Кстати, для меня очевидна связь между состоянием счастья и переживанием осмысленности жизни. Поскольку самое важное в том, что мы делаем (чем бы мы ни занимались), – это повышение жизнеспособности, то поведение счастливых людей всегда исполнено смысла. Счастливые люди выполняют самое важное условие социума: живут сами и одновременно продлевают качественную жизнь окружающих. А ведь мы постоянно напоминаем: смысл жизни – в самой жизни.
Как-то раз ко мне за помощью обратилась семья – мать, отец и их пятнадцатилетняя дочь. Они хотели излечить девочку от разнообразных аллергических реакций – на повышенную инсоляцию, на косметические средства, предохраняющие кожу от солнечных ожогов, на морскую воду и так далее.
Вот уже года два как они не могли полноценно ездить к морю, продолжая семейную традицию. Раньше эти люди буквально купались в волнах радости, отдыхая на морском побережье. Но теперь их единственная дочь страдала от невесть откуда взявшейся аллергии на все, что связано именно с морем и южным солнцем. Ежегодный отдых превратился в мученье. Семья готова была отказаться от устоявшейся привычки, но надеялась все же, что чудеса психологии помогут избавиться от напасти.
Они сообщили, что их попытки лечиться у аллерголога не привели к успеху. Я, в свою очередь, сказал им, что собственно аллергию я устранить, вероятнее всего, не смогу. Что им, возможно, придется обратиться к врачу-психотерапевту[40]. Я видел свою задачу в том, чтобы прояснить для них и для себя характер их семейных взаимоотношений. Не кроется ли причина этой патологической реакции у девочки в неких постоянно совершаемых поведенческих ошибках?
Мои доверители (не люблю называть обратившихся к психологу пациентами) согласились. Исследование началось.
Общаясь с девочкой, я выяснил, что ее социально-психологическое развитие далеко не соответствует календарному возрасту. Она вела себя, как десятилетний ребенок. И это в лучшем случае. Мне в какой-то момент даже показалось, что ее широко открытые наивные глаза, скудный «детский» словарный запас, непонимание вопросов, на которые девушки ее возраста легко отвечают, нарастание признаков тревоги и в итоге подобие ступора как реакция на мою попытку обсудить с ней ее ближайшие жизненные перспективы – все это театр, исполняемая роль, нарочито разыгрываемая квази-регрессия.
Но нет. На самом деле пятнадцатилетняя барышня жила «кукольной» жизнью. Она хорошо училась в привилегированной школе. Изучала иностранные языки. Вопросы – с какой целью она учится, к чему себя готовит – пугали ее. Она не знала на них ответа. И даже не пыталась задумываться о будущем, что странно. Мои попытки спросить про ее чувства к мальчикам (или хотя бы к кому-нибудь) наталкивались на ее – не родителей, а самой девочки, подчеркиваю! – недоумение. Что-то вроде: «А не рано ли мне об этом думать?»
Девочка была не просто инфантильная. Она была недоразвитая. При этом без явных признаков психического заболевания. Это называется «педагогическая запущенность». Да, не удивляйтесь. Такое встречается и в «элитной» школе.
И тут меня осенило: родители пришли ко мне, чтобы продлить «безоблачное детство» – для ребенка, для себя. Какая прелесть – играть на пляже в мячик, строить замок из мокрого песка, бултыхаться в морской волне, заливисто беззаботно хохотать, ни о чем серьезном не задумываясь… И так постоянно, бесконечно. «Верните нам нашу маленькую веселую девочку!» – вот чего хотели эти люди от психолога. Они боялись развиваться, боялись взрослеть вместе с ребенком.
И ребенок им ответил. Он запротестовал. Точнее, не сама девочка, а ее организм – аллергическими высыпаниями, снижением настроения и физической активности.
Возможно, барышня и была бы не против оставаться «веселой куколкой» в руках ее игривых родителей, быть для них частью семейного благополучия, комфорта, но сработал природный механизм саморегуляции. Он жестко напомнил членам этой семьи, что растить ребенка – это не только их дело. Это общественная обязанность, и спрос за нее суров.
Думаю, сигналы о том, что развитие девочки заторможено, поступали к этим людям и раньше, в тех или иных формах. Но они их игнорировали. Тогда форма предупреждения изменилась и стала такой, какую уже не заметить нельзя.
Девочка нуждалась не в избавлении от аллергии – чтобы снова прыгать через скакалочку и резвиться на море, – а в психологической реабилитации. Крайне важно было заняться расширением ее социальных связей, включить ее в созидательную активность людей, направленную, что принципиально, не на себя, а на других. И, конечно, разработать вместе с ней стратегию ее ближайшего будущего. Ведь ей предстояло через пару лет окончить школу и шагнуть во взрослую жизнь, которой она была абсолютно не готова сейчас.
Боюсь, я тогда не убедил ее родителей. Напротив, оставил в недоумении: «Мы виноваты? В чем?! Наш ребенок учится в престижной школе, мы вместе проводим свободное время, много и качественно отдыхаем! У нас полное взаимопонимание и любовь. Что мы делаем не так?» Мой диагноз – у девочки задержка развития, она воспринимает себя и мир, как десятилетнее дитя, и вы, уважаемые родители, способствуете этому, вольно или невольно, – не показался им объективным.
Что ж, психолог может лишь указать на причину проблемы. Верить ему или нет, решать или не решать проблемные вопросы – остается на усмотрение доверителей. Но сама жизнь накажет того, кто сбился с пути, кто культивирует несчастье.
Подумайте: девушке скоро стукнет семнадцать, а она еще ребенок. Ни осознанной мечты, ни, тем более, реалистичных целей, ни даже стремления выйти за очерченный родителями круг «кукольного» благополучия у нее не будет. Сколько возни с ней предстоит другим людям, прежде чем она исправится! Какой тяжкий груз обрушится на плечи преподавателей вуза, друзей, ухажеров! Что им с ней делать?
Кажется со стороны, что она чудесная девушка. Приблизишься к ней – и увидишь ее страх беспомощности, паническое желание спрятаться за чужую спину, воинствующий эгоизм, непонимание элементарных правил общежития, зато… хорошее знание иностранных языков. Все, чему ее научили, готовя к самостоятельной жизни! Ну, разве все мы этого хотим?
На ум приходят японские, кажется, барышни, которым в детстве, в старину, надевали на ножки деревянные башмаки, чтобы стопа не росла. Из них делали декоративных женщин. Во что это им обходилось, чем оборачивалось для их физического и психического здоровья – всем было наплевать. А еще помню сюжет: сумасшедшая мамаша держала свою маленькую дочь на привязи в собачьей будке, на цепи и в ошейнике. Когда соседи и полиция вскрыли это безобразие, женщина непонимающе лопотала: «Я же хотела уберечь девочку от опасности! Вдруг бы она вышла на улицу и потерялась? А так она все время под присмотром».
Да, конечно, это эксцессы. Так случается редко. Но весьма часто приходится сталкиваться с тем, что родители не воспитывают своих чад, а как будто отрабатывают некие шаблоны социализации, проходят вместе с детьми формальные этапы, а дальше – хоть трава не расти.
Детский сад, затем школа, затем, по возможности, вуз, лучше – престижный, «с перспективой». Ну, а потом ребенок вырос. Теперь пусть сам за себя отвечает. Не может? – Не страшно, ведь родители рядом. И всегда готовы прийти ему на помощь. Вплоть до того, что прожить за него всю его жизнь.
Разве подобная стратегия – экзотическая редкость? Я так не думаю. Работая со студентами, я постоянно сталкиваюсь с тем, что место и профиль учебы для них определяют родители. Авторитарно, безапелляционно. При этом самореализация юноши или девушки либо вообще не принимается во внимание, либо провозглашается формально, а на деле уступает место фактору будущей востребованности. Часто иллюзорной. Не удивительно, что молодежь только и ждет момента, чтобы предъявить родителям диплом и… развернуться в совершенно другую сторону.
А ведь это ошибка – направить развитие молодого человека в тупик, и которого он сам будет со временем выбираться. Если сможет, конечно. Доверие к родителям падает, эмоциональные связи с ними рвутся. Крепнет привязанность и благодарность не к тем, кто сбил с истинного пути, а к тем, кто помог на него вернуться. А это уже не родители в большинстве случаев. Это другие люди. Так стоит ли удивляться тому, что повзрослевшие дети не спешат поддержать отца и мать, по-настоящему сблизиться с ними. Ограничиваются телефонными звонками и равнодушными сообщениями. Просто родители не являются для них референтными партнерами и сделали все, чтобы ими не стать.
Хотелось бы, чтобы семья была источником счастья для ребенка. Того подлинного счастья, которое невозможно без постоянного развития, без самореализации, без востребованности юного человека. Чтобы счастье было всегда. И в детстве, и во взрослом состоянии, когда меняются семейные роли и мама и папа превращаются в равных (заслуженно уважаемых и любимых) друзей, с которыми можно обсудить все, что наболело. И оказать друг другу помощь.
Я предлагаю родителям руководствоваться в отношении подросших детей правилом «двух вытянутых рук». Образно говоря, руки отца и матери всегда будут протянуты к детям – как же иначе (!), – чтобы удержать от ошибки, поддержать в трудную минуту, к чему-то подтолкнуть, что-то подарить… Но дотянуться до ребенка, соприкоснуться с ним, то есть войти в его жизнь, родители смогут, лишь когда он сам протянет к ним свою руку. Покажет, что он в них нуждается. Хотите – соглашайтесь с этим, хотите – нет.
Жить ради детей – значит, жить так, чтобы дети хотели этому подражать.
Но это возможно лишь при условии, что родители знают, что такое счастье, и стараются его создавать взаимными усилиями. Увы, у несчастных родителей не бывает счастливых детей.
Да уж, прав австралийский биолог Стив Ирвин, с детьми всегда боязно. За них, за себя. Со взрослыми – гораздо спокойнее! Детей убеждают в том, что главное для них – учиться. Взрослых – в том, что мир несправедлив и полон опасностей. И то, и другое – усеченное отражение реальности. Главное дело взрослых – устроить свое счастье. Главное для детей – стать полноценными, счастливыми взрослыми. Все прочее не цели, а инструменты. И они могут быть разными, чего не скажешь о целях.