Им напоминают элементарные вещи: а в электророзетке ток откуда берется? Самозарождается? – Разумеется, нет. Ток производят, в основном, мощные электростанции, работающие на газе, нефти и каменном угле. Получается, нефть и уголь где-то сжигают, безбожно засоряя атмосферу, зато в городах «счастливчики» ездят на электромобилях?
Не понимать этого – уподобляться малым детям, сощурившим глазки и прикрывшим голову ладошками: «Я в домике! Здесь уютно, безопасно, и все свершается, как я хочу». О том, что происходит вне этого «домика», дети не задумываются. На то они и дети. А что же творят взрослые?! Это какой-то безбрежный эгоизм! Инфантилизм, достигший своего пика! Голимый консьюмеризм!
Неужели кто-то всерьез надеется построить на этой основе жизнеспособную систему отношений? – Нет, не получится. Нельзя смотреть на вещи узко, не заглядывая в будущее. Да еще и уверенно объявляя такой ограниченный подход воплощением собственных интересов.
Ладно, не хотите про собак, про электромобили – ваше право. Но давайте задумаемся о тех новаторах, которые мечтают повысить производительность экономики, отказываясь от участия в ней человека. Разве эти люди смотрят вдаль? Нет, они копошатся у себя под ногами. Выдают краткосрочное улучшение ситуации за торжество глобальных интересов.
Теперь про конкуренцию и компромисс. Подробно я уже описывал эти стратегии социального поведения. Напомню тезисно: и то, и другое – проявление конфликта, то есть работающего механизма по уничтожению бесперспективных отношений.
Бросать партнеру конкурентный вызов (как и предлагать ему компромисс) означает объявлять о готовности к конфликту. То есть, не начав толком взаимодействие, обрекать его на заведомый провал.
Конкуренция, не просто поощряемая нынче, а возведенная на пьедестал с титулом единственной реалистичной стратегии развития, на самом деле плодит проблемы.
Убывает число производителей, «победивших в конкурентной борьбе». Новые «победители» опережают и девальвируют вчерашних. Как следствие, нарастает масса потребителей – проигравших: несчастных, отчужденных от любимого дела «за ненадобностью», непричастных ни к чему, кроме общественной кормушки, которая тоже сокращает свой ассортимент, ибо незачем поддерживать жизнь в лишних людях, в дармоедах. Да, конкуренция обостряет низменные инстинкты и срывает последние маски человеколюбия.
Впрочем, тому, кто по той или иной причине заслуживает уважение и индивидуальный подход, предлагается компромисс. Не хочешь погибать быстро – погибай медленно. Вот здесь, в этом вопросе, мы тебе уступим (например, дадим возможность работать на производстве, иметь статус и получать зарплату). Но во всем остальном – нет. Будет по-нашему, и точка (работать будешь не там, где хочешь ты, а там, где мы тебе укажем). Такова логика компромисса.
Формируется модель отношений, где одни ищут способы работать эффективнее других, сохраняя за собой привилегированную позицию производителя, вторые – прорваться к источникам кем-то произведенных благ и удержаться рядом с ними любой ценой. А третьи – умники – придумать и внедрить в практику методы количественного сокращения потребительской массы. Эта модель требует все более быстрого принятия решений и более смелой и масштабной их реализации. Она постоянно наращивает свою динамику, не оставляя людям времени на переосмысление происходящего.
Модель, очевидно, дрянная, негодная. Конфликты в ней множатся, как грибы после теплого дождя, общество отказывается жить по этим людоедским законам. А управленцы повсеместно призывают к компромиссам, чтобы хоть ненадолго отсрочить наступление катастрофы, не допустить всеобщего одномоментного социального взрыва.
«И это нам надо?» – спросим себя. Не надо, поскольку это – дорога в тупик.
Одним из самых распространенных компромиссов, по моим наблюдением, стало внедрение в умы людей философии постмодернизма. Я уже не раз упоминал в тексте этот термин, кое-где пытался даже объяснить его суть. Поверьте, это неспроста.
В общественно-политическом ток-шоу «Место встречи»[52] эксперты обсуждали возможность восстановления на Лубянской площади в Москве памятника Ф. Э. Дзержинскому – основателю всемирно известной ВЧК.
Вопрос сложный, дискуссионный. И пока другие участники программы готовились представить свои аргументы, некий молодой человек (вероятно, политический активист, иначе как бы он там оказался) заявил: «Знаете, существуют такие современные технологии – наденешь очки и видишь то, что хочешь увидеть. Давайте раздадим всем желающим эти очки. Пусть каждый увидит свое: кто-то Феликса Дзержинского, а кто-то – фонтан. И не будет никаких конфликтов». Сказал он это вполне серьезно, без тени улыбки. И добавил после короткой паузы: «Я говорю от лица всей молодежи».
Насколько я помню, все остальные, включая ведущих, проигнорировали предложенный вариант действий. Вынесли его за скобки. Спор двинулся по привычному маршруту: «Дзержинский – палач», нет, «Дзержинский – строитель государства, друг детей», и далее, как говорится, «со всеми остановками».[53] Не обратили внимания эти взрослые – сведущие, искушенные в диспутах эксперты – на слова странноватого юноши. А зря! Ведь это самое важное, что прозвучало тогда в студии. А что, собственно, это было?
Люди образованные скажут: «Это проявление субъективного идеализма, философии, которая утверждает, что мира – как упорядоченной системы – не существует. Что каждый человек выстраивает этот мир у себя внутри головы и воспринимает таким, каким сам придумал».
Да, верно. Прямодушный юнец признался, что он – субъективный идеалист. Что для него все происходящее в обществе, в природе не имеет объективного значения. Это всего лишь чье-то мнение, чье-то желание. Мое мнение против вашего. Мое слово – против вашего слова. К чему споры, поиски истины? – Пусть каждый придумает свои декорации и живет в них. Тем более, что современные технологии это могут поддержать.
Диспуты материалистов и идеалистов, идеалистов объективных и субъективных идут испокон веков. Не стану утруждать ни себя, ни читателей описанием даже важнейших направлений и камней преткновения этих споров. Одно скажу: любая мировоззренческая позиция набирает силу, когда противоположная заходит в тупик.
Так что же происходит с нами сегодня? Что нас ждет завтра? – Ответы на эти вопросы заключены в словах цитируемого мной юноши. Напомню, он сказал, что выступает от лица всей молодежи. Если это так, то все мы еще долгие годы обречены существовать в парадигме так называемого «постмодернизма».
Не будем бояться специальных названий. У научного термина «постмодернизм» есть много интерпретаций, подчас – взаимоисключающих. Я вкладываю в это понятие простое содержание: восприятие мира как хаоса, как нагромождения всего и вся, где каждый человек сам устанавливает приоритеты, выстраивает свою – индивидуальную – шкалу ценностей и не обязан учитывать ничего, кроме собственного мнения.
В таком мире все относительно: правда и ложь, добро и зло, истина и заблуждение. Ведь каждый сам волен определять, что ему ближе. Например, если съесть свеклу, то через какое-то время моча окрасится в красный цвет. Помочившись в этот момент на белоснежный холст, можно оставить на нем причудливые красноватые разводы. И объявить это произведением искусства. И сопоставить, скажем, с портретом Моны Лизы, написанным великим Леонардо. Почему нет? Разные стили? – Ну, и что? Кто сказал, что рисовать на холсте маслом более ценно, чем человеческой мочой? Это вопрос индивидуального выбора.
«Джоконду» ценит все человечество! – Плевать. Человечество часто ошибается. И вообще, этот портрет Леонардо да Винчи рисовал, как известно, на заказ. То есть подстраивался под клиента, не был до конца свободен в своем творчестве.
А писающий художник – воплощение самой природы. В момент творения он парил, как ангел, сладостно освобождая переполненный мочевой пузырь! Поэтому не будем спорить. Вы цените мастерство живописца, а я – эмоции, которые рождаются во мне, когда я смотрю на естественный, как мне представляется, узор. Если вы способны искренне сопереживать женщине, жившей шестьсот лет назад, – очень хорошо. Я – не способен. А лицемерить не хочу и не буду. Зато я глубоко сопереживаю любому проявлению подлинности бытия, искренности творческого человека, его небанальным выходкам и тому подобному. Вы мне запрещаете быть самим собой? Серьезно?!
Не считайте приведенный пример пустой выдумкой, умственной провокацией, не имеющей реального воплощения. Все еще хуже, чем я описал.
Помните песнопения хулиганистых девиц в православном храме? Их еще за это суд приговорил к отбыванию наказания в колонии. А постановку в областном драмтеатре помните, где Христос предстает голым в окружении проституток?
Я прекрасно помню. И ведь значительная часть активных общественников тогда митинговала за отмену наказаний в обоих случаях.
«Какие еще «оскорбленные чувства верующих»?!» – патетически вопрошали они. – «Почему одна часть общества должна ставить в приоритет переживания другой части общества? Пусть каждый живет в своем мире. Не хотите – не смотрите, не слушайте!» И прочее, в том же духе. Как вам такая постановка вопроса?
Снова кто-нибудь возразит: «Это про искусство, про религию». Важно, конечно, но не настолько, чтобы видеть в этом покушение на существующую систему социальных отношений. Так у меня еще примеры не кончились!
Веду я как-то в вузе занятие по конфликтологии. Аудитория – магистранты (вчерашние бакалавры), зеленая молодежь. Рассказываю то, что считаю самым важным для человека в мире людей. Поверьте, говорю содержательно, эмоционально – тема для меня выстраданная. Краем глаза вижу, что некая девушка меня не слушает, а смотрит в монитор ноутбука, чему-то улыбаясь. Обращаюсь к ней: «Почему вы отвлекаетесь? Неужели не интересно?» Она, вынув наушник из очаровательного ушка, с полным сознанием своей правоты отвечает: «Я все это уже знаю. Я на третьем курсе писала реферат по конфликтологии». И снова углубляется в свой гаджет.