Изо всех сил стараюсь не смотреть Мэй в глаза, потому что мне дико стыдно.
Через пару мгновений она машет рукой перед моим носом.
– Алло? Кто-нибудь есть дома? Что мы тут делаем?
Тру лоб, смотрю на нее и мямлю:
– Я думал, будет романтично.
– Что конкретно? – ухмыляется Мэй.
– Э… привезти тебя ночью на игровую площадку? Я не хотел просто поехать куда-то и поесть вместе. Думал устроить что-то в стиле фильмов Джона Хьюза.
– Кого? – хмурится Мэй.
Потираю шею.
– Режиссер такой, еще снял… не важно. Я идиот. Думал, тут будут другие люди, фонари и все такое. А здесь темно, тихо и пусто… – Выдавливаю улыбку. – Прямо сцена из начала «Закона и порядка»[8].
Мэй прижимается к окну.
– Нет, нет, – спешно заверяю я. – В смысле, просто обстановка похожа, ну, темный парк. Не то чтобы наша ночь пошла в том направлении… – Она смотрит так, будто у меня восемь голов. – О боже, конечно, нет! Я даже не знаю, почему так сказал. – «Почему я не могу просто заткнуться?» – Прости. Мне нельзя разрешать говорить. Вообще. Пожалуйста, просто не обращай на меня внимания. Если хочешь уехать отсюда на такси, я вызову. – Я опускаю голову на руль.
Слышу кашель, а потом Мэй смеется. От души, до слез. Она даже икает.
Потрясающе.
Я сам начинаю хихикать.
– Знаю, знаю. Отличный поступок с моей стороны, верно? Я думал, будет суперкруто.
Она вытирает глаза.
– Что ж, я ценю твои усилия, но да, тут немного жутко. Может быть, я не самый романтичный человек, но мне больше по душе свет и цивилизация. – Она оглядывает меня. – Боже, мы оба такие фрики. Я рада, что встретила тебя, Теллер. Даже если твоя мама сволочь. Сто лет так не смеялась.
Мое сердце пропускает удар.
– Кстати, – ухмыляется Мэй, – я приняла твой запрос в инстаграме.
Ерзаю на месте, надеясь, что она не сочла меня слишком назойливым. Я знаю, что Мэй приняла запрос – причем еще утром. Я прокрутил ее страницу до самого начала, что было несложно, поскольку последние одиннадцать месяцев Мэй ничего не публиковала, а до этого снимков тоже было не очень много.
– Могу я спросить … – Она замолкает и прочищает горло. – Ты не обязан отвечать, если вопрос странный и все такое, но кто та девушка?
Конечно, я знаю, о ком она говорит. Вздыхаю про себя. Мэй продолжает:
– Я видела ее вместе с группой – она была на прослушиваниях, а затем на концерте. Я думала, она подруга Мэтта, но потом увидела ту фотографию, где вы, ребята, целуетесь? – Мэй рассматривает свои ногти, будто ей все равно, но мне кажется, что, возможно, ей не совсем все равно.
На этот раз вздыхаю вслух. Надо было удалить ту фигню.
– Ага. Она моя бывшая. Сейчас действительно встречается с Мэттом, тут ты не ошиблась.
Мэй кривится.
– Фу. Да он же с виду полный козел.
– Хуже некуда. Но это я виноват, что они вместе. Когда мама решила защищать стрелка, – Мэй морщится, – Роза была сильно против. Дело дошло до того, что нам не удавалось поговорить без упоминания этой темы. Поэтому я сказал Розе, что мне нужно немного подумать, и следующее, что я знаю – она встречается с Мэттом. И это в значительной степени похоже на любые события моей жизни после того, как мама взяла то дело.
Мгновение она молчит.
– Слушай, извини. За то, как я относилась к тебе, когда узнала о…
– Я должен был сказать тебе, а не темнить, – перебиваю я.
Она качает головой.
– Да, должен был – по крайней мере, тогда мой срыв произошел бы в более уединенном месте, а не посреди чертова урока театрального искусства, – но вряд ли последствия были бы лучше. – Она молчит, а затем говорит что-то, чего я никогда не думал услышать от кого-то, кроме Конора: – Мне жаль, что тебе так тяжко приходится. Это не твоя вина.
Горло перехватывает. Я крепко сжимаю руль. В машине несколько секунд тихо. Я пытаюсь не заплакать, Мэй погружена в собственные мысли. Затем она хлопает себя по бедрам, нарушая молчание.
– Ладно, ну должно же быть что-то лучше, чем это, – и показывает на темноту за своим окном.
– Кажется, Конор играет на «ночи свободного микрофона» в том новом кафе… Мы могли бы туда пойти? – Я морщусь. Могу ли я жить без помощи Конора?
– О да. Люси говорила, что она пойдет. – Мэй ухмыляется мне. – Кстати, какие шансы, что они начнут встречаться?
– Конор не ходит на свидания, – фыркаю я. – Так понимаю, Люси тоже?
– Определенно.
– Тогда они идеальная пара.
– Точно. Хотя она обычно больше по девушкам. Но посмотрим. – Она вздыхает. – Вариант с концертом – мимо. Пожалуй, после вчерашней ночи я еще долго не сунусь в людные места.
– Разумно.
– Так что, едем обратно к моему дому? – пожимает плечами Мэй.
«Черт возьми, Зак, ты тупица. Ну просто взорвал ночь». Я киваю, пытаясь скрыть разочарование, и притворяюсь, будто мне вообще все равно, что свидание заканчивается так рано.
Мы подъезжаем к ее дому. Семья Мэй живет в нескольких районах от моего, не то чтобы в Долине действительно существуют районы, в основном она представляет собой раскинувшийся за холмом пригород Лос-Анджелеса. Я мало здесь бывал. У меня никогда не было необходимости или повода съездить сюда. Я получил права меньше года назад, а до того такая вылазка отняла бы кучу сил. Мы с Гвен очень зависели от школьного автобуса. Не скажешь, что наши родители рвались нас куда-то подвозить.
Паркую машину и нацепляю фальшивую улыбку, ожидая неизбежного прощания. Мне уже заранее грустно. Вместо этого Мэй с вопросительной улыбкой поворачивается ко мне.
– Ты что, собираешься оставить мотор включенным, пока мы внутри?
– А… А. Ты хочешь, чтобы я вошел? – Ладони потеют, а сердце начинает колотиться в груди.
Она пожимает плечами.
– Прошло всего полчаса с тех пор, как ты меня забрал… Ты не обязан, но я подумала… – Мэй замолкает. – Моя мама уже куда-то ушла, – и под нос, – как обычно.
– Твоя мама ушла? – мой голос срывается. Ну вот совсем без намека, ага.
Она закатывает глаза.
– Успокойся, чудик. Я не это имела в виду.
– Нет, я не думал… Я знаю! Я не… – ЗАМОЛКНИ, ЗАК. Боже, иногда я хочу выброситься из ближайшего окна.
Мэй смеется.
– Все хорошо. Идем. – Она отстегивает ремень безопасности и распахивает дверцу машины. Я сижу там секунду, пытаясь собраться. Когда я думал о сегодняшнем вечере, то даже не предполагал, что мы окажемся в ее доме… одни.
Вдвоем. С Мэй.
Твою мать.
Но она стоит там, перед моей машиной, и ждет меня, поэтому я сглатываю и выхожу.
Подмечаю каждую деталь окружения, которую не отметил, когда пришел в первый раз: три маленькие пальмы на обочине дороги, где припаркована машина Мэй. Кирпичная дорожка, ведущая к входной двери, выкрашенной в красный цвет и облупившейся по краям. Затем я смотрю на Мэй перед собой, как колышутся ее волосы, когда она идет, забываю обо всем остальном и следую за ней внутрь.
Ее мама действительно ушла за те полчаса, что нас не было. Мэй проводит мне экскурсию по дому, показывая комнаты внизу. Все чисто и опрятно, но не так, словно кто-то недавно прибрался, больше похоже, что вещи в принципе нетронутые. Как будто здесь не обитают живые люди. На стенах гостиной висят фотографии в серебряных рамках – Мэй и ее семья, в строгих позах с фальшивыми улыбками. Похоже на профессиональную фотосессию. Почти везде Джордан стоит позади сестры, положив руки ей на плечи. Они очень похожи друг на друга.
Мэй откашливается и начинает говорить. Ее голос такой тихий, что мне приходится наклониться, чтобы ее услышать.
– После… того, что произошло, мои родители наняли команду профессиональных… не знаю, как их называют… организаторов? И попросили вывезти из дома все вещи Джордана. Его книги… его ноты… все, что было не в его спальне в день, когда это произошло. Люди пришли, прибрались и сложили вещи по ящикам. Кроме его комнаты. Ее родители не тронули, как будто не смогли войти туда и что-либо передвинуть. А его гитары… – Ее веки на мгновение тяжелеют, но она моргает, и момент проходит. Мэй качает головой.
Она ведет меня наверх и останавливается перед закрытой дверью.
– Мы не заходим туда. В его комнату, – ее голос дрожит. – Раньше я ходила. Сразу после, я много раз там спала. Не могла поверить, что его больше нет. Что я проснусь, а он не будет сидеть в изножье кровати и смотреть на меня, мол, ты чего забыла в моей комнате? – Мэй молчит, глядя на свои ноги. – Потом однажды утром, несколько недель спустя… Я проспала, и родители меня потеряли. Мама нашла меня здесь и… Боже. – Она потирает лоб. – Она будто призрака увидела. – Ее челюсти сжимаются. – Во всяком случае, с тех пор мы сюда не заходили. Никто из нас. Прошел почти год, и ближе чем сейчас я к ней не подходила.
А потом она протягивает руку и открывает дверь.
Мэй плачет.
Я тянусь и держу ладонь в сантиметре от ее спины, пытаясь дать ей хоть что-то – хоть какую-то поддержку – без прямого физического контакта. Хочу, чтобы она знала: я здесь, прямо за ней, и никуда не уйду.
Мы стоим в дверях и молчим. Комната перед нами пуста, заброшена, как забытый музей. На полке под окном стоят учебники. У дальней стены – наполовину заправленная кровать. Совершенно очевидно, что здесь целую вечность никого не было: в отличие от остальной части дома, где настолько чисто, что можно с пола есть, тут все покрывает толстый слой пыли. Письменный стол, бюро, тумбочка, все серое.
Мэй хватается за деревянную дверную раму и прислоняется к ней, словно не в силах держаться на ногах. Смотрит на гитару, прислоненную к столу Джордана.
– Они принесли ее обратно, – ее голос сдавленный, рыдающий. – После. – Мэй часто моргает. – После того… что случилось. Она была в школе. В той комнате. Я ее видела… Я видела ее, когда меня выносили из той гребаной комнаты, Зак. Я держала глаза открытыми и увидела его гитару. – Ее слезы текут быстрее, и Мэй с силой вытирает лицо ладонями. – Она валялась там. Как будто Джордан уронил ее, прямо перед… Повсюду была кровь… – Ее тело дрожит от рыданий. – Мне так его не хватает.