– А у монахов дети родятся?
Узнав, что не родятся, искренне удивилась:
– А зачем?
– Что зачем? – в один голос возопили обескураженные Мальцевы.
– Строили зачем?
– Затем, что надо, – глубокомысленно произнес Виктор.
– Все равно не понимаю зачем, – стояла на своем Машка. – Ты работаешь для того, чтобы я не знала ни в чем нужды. Мама – тоже. Эти-то зачем?
Ответа девочка знать не желала. В ее набитой всякой всячиной головке жило твердое убеждение, что если что-то в этом мире значительного и происходит, то исключительно потому, чтобы была она – Мария Викторовна Мальцева. Других объяснений Маруся не принимала, ибо такая картина мира ее во всем устраивала.
Вот и сейчас, находясь на расстоянии вытянутой руки от матери, она размышляла над тем же вопросом:
– Зачем ты кучки складывала?
– Чтобы ты спросила, – проронила Тамара.
– Я тебя спросила. Зачем?
– Игра такая, – пояснила мать и начала отчаянно врать про способность человеческого глаза выделять предметы по их размеру, цвету и форме.
– Давай, чья башня выше? – предложила Машка и бесцеремонно пододвинула одну из галечных кучек себе.
Началось строительство. Тамара аккуратно строила свою башню, осторожно ставя камни друг на друга. Марусино сооружение росло на порядок быстрее, но и падало чаще. Результат не заставил себя ждать: Машка резко двинула ногой и одним разом завершила начатое строительство.
– Ты выиграла, – снисходительно заявила она матери и заодно снесла и ее башню.
– Зачем сломала? – спокойно поинтересовалась женщина.
– Затем, что ты выиграла, и игра закончена, – подвела итог девочка.
– Мы так не договаривались.
– Мы вообще ни о чем не договаривались, – с горечью изрекла Маруся и пожаловалась в никуда: – Сидишь тут одна, ни с кем не разговариваешь, все время о чем-то думаешь. Живи как хочешь!
– Я сижу не одна, а с тобой, – попробовала возразить Тамара.
– Как же! Со мной!
– А с кем же еще?
– Ты вообще меня любишь? – рассердилась девочка.
– Люблю, конечно.
– Ну раз любишь, почему не разговариваешь?
– А что, когда любят, болтают без умолку?
– Не только болтают. Еще обнимают и целуют. Ну, конечно, если родители нормальные.
– То есть я, по-твоему, ненормальный родитель. Да, Машка?
В любой другой ситуации Маруся не осмелилась бы предъявить матери подобное обвинение, но сейчас в девочке все клокотало:
– Всех целуют, обнимают…
– А тебя не целуют и не обнимают.
– И не купаются, – выдавила Машка еще одну жалобу. – Скоро зажарюсь тут с тобой.
Тамара притянула дочь к себе и поцеловала в свирепую рожицу. Маруся картинно изобразила неудовольствие:
– Хватит уже, мам, все смотрят.
– Прям-таки все на тебя смотрят? Тогда пойдем, спрячемся. В море. Чтоб не видно было.
Это предложение пришлось девочке по душе. Она степенно направилась к воде, а потом не выдержала и побежала.
Купались долго. Машка солировала, демонстрируя все, чему научилась: кувырок под водой, стойка на руках, вращение вокруг своей оси и проч., проч., проч.
– Стой здесь! – кричала она матери. – Я до тебя доплыву.
– Стою, – сообщала Тамара и, пока дочь ныряла, отодвигалась на метр-другой.
Маруся выныривала, обнаруживала мать далеко от себя и грозно спрашивала:
– Ты точно стоишь на месте?
– Точно, – врала Мальцева и продолжала испытывать дочернее терпение.
Наконец Машке надоело, и она брякнулась пузом на гальку. Волна протащила ее обратно в море. Потом выдавила в сторону пляжа. И так до бесконечности. Маруся, в отличие от матери, не чувствовала холода, а потому выходить не собиралась. Пришлось призвать к порядку и вытащить дочь за руки. Машка извивалась, хохотала и, довольная, улеглась на камни. Тамара расположилась рядом – греться.
– А где наш папа-то? – вспомнила девочка о существовании второго родителя.
– У него выходной.
– Это от меня, что ли? – уточнила Машка.
– Почему от тебя? От меня.
– Вы что, разводиться собрались? – неожиданно серьезно предположила Маруся.
– С чего это ты решила?
– А чего это у папы выходной? – язвительно поинтересовалась девочка. – Когда любят – все время вместе!
– Кто это тебе сказал?
– Папа.
– А папа тебе не сказал, что иногда людям, даже очень близким, нужно отдыхать друг от друга?
– Нет. Он от тебя никогда не устает, – щедро приоткрыла завесу над папиными тайнами Маруся.
– Устает, – не согласилась с ней женщина. – И потом…
– Потом вы разведетесь, – продолжила начатую фразу Машка и всхлипнула: – А я останусь одна, как Сонька.
– Какая еще Сонька?
– Сонька Локтева.
Тамара поняла, откуда ветер дует: прямо из третьего «Б» класса, ученики которого перемывали кости своим отсталым предкам.
– У нее тоже родители друг от друга отдыхали-отдыхали, отдыхали-отдыхали, а потом раз – и развелись.
– И что теперь?
– Теперь она всю неделю с мамой, а по воскресеньям – с папой.
– А ты бы что хотела?
– А я бы хотела всю неделю и с тобой, и с папой.
– А сколько ты уже без папы, дорогая?
– С утра.
– И я с утра. Значит, он, Машка, развелся с нами обеими.
– Да ладно! – не поверила Маруся.
– Вот тебе и ладно, – притворно пожаловалась Тамара и рассмеялась: – Балда ты, Машка. Куда твой папа от тебя денется?
– А от тебя? – на всякий случай поинтересовалась девица.
– И от меня.
– А ты?
– А что я?
– А ты тоже не денешься?
– И я тоже не денусь.
– Ну и я тогда не денусь, – успокоилась Машка и перевернулась на живот. Потом о чем-то вспомнила и нарочито равнодушно спросила: – То есть вы любите, что ли, друг друга?
– Что ли любим, – призналась Тамара и ущипнула Марусю за упругую попу.
– Ну, ма-а-ама! – взвизгнула та, и все в этом мире встало на свои места. Как было. И как должно быть.
Виктор спустился на пляж часам к двенадцати. Зачем – неизвестно. Прожив с этой женщиной восемнадцать лет, он так и не смог привыкнуть к тому, что даже свой отпуск Тамара организует в соответствии с расписанием. Просто оно несколько отлично от того, по которому живет семья в остальное время года. На море воля этой женщины была особенно впечатляющей: 8.00 – завтрак, с 8.30 до 11.00 – море, 14.00–16.00 – дневной сон, 17.00–19.30 – снова море, а дальше допускались различные варианты.
– Понимаешь, я человек сквозного времени. Мне важно видеть план каждого дня и определять его цели, – декларировала мужу свои жизненные принципы Мальцева.
– Ты слишком категорична, – упрекал Виктор супругу, но тем не менее с удовольствием покидал пляж в тот момент, когда некоторые из отдыхающих только до него добредали, и с не меньшим удовольствием клал на ухо подушку, чтобы в долгожданной тишине переварить казенный обед.
С Марусей вопрос решался проще простого. Ей якобы предоставлялся выбор:
– Твое право, – играла в демократию ее мать, – не спать днем. Ради бога!
Машка гордо расправляла свои загорелые плечики.
– Но…
Девочка вопросительно поднимала бровки.
– Но… тогда твой отход ко сну планируется на более раннее время.
– На какое? – уточняла Маруся, решая про себя сложную задачу – «Быть или не быть».
– Девять.
– Ско-о-олько?!
– Девять.
– Ма-а-ам, ты что-о-о-о? – возмущалась Машка. – Здесь даже грудных детей в это время не укладывают.
– Грудных детей, Мария, вообще не укладывают. Они и так все время спят.
– Да ну-у-у, – сомневалась девочка и подозревала мать в даче ложных показаний.
– Вот тебе и ну!
– Ну я же не засну! – шантажировала Машка родительницу.
– Ну и не спи, – неожиданно легко шла навстречу Тамара.
– А вы?
– А мы гулять.
– До скольки? – уточняла Маруся срок своего заключения.
– Как получится.
– А если я буду днем спать?
– Тогда и ты гулять.
– До скольки получится?
Тамара не удостаивала дочь ответом. В результате та делала правильный выбор. Согласно установленному расписанию.
В соответствии с ним девочки Мальцева на пляже отсутствовали. Солнце светило нещадно, обжигая бледные тела вновь прибывших. Море, взбаламученное у берега, недовольно бряцало галькой, выплевывая похожие на веревку водоросли, целлофановые пакеты и пластиковые бутылки. Под навесом отдыхающие играли в карты, разгадывали кроссворды, грызли семечки и обменивались новостями. Песок, темный от отбрасываемой тентом тени, был сырым и на удивление грязным.
Оглядевшись по сторонам, Мальцев не рискнул расположиться надолго. Сбросил рюкзак прямо на гальку, поздоровался с теми, чьи лица за эти десять дней стали до боли знакомыми, быстро разделся и направился к морю. Виктор медленно вошел в воду, сторонясь резвящихся детей, и, набрав полную грудь воздуха, красиво нырнул. Потом долго фыркал, отплевываясь, не зная, как дальше распорядиться своим телом, какое положение придать ему в пространстве. За последние восемнадцать лет он знал единственную точку опоры – собственную жену. Но в отличие от Архимеда мир переворачивать не собирался. Просто если Тамара отсутствовала рядом, Виктор переставал понимать про себя и про то, что вокруг.
Об удивительной привязанности Виктора Сергеевича Мальцева в миру ходили легенды, после знакомства с которыми лица мужского пола презрительно крутили пальцем у виска, а женщины устремляли взор к потолку и отчаянно завидовали той, на которую «ни за что ни про что» свалилось счастье – не пьет, не бьет, слова грубого не скажет, на руках носит, по дому помогает… А что небогат, так не беда это. Главное, чтоб мир в семье и покой. В тесноте, да не в обиде! С милым рай в шалаше! И везет же дурам! Стервам этим! Какого парня!..
За восемнадцать лет существования семьи Мальцевых возникла четкая оппозиция в позициях.
На левом фланге расположились поклонницы Виктора Сергеевича, среди которых чинно выступали просто мама, Тамарина мама, Тамарины тетки, сотрудницы Виктора, сотрудницы Тамары, соседки и их мамы, мамы Марусиных одноклассников и еще несколько молодых особей, проходящих под названием «стажерки и практикантки».