Морусу» оно уже не страшно. По набережной бегут люди. В окнах домов светятся огоньки. «Малгося, наверное, уже спит. Как болит плечо. Рукой не могу шевельнуть. На палубе все готово к швартовке. Причаливаем правым бортом. Расстояние до причала? Полкабельтова. Стоп машина. Подать носовой и кормовой швартовы. Левый назад. Левый стоп. Спасибо, Славек. Спасибо тебе, «Морус». «Корабли всегда в порядке»… Но и мои люди тоже. Ослабить носовой швартов. Так стоять. Подать трап. Как здесь тихо». — «У гражданина капитана все лицо в крови и рукав разорван». — «Мелочь. Как здесь тихо. Дарек, корабль заслуживает того, чтобы на нем все было в полном порядке». — «Так точно». — «Сташек, приехала скорая помощь, ты ранен». Линецкий осторожно поддерживает командира. «Что с Горцем? Что с Домбеком? Что с Коженем?» — «Они поедут вместе с тобой». — «Это прекрасный корабль, наш „Морус“!» — «Пойду доложу дежурному…» — «Оставь меня в покое, ничего со мной не случилось». Трап. Свисток вахтенного. «Как здесь тихо. Анна. Малго…»
2
Звонок. Радостный лай Кропки. Восторг Малгоси. Сташек. Анна вначале чувствует его особенный, пропитанный ветром и морем запах, потом поцелуй и ласковое, легкое прикосновение рукой к ее волосам.
— Мамочка, мамочка, пора вставать. Будильник уже давно прозвенел.
Постепенно до нее доходит голос дочери, вырывает из сна. Анна откидывает угол одеяла, еще не совсем проснувшись, садится на тахте, протирает глаза и, взглянув на будильник, приходит в ужас:
— Малгоська! Опоздаем. Доченька, скорее, скорее!
— Как ты думаешь, папа сегодня вернется?
— Я надеялась, что он вчера приедет. Малгося, не тот, надень красный свитер, уже холодно.
— Мамочка, я хочу зеленый!
Анна слышит, как шипит кипящее молоко. Она бежит на кухню и на бегу кричит Малгоське, что согласна на зеленый, при условии, если девочка быстренько выведет на прогулку собаку. Молоко уже убежало. Малгоська в зеленом свитере выходит с Кропкой. Анна торопясь подкрашивает губы и начинает готовить для себя и дочери бутерброды. С сыром, с ветчиной? На мгновение задумывается. Девочка больше любит ветчину. Сегодня она будет довольна вдвойне, потому что я не успею сварить молочный суп. Еще собаке воды в миску, яйцо перемешать с сыром, приготовить тетради. «О господи! У этой Малгоськи вечно беспорядок в шкафу, ну уж я сегодня вечером займусь девчонкой! Еще только постель убрать в ящик под тахтой, раздернуть шторы, погода разгулялась, ветра нет, а то вчера море было такое страшное. Никогда не знаешь, когда муж вернется. Боже мой, надо же так проспать. Глаза припухшие, ну ладно. Где эта Малгоська так долго болтается, осталось пятнадцать минут. Молоко горячее, девочке надо остудить. Где же мне с ней договориться встретиться, все холоднее становится, а ребенок ждет меня на остановке. Может, оставить ее в школе? Пожалуй. Какое сегодня число? Двадцать пятое. У меня осталось пятьсот злотых, ага, еще мелочь, Стася мне должна пятьдесят, Данка тридцать — вместе злотых семьсот наберется, должно хватить, можно не снимать со сберкнижки. Красивые эти ботики; нужно будет сводить Сташека к той витрине на Свентоянской. А может, ему бледно-зеленую рубашку купить: воротничок модный, подошел бы к его серому костюму, галстуки тоже красивые. Сколько у меня уроков сегодня? Семь, с восьми часов, к трем закопчу, еще по магазинам нужно будет пробежаться, белье забрать из прачечной, господи, где же эта Малгоська? Ну наконец-то».
— Тебя только за смертью посылать! С кем там сегодня болтала?
— Это Кропка… Ты противная собака. Я тебе дам… Она снова за этим черным котом побежала.
— Я тебе говорила, чтобы ты не спускала ее с поводка.
— Я думала… Но мне помог ее поймать Михал.
— Пей молоко.
— Но я люблю некипяченое.
— Я тебе дам сейчас некипяченое! Там полно бактерий! Малгоська, прошу тебя, скорее!
«Еще остатки ветчины спрятать в холодильник, куру; думала, вчера вечером приду пораньше, успею сварить суп из шампиньонов…»
— Мамочка, дай мне десять злотых.
— Зачем тебе?
— Учительница сказала…
— Что, у этой твоей учительницы больше нет… — Анна прикусила язык, не дав вырваться не очень педагогичному замечанию. — Вот возьми. Это все? — Газ закрыт, вода в порядке. — Пошли, Малгося.
Малгося обнимает Кропку, которая покорно дает себя ласкать, жалобно опустив хвост, понимая, что в течение долгих часов ей придется быть одной. Поворот ключа. Дверь закрыта. Быстрый топот ног по лестнице. Дворник, пан Антосюк, приподнимает кепку:
— Здравствуйте, хорошая погода сегодня.
— Здравствуйте, пан Антосюк. Слава богу, а то от этого ветра дышать невозможно было.
— Пан капитан вернулся?
— Еще нет.
— Вы знаете, мой Франек достал пану капитану усилитель.
— Спасибо. Вот уж он обрадуется! Я ему скажу, как только он появится. Мы сегодня спешим, проспали немножко.
— Может, такси на углу поймаете.
— Попробуем. Малгоська!
— Я здесь, мама. Ну иди, Михал, не бойся.
— А я вовсе не боюсь, только вот лямка от ранца оторвалась. Добрый день.
— Здравствуй, Михал. Разреши, я тебе помогу. Признайся, оторвал, когда вы за котом гонялись?
— Нет, за Кропкой.
— О, есть такси, скорее, дети, скорее…
Так вот начался день, обычный день Анны Соляк. Ну, может быть, не такой уж обычный. Анна — женщина расторопная, в школу, где она работает учительницей, ей опаздывать случается редко, да и сегодня все обошлось благополучно: она поймала такси и практически не опоздала. Обычно ее будит будильник, и она все успевает. А еще лучше, когда дома муж. Вечером, когда он возвращается со службы, за ним ухаживают Анна с Малгоськой. Зато утром, то ли для того, чтобы угодить жене и дочери, а может быть, и по корабельной привычке, пан капитан встает раньше всех, шлепает за молоком к входной двери, варит суп, чем бывает недовольна Малгоська, которая скачет от радости, если овсяные хлопья у отца пригорают и, как он любит говорить, вместо хлопьев овса получились хлопья сажи. А капитан, веселый, как щегол, бреется в ванной, напевая что-то себе под нос. Наконец, гладко выбритый, перед тем как выйти на прогулку с прыгающей вокруг него Кропкой, он устраивает побудку:
— Ну, бабье царство, подъем, подъем, пора вставать! Быстренько! Быстренько!
Вот как выглядят эти добрые, самые лучшие, самые счастливые дни… А когда Сташека нет дома, ритм для Анны устанавливают часы и ее обязанности. Вчера она засиделась над тетрадями, а потом нужно было заштопать девочке колготки, что-то выстирать, выгладить, поднять петлю в чулке. А если говорить честно, она ждала Сташека. Все приготовила: постельное белье сменила; кура, шампиньоны, рюмка виньяка. По радио все время только и говорят о шторме. Но если бы что-нибудь случилось, дали бы знать. Впрочем, Сташек сам часто говорит, что здесь плавать не страшно, ведь Балтика скорее озеро, чем настоящее море. Анна знает, что муж это говорит специально для нее, чтобы ее успокоить, но она благодарна ему и сама часто эти слова повторяет. «Ох уж обрадуется Сташек, когда узнает про усилитель, теперь-то Линецкий ему наверняка стереофонию сделает, только бы соседей не оглушить. Впрочем, у них тоже телевизор надрывается до полуночи, детки резвятся. Смешной этот Михал. «Нет, за Кропкой». Каждый день ждет Малгоську, провожает из школы, портфель ее носит. Вот и думай теперь что хочешь, бедная мама! Да к тому же еще и педагог. Пожалуй, и мне тоже пора перестать заниматься нищенством: «Дети, принесите по десять злотых на линейки, у всех они должны быть одинаковые; дети, мы должны собрать по нескольку злотых, потому что кто-то разбил стекло». Кто-то! Известно — кто: стекло разбил Розлуцкий, да и кто, кроме него, это может сделать, а дети его боятся и не скажут. Вот так: я собираю на стекло за Розлуцкого, актив мам из класса — для «дорогой пани учительницы на цветы», а родительский комитет еще на что-то. Этим Розлуцким я должна заняться, запущенный ребенок, отец у него, говорят, пьяница, а парнишка ходит без присмотра. Нужно со Сташеком поговорить, с какой стороны мне подойти к этому сорванцу. Знаю, он мне скажет: «Подумаешь, твой Розлуцкий, у меня еще и не такие были, а я их в люди вывел». Хвастунишка. Да, вот что! Я с Малгоськой договорилась на три часа, а ведь в пять у меня консультация в Высшей педагогической школе. Сомневаюсь, что мне удастся со всем этим справиться. А все он: «Запишись, Аня, защити магистерскую диссертацию, теперь без диссертации трудно». Правда, он будто в воду глядел: сейчас, после школьной реформы, мне все равно пришлось бы учиться. Еще год остался. Сташек мне поможет, да и рядом с Данкой я себя увереннее чувствую; нужно постараться, чтобы успеть к пяти. Только бы мне успеть, пока Сташек не вернется, а то снова будет злиться. Такой же, как все мужики! Сам меня уговаривал идти учиться, а теперь: «Где ты так долго ходишь? Человек домой придет замерзший, грязный, по морям скитался, а тут, пожалуйста, жены нет, везде беспорядок, есть нечего». Сегодня уж он наверняка будет дома: вчера была ровно неделя, как они вышли в море. Звонок. Где тетради? Волосы надо подобрать, одернуть блузку. Смотрите-ка, коллега Калина снова в новом платье. Откуда только у этой гусыни деньги берутся? Но надо сказать, что платьице ничего себе, только сидит на ней, как на чучеле огородном. Я должна все же как-нибудь затащить Сташека в комиссионный магазин. Что же делать с этим Розлуцким, придется снова ему двойку ставить, а ведь он уже в восьмом классе…»
В середине урока дверь класса приоткрылась, заглянула секретарша и вызвала Анну к директору.
— Что-нибудь случилось, пани Леля? — спросила Анна, шагая рядом с вей по школьному коридору.
— Там какой-то моряк пришел, а потом пан директор велел мне сходить за вами. Командор или капитан, я в этом не разбираюсь. Но такой симпатичный, блондин и очень вежливый.