9
«Изоломикрогруппа добровольность интероадезия принуждение нет. Пауза. Каждый вдвое противоигра изоломикрогруппы. Пауза. Главное сообщение центрилетальное самотечение пауза. Связующее вещество гневность пауза. Кто вина тот кара. Пауза. Кто кара тот изоломикрогруппа добровольность пауза. Что такое изоломикрогруппа? Пауза. Интерсвязь возвратное полиндивидуальное сопряжение гневность самоцель пауза. Социопсиховнутренняя циркуляция антисмерть пауза…»
Соляк отложил роман Лема и пошел в кухню, чтобы вскипятить себе чай. Много чая, ложечка сахара. Полстакана воды. «„Вдвое, изоломикрогруппа“. Как у меня сейчас. Ведь я могу пойти к ребятам на „Морус“, и никто мне ничего не скажет: в конце концов, меня даже не отстранили от должности. Ну да, видно, все дело в том, что рука у меня в гипсе и я сижу на больничном. Симпатичный парень этот Сова. Позвонил, сказал, что придет на бридж, и действительно пришел в субботу с женой. Пожалуй, мы больше говорили, чем играли в карты. Анна приготовила курицу с шампиньонами. О деле „Моруса“ ни слова, хотя все об этом думали. Обо всем, только не о шторме: о руке, как она заживает, о елке для детей, о новогоднем вечере, о новостях в Организации военных семей, о снабжении поселка, о Ближнем Востоке, об учебе в Высшей политической академии. Обо всем, только не о шторме. О прокуратуре тоже ни слова». Но Соляк за это был очень благодарен замполиту. Он знал, что тот хочет дать ему понять: слушай, Соляк, все идет своим чередом, и нужно спокойно ждать до конца, пока дело не будет расследовано.
Соляк смотрел в окно, за которым декабрьская вьюга белила крыши города густой краской мокрого снега. Глоток горячего, крепкого чая. «Повуй — спокойный человек, интересно, беседовал ли он еще с кем-нибудь, кроме Сломки, Лямута и Линецкого? Линецкий. Он говорит, что с „Морусом“ дела обстоят совсем неплохо. Его уже красят. Ведь я мог бы туда пойти, просто посмотреть, поговорить с ребятами. Ну да, прокурор их допрашивает, и они могут подумать… Что могут подумать? Ведь я же никого ни о чем просить не буду. Этого еще не хватало. Нужно сегодня Юреку Коженю письмо написать, уж больно долго он лежит в этом своем госпитале. Разве на корабле с тобой будет кто-нибудь так искренне говорить, как Юрек в больнице?» В дверь кто-то позвонил. Собака, которая дремала на кресле, подняла голову, но с места не сдвинулась — видно, что звонит чужой. Соляк отодвинул засов. В квартиру с большой картонной коробкой влезли мат Татецкий и мат Груецкий, а сразу же за ними, командуя этими странными грузчиками, огромный боцман Стрыяк. Увидев, что ребята тяжело дышат от усталости, Соляк без слова отошел в глубь коридора.
— Осторожно, осторожно, — напоминал боцман.
Матросы поставили коробку, встали по стойке «смирно», а боцман явно готовился к рапорту. Захваченный врасплох, Соляк чувствовал себя не очень уверенно, стоя перед ними в халате и в стоптанных домашних туфлях, вот почему он тут же постарался прервать этот сложный военный церемониал.
— Что это, панове?
Леня щелкнул каблуками и приложил руку к фуражке:
— Разрешите доложить, пан капитан, это телевизор!
— Какой телевизор?
— Цветной! — улыбнулся Леня. Капитан не скрывал своего удивления:
— Ну хорошо, а чей это телевизор, зачем вы его сюда притащили?
— Он наш, пан капитан.
— Шефы из Затоки привезли его на «Морус», — объяснил мат Татецкий, к которому присоединился Груецкий, добавив:
— Мы решили, что пока гражданин капитан болен и не приходит на корабль, пусть смотрит дома.
— Цветной! — не отступал Леня.
Соляк почувствовал, что его глаза стали подозрительно влажными. Махнул рукой:
— Прежде всего раздевайтесь и заходите в комнату. Кому чай, кому кофе?
— Да что вы, пан капитан, зачем с нами такие церемонии? — пытался отказаться Леня, ему поддакивали остальные. Но в конце концов они помогли командиру накрыть на стол и уже через минуту сидели в комнате.
Оказалось, что несколько дней назад шефы из Затоки отыскали «Морус» и привезли с собой в качестве подарка для команды цветной телевизор.
Шефы. В Военно-морском флоте уже стало традицией, что почти каждый корабль сотрудничает с каким-нибудь городом, районом или промышленным предприятием. «Морус» тоже хотел иметь шефов. Случай сам пришел им на помощь. В одно весеннее воскресенье несколько матросов, получив увольнение, поехали в Затоку. На этот раз они отказались от обычного маршрута по Свентоянской улице, сопотскому молу или гданьскому Старому городу, а сели в автобус и поехали в противоположном направлении, в сторону Затоки. А уговорил их Метек Конкель, коренной кашуб[22], родом из Затоки, перед службой на флоте закончивший там техникум рыболовства. В это солнечное воскресенье их, моряков с «Моруса», было четверо. Упоминавшийся выше Метек Конкель, Юрек Татецкий, Анджей Груецкий и Губерт Брыга. В отутюженных темно-синих мундирах они расселись в пустом в это время автобусе и лениво смотрели на пробегающие мимо окон пейзажи. Увольнение! У тебя столько времени. И делай с ним что хочешь. Можешь, к примеру, выйти на ближайшей остановке, пойти к лесу, лечь на цветистом лугу, подложить руки под голову и, щуря глаза от солнца, смотреть на плывущие белые облака и мечтать о чем угодно. Или попробовать познакомиться с девушкой, которая стоит на остановке, а теперь все дальше и дальше уплывает назад и, улыбаясь, машет рукой в ответ на приветствия, которые ей посылают моряки.
— Ничего брюнеточка!
— Нужно было к ней выскочить.
— Ясное дело.
— Метек, а в этой твоей Затоке какие-нибудь танцы будут?
— Посмотрим.
— Еще только начало мая, курортниц пока нет.
— Пусть только начнется сезон — девочек будет хоть отбавляй.
— Держи карман шире! Для кого хоть отбавляй, а мы, как обычно, летом «море, наше море, верно будем тебя стеречь»…
— Ну хотя бы два воскресенья свободных получится.
— Скажи, Метек, твоя столица большая?
— Около десяти тысяч.
— Помню, в школе я раз чуть кол не схватил из-за этой Затоки. Забыл, в каком году здесь была битва со шведами.
— Была, кум, была. Это старый город, старый польский порт.
— Город многим нравится, а я здесь родился, и для меня Затока — самое красивое место на земле.
— Понятно, каждого в свою сторону тянет.
— Ну, хлопцы, Затока-сити, выгружайся.
— Разве мы здесь выходим. Метек?
— Да, здесь, на площади, лучше всего.
— Панове, как же так, а где оркестр, который нас должен встречать?
— Уж по крайней мере оркестр пожарников. У вас что, здесь нет пожарной команды? «В Кросневицах загорелся один дом…»
— И панночек с цветами не видать…
— Выходите, выходите, нечего ворчать, самое главное, что сейчас еще только десять утра и солнце светит вовсю!
— «Раз идем мы в увольнение, то погода должна быть».
А следует признать, что в тот день майское утро было действительно прекрасным. Солнце еще по-весеннему несмело, нежно подмигивало сквозь серебристую дымку. Было тепло, почти безветренно, и только где-то на вершинах деревьев, окружающих площадь, легонько дрожали листочки молодой, чистой зелени. Площадь была маленькой, с клумбами разноцветных анютиных глазок, ее окружали характерные дома с фахверковыми стенами. В это время дня площадь была почти пустой. Матросы с интересом смотрели по сторонам, шли за Метеком и, следуя его примеру, отдавали честь старым рыбакам, попыхивающим дымом из длинных трубок. Мимо них с хихиканьем пробежала станка длинноногих школьниц, а по пути то и дело встречались молодые супружеские пары, которые в сверкающих никелем каретах гордо катали вокруг площади своих отпрысков. Метек вел друзей узкой улочкой по направлению к своему дому. Гладь залива была идеальной, даже штиль не морщил воды. На деревянных помостах неподвижно сидели рыбаки с удочками. Где-то вдали виднелся вялый белый парус и две деловито тарахтящие моторами рыбачьи лодки, которые из-за их цвета прозвали «желтками».
Дом Конкелей стоял на высоком берегу, среди похожих друг на друга строений типичного рыбачьего поселка. Везде сохли сети, у пристани стояли лодки и катера, то тут, то там чернели трубы печей для копчения рыбы. Дома друзья застали только маму Метека, седеющую, но довольно бодрую пани Конкель, и Марту, его младшую сестру. Отец и старший брат Иоахим не вернулись еще с моря, куда они вышли до рассвета, чтобы проверить сети и крючки, поставленные на угря. Поскольку их ожидали с минуты на минуту, Марта отвела гостей на пристань, а мама Конкель повязала белый передник и начала хлопотать на кухне. Марта была красивой высокой девушкой, с белыми, как лен, волосами и с зелеными, словно вода залива на весеннем солнце, глазами. С самого начала смуглолицый Юрек Татецкий не спускал с нее глаз, да и она больше смотрела на него.
Так они сидели на помосте, шутили, болтали над водой ногами и подставляли лица под ласковые лучи солнца. Долго ждать им не пришлось. Старая рыбацкая лодка Конкелей, ведомая опытной рукой отца семейства, ловко нашла у пристани свое постоянное место. Метек познакомил отца и брата со своими товарищами. Папа Конкель, попыхивая неразлучной трубкой, радовался приезду младшего сына, но сетовал на сегодняшний улов. Другого мнения был старший брат Метека, такой же беловолосый, как он и Марта, улыбчивый и живой Иоахим. Ребята помогли погрузить рыбу в ящики, потом перенесли их в темную, вкопанную в скалу холодильную камеру и обложили рыбу льдом.
Стол был установлен на крыльце. Марта застелила его белой скатертью. Иоахим принес целый бидон пива, мама Конкель поставила на стол корзинку белого хлеба и жареную, еще шипящую, плавающую в масле рыбу. Ребята ее уплетали так, что за ушами трещало, хотя каждый старался, как мог, чтобы первый визит не прошел у них в обжорстве. Поэтому они разговаривали, шутили, рассказывали, перебивая друг друга, о морских приключениях, хотя их фантазии не давала развернуться в полную силу приветливая и в то же время скептическая улыбка старого рыбака. Конечно, как в таких случаях бывает, они не скупились на похвалы своему коллеге, у которого гостили, Метек без конца краснел и отмахивался от друзей, рассказывающих о его безупречной службе. Только пани Конкель, как каждая мама, слушала все, что говорили о ее младшеньком, не только с вниманием, но и с явным умилением, не переставая ухаживать за ребятами и подставлять им все новые и новые порции. Понравилась парням семья Метека, полное достоинства поведение родителей, приветливость брата и сестры. А потом вместе с Мартой они снова вышли на пристань, только на этот раз подальше от дома Конкелей, туда, где ученики местных школ работали на воскреснике — строили центр водного спорта. Майский теплый день, много солнца, еще больше хорошей музыки, полно красивых девушек — и ребята не успели оглянуться, как Марта и ее подруги втянули их в круговорот веселья и работы. Они убирали территорию, носили строительный материал, лихо махали лопатами. Самый веселый из них, Анджей Груецкий, напевал: