— В такую минуту, понятно… А вообще-то вам страшно повезло. Ну что же, пожалуй, на этом мы закончим. Извините, что я вас столько времени держал. — Прокурор встал. Соляк сделал то же самое.
— Простите, можете ли вы мне сказать, — спросил он после некоторого колебания, — что будет дальше со мной, со всем этим делом?
Прокурор посмотрел на пустой письменный стол, закрыл шкаф на ключ, надел немного великоватую для него шапку, сунул под мышку потертую папку, показал рукой на дверь, открыл ее и погасил свет.
— Пошли, капитан.
Они вышли в коридор, спустились по лестнице. «Может, он не слышал моего вопроса?» — беспокоился Соляк. На улице в лицо им ударило гнилое, осеннее ненастье. Прокурор повернулся к Соляку, перекрикивая ветер:
— Что с вашим делом? Не знаю. Доложу начальству. Меня ваше объяснение удовлетворяет, а если будет нужно еще что-нибудь, то я вас найду. Привет, капитан.
8
В субботу вечером Соляк сдался на уговоры Анны — нанести визит ее родителям. Выхода не было: теща праздновала именины. В нормальной ситуации он наверняка нашел бы предлог, чтобы отказаться от приглашения, но сейчас, когда уже несколько недель ему приходилось сидеть дома на больничном, выхода не было. Кроме того, Сташек не хотел огорчать Анну, которая хотя и никогда об этом не говорила, но немного обижалась на него за то, что он никак не может помириться с ее матерью.
…«Бал учительниц» проходил в субботу, а в воскресенье утром курсант Соляк выступал в соревнованиях по боксу. Этот бой Сташек тоже запомнит до конца своих дней, потому что немолодой уже, но технически хорошо подготовленный, находящийся в хорошей форме противник так измотал его, что он потом долго удивлялся, как ему удалось продержаться до конца третьего раунда. Но какое это имеет значение, если тебе двадцать лет! Легкий массаж, несколько приседаний, горячий душ, обед покрепче, и пан курсант в элегантном темно-синем мундире уже едет на электричке во Вжешч. Немного поблуждав среди домов-близнецов, которые были построены для железнодорожников, он попрыгал среди луж, да к тому же еще и вымок как курица, потому что попал под летний дождь, но «для милого дружка семь верст не околица». Крыльцо. Звонок. Дверь ему открыла пожилая женщина, с виду довольно симпатичная, одетая так, словно она собиралась куда-то идти. В руке у нее был зонтик.
— Добрый день, — поздоровался курсант и даже вопреки уставу низко при этом поклонился, потому что не сомневался, кого он видит перед собой.
— Здравствуйте, — несколько удивленно ответила женщина и, довольно бесцеремонно оглядев его, спросила: — Вы к кому?
— Простите. — Такой прием немного смутил курсанта, но он еще держался. — Простите, панна Аня дома?
— А с кем имею честь?
— Курсант Соляк, то есть, извините, меня зовут Станислав Соляк.
— Квятковская, — представилась женщина и протянула курсанту руку таким образом, что оставалось только чуть согнуться и почтительно ее чмокнуть. К сожалению, курсант Соляк, воспитанный в добрых зетемповских традициях, был как раз на этом этапе, когда, кроме всего прочего, целовать руку даже будущей теще считалось мещанским предрассудком. Он, правда, принял протянутую руку, но, еще раз стукнув каблуками, опустил ее до надлежащего уровня и обменялся с будущей тещей крепким, солдатским рукопожатием, то есть, не будем скрывать правды, курсант Соляк сжал ладонь пожилой пани так, что она едва не пискнула от боли.
— Что вы делаете! — крикнула она, чем сконфузила бравого курсанта во второй раз. К счастью, в тот момент, когда он бормотал неизвестно в который раз «простите», из-за спины разочарованной Квятковской-старшей выглянула панна Квятковская-младшая, другими словами, Аня.
— Привет, Сташек!
— Здравствуй, Аня!
— Мамочка, разреши я тебе представлю: это Сташек.
— Мы уже успели познакомиться! Пошли, Аня, а то еще опоздаем на вечернюю мессу.
И пожилая женщина, сердито нахмурив брови, спустилась с лестницы и сильно стукнула калиткой.
— Что ты тут натворил? У мамы такой рассерженный вид… — шепнула Аня, раскрывая зонтик.
Сташек пожал плечами:
— Не понимаю, в чем дело.
— Аня, пошли! — Пожилая дама говорила не терпящим возражения тоном.
— Не сердись, мне нужно идти. Впрочем, пойдем с нами, это продлится недолго.
Аня сбежала по лестнице, большие капли дождя стучали по зонту.
Ускорив шаг, Соляк поправил фуражку.
— А куда вы идете?
— Ты же слышал: в костел, на вечернюю мессу, это здесь недалеко.
Еще бы немного, и в этот ужасный день курсант обидел бы и панну Квятковскую. А дело все в том, что, услышав ее предложение, он остановился, энергично постучал себя по лбу, а что этот жест означает — известно каждому, и, чтобы не было сомнений, добавил:
— Ты что, Анка, спятила? Я пойду в костел?
— А что тут ужасного?
К счастью, как видно, молодая Квятковская имела чувство юмора и не была ханжой, потому что в тот момент, когда Анка говорила эти слова, она улыбалась распетушившемуся курсанту. И в довершение всего сказала:
— Впрочем, ты прав, вообще удивительно, как ты с такой физиономией на улицу вышел?
— А что?
— Посмотрись в зеркальце.
Сташек с ужасом заметил сияющий под глазом фонарь.
— Я боксировал утром. Аня, неужели тебе и вправду нужно идти?..
— Аня! Сколько тебя еще ждать?! — сердилась совсем уже постаревшая от негодования дама.
— Бегу, мама! — И Сташеку: — Видишь, мне нужно идти, ведь это же мама, понимаешь? Не сердись, зайди вечером или позвони завтра в институт. Чао!
— Привет!
Аня побежала за мамой, а курсант Соляк остался на улице под дождем, как пресловутое огородное чучело.
После такого, казалось бы, юмористического знакомства между будущей тещей и ее зятем начались более серьезные конфликты, и, как потом оказалось, длительные и с последствиями. К счастью, это не отразилось на отношении Ани к нему, что Соляк, в минуты раздумий над удивительными делами мира и людей, готов был, и, кажется, не без основания, считать любовью. Таким образом, несмотря на то что будущая теща не очень-то приветливо смотрела на «деревенщину», а к тому же еще «безбожника» и задиристого, как петух, курсанта, молодые люди дружили. Дружили, им было хорошо вместе; спорили и мирились, веселились и грустили — всякое бывало, но в одном они были уверены: вместе им всегда хорошо. Аня преподавала в школе, Сташек стал офицером.
— Ну так что, Аня, не пора ли нам поселиться вместе?
— Знаешь, это мысль! Гениальная, как всегда у тебя, ты прав — пора, и немедленно…
Только сейчас он понял, что Аня над ним смеется.
— Но я совершенно серьезно говорю: мы должны пожениться. Ведь я же тебя люблю, Аня!
— Глупенький… Я тоже хочу быть с тобой. Но все это не так просто, разве можно очертя голову…
— Не понимаю, что нам мешает. Мы взрослые люди, оба работаем.
— Хорошо, но где мы будем жить?
— Офицеру полагается квартира.
— А когда?
— Если мы поженимся, то, наверное, нам скорее дадут. Мой коллега Стефан Долина, ну, тот блондин, подпоручик, помнишь, мы в кино вместе ходили, он был с Магдой, с такой рыжей девушкой?
— Помню, ну и что?
— Они поженились и через несколько месяцев получили комнату с кухней. Надоело мне уже жить в казарме, да и наши встречи, словно мы прячемся, я приезжаю, уезжаю, даже нацеловаться с тобой не могу вволю.
— Так ты из-за этого хочешь жениться!
— Аня, будь посерьезней!
— Кто из нас несерьезный? Знаешь, Сташек, а ведь вначале, пока мы не получим квартиру, мы сможем жить у нас! Влодека весной взяли в армию, папа все время в разъездах, дома только мама. В этой комнатке наверху нам было бы хорошо.
— Ну, если на несколько месяцев, то пожалуй…
В конце концов они решили свадьбу назначить на осень. Бракосочетание какое? Конечно, только гражданское.
— Мама не согласится.
— Я на тебе женюсь или на маме?
— Это не аргумент… Пойми, ведь это моя мама. Она вырастила меня, выучила, одевала, содержала меня, а я ей за все должна теперь отплатить такой черной неблагодарностью?
— Тебе венчание в костеле нужно?
— Белое длинное платье, букет, свадебный кортеж, орган играет, красиво, правда?
— Аня, давай говорить серьезно!
— Серьезно… Если говорить серьезно, то мы уже не дети и хорошо знаем, что сто венчаний, проведи их хоть сам епископ, не помогут, если у людей что-нибудь не получается и они не хотят быть друг с другом.
Мать Ани расплакалась, когда они сказали о своих планах. Тесть пожал плечами, подмигнул Сташеку и налил густой вишневки в старые рюмки.
— Мама, мама, успокойся, вместо того чтобы радоваться, ты плачешь. Ну, всего хорошего, зятюшка.
— Ваше здоровье!
С тестем Сташек подружился сразу. Этот старый, много видевший на своем веку человек, потомственный рабочий, дома бывал редко, когда они встречались со Сташеком, то любили поговорить, сыграть партию в шахматы, выпить рюмку наливки. Мать выплакалась, расцеловала дочь, посетовала на то, что девочка так быстро стала взрослой, вот уже из дома бежать хочет, и даже на Сташека взглянула приветливо, а он — была не была — по такому случаю поцеловал теще руку. Другими словами, все шло хорошо, пока теща не сказала:
— Так вот, мои дорогие дети, мы с отцом против вашей воли не пойдем, Раз ты, дочка, выбрала его, а он тебя, видно, бог так хотел, и пусть он вас благословит. А помолвку и свадьбу мы закажем в нашем приходе, костел у нас здесь красивый, священник хороший, к тому же знакомый.
Аня посмотрела на Сташека, опустила глаза и стала нервно теребить платочек. Сташек, который в этот момент ставил стакан на блюдце, от волнения чуть не разлил чай.
— Простите, — начал он. — Но я хотел сказать, мы уже говорили об этом с Аней, в костел мы не пойдем.
— Как? Хотите жить без благословения божьего, без венчания?
— Почему, мы свой брак зарегистрируем.
— Я никогда на это не соглашусь! Только через мой труп!