В.: Господин Дерипаска, в этом документе видно, что в сентябре 2003 года вы не заключали никаких договоров с господином Абрамовичем, в соответствии с которыми вы имели бы право приобрести все 50 % акций РУСАЛа, которые он держал, которые ему принадлежали по какой-то фиксированной цене. И это отражает существо той договоренности, которая у вас была с господином Абрамовичем достигнута. Я правильно понимаю?
О.: Мне кажется, вы сознательно запутываете ситуацию. Задайте вопрос проще с учетом того, что я вам сказал, что конкретно этот документ я не видел. И объясните тогда в целом, что вы хотите у меня узнать.
Судья Элизабет Глостер: Пожалуйста, скажите мне в самых общих категориях.
О.: Примерно в середине 2003 года Роман сказал, что он хотел бы заняться только нефтяным бизнесом с учетом крупной сделки, которую он готовил в тот момент. И предложил мне, чтобы мы закончили наше партнерство. Мы долго обсуждали, какая может быть цена с учетом того, что у нас было в тот момент три партнерских бизнеса. У нас было совместное производство автомобилей Kama, у нас был совместный бизнес в энергетике и у нас был совместный алюминиевый бизнес. Цена, которую он хотел, была достаточно высокая. Я, поговорив с ним, взял время, для того чтобы я смог обсудить с банками возможность финансировать. Это были реально одни из крупнейших сделок, которые происходили в России. Я определил сумму, которую в принципе я могу поднять в банках, и вернулся к нему. Это было все во второй половине лета 2003 года. И после этого мы пришли к соглашению, как и в каком ключе мы прекращаем партнерство. Затем я уже поручил моим людям, и они оформляли вот эти договоры, на которые ссылается мистер Рабиновитц. Если в общих терминах.
Г-н Рабиновитц: Господин Дерипаска, я хотел бы вам сказать, что на самом деле это не совсем соответствует действительности. На самом деле, вы не согласились продать на том этапе, вы не договорились обо всем 50 %-ном пакете, который в то время принадлежал господину Абрамовичу. Вы это оспариваете?
О.: Еще раз напоминаю: обратившись к банкам, я понял, что я могу поднять примерно до 1,9 миллиарда долларов.
В.: И я хотел бы вам также сказать, что причина, по которой вы приобрели только 25…
О.: А общая сумма сделки, если мне память не изменяет, за все бизнесы было где-то чуть больше, чем 2,3 миллиарда долларов. Поэтому это были сложные переговоры, как, какие активы сначала выкупаются мной, и поэтому это было сделано именно таким образом, как это совершено.
В.: Господин Дерипаска, я хотел бы вам сказать, что причина, по которой вы на том этапе не приобрели полный пакет, 50 %, у господина Абрамовича, заключается в том, что вам сказали, что имелось к продаже только 25 %. Вы это оспариваете?
О.: Нет, причина — я просто не нашел достаточно средств сразу. Это я могу сказать, потому что я занимался этой сделкой.
Г-н Рабиновитц: Это ваши собственные свидетельские показания, которые вы сами подавали в английский суд в рамках судебного производства. Дата здесь 15 февраля 2008 года. Посмотрите, пожалуйста, что вы говорите относительно сделки, которая совершилась в сентябре 2003 года:
«Изначально я сделал предложение в 2003 году в отношении всех 50 % Абрамовичу. Мне сказали, что имелись только 25 %». Это было правдой, господин Дерипаска?
О.: Я могу еще раз повторить. Для меня достаточно сложные были переговоры с банками, и как результат — я смог поднять цену почти до 1,9 миллиарда долларов. И господин Абрамович тогда попросил, чтоб мы сначала прекратили наши взаимоотношения полностью по энергетическому бизнесу и по автомобильному бизнесу, потому что это достаточно политически, скажем так, чувствительные предприятия и заводы. И видимо, он, входя в эту сложную сделку по нефти, не хотел иметь никаких конфликтов интересов с властями.
В.: Господин Дерипаска, если это было именно так, то почему вы не взяли неограниченный опцион в отношении оставшихся 25 % акций, которые держал господин Абрамович по фиксированной цене?
О.: Во-первых, вы должны понимать еще раз, наша договоренность — это не только купля-продажа акций какими-то конкретными компаниями. Мы прекращали партнерство. В этом случае, так сказать, тогда я получал полное право и в общем-то свободу действий для развития бизнеса. Для меня было очень важно в тот момент это. И то, что впоследствии привело к созданию глобальной компании РУСАЛ, именно начало было положено в случае прекращения партнерства с Романом. И для меня было достаточно тех обещаний, которые он мне давал.
Г-н Рабиновитц: Большое спасибо, господин Дерипаска. У меня больше вопросов нет.
Судья Элизабет Глостер: Спасибо, господин Рабиновитц.
Господин Сампшн, будут ли у вас вопросы?
Г-н Сампшн: Нет, вопросов с нашей стороны нет.
Судья Элизабет Глостер: Большое спасибо, господин Дерипаска, за то, что вы дали свои показания по видеомосту. И большое спасибо, вы свободны.
Глеб ФетисовПочему они едят черную икру алюминиевыми ложками
Когда уже хорошо выпили, мои проводы в Ачинск стали напоминать поминки. Как бы шутили, но мне стало не по себе:
— Глеб, жаль, хороший ты парень. Но — лети спокойно… Некрологи в центральных газетах мы тебе обеспечим… Место на Ваганьковском… И семье поможем.
Рома Абрамович вспоминал, что не хотел идти в алюминий потому, что там убивали каждые три дня. Его уговорил Патаркацишвили, он гарантировал Роме неприкосновенность: «Без Бадри я бы никогда туда не полез. Мне такой бизнес был не нужен…»
Абрамович сказал это примерно про 2000 год, конец второй или третьей (есть разная периодизация) алюминиевой войны — грандиозного политико-экономического конфликта за активы в цветной металлургии 1992–2001 гг., в которой в той или иной степени участвовали все основные политики и лидеры бизнеса. А в 96-м, когда я приехал в Ачинск, впечатление было, что убивали каждый день.
Уже через неделю в первом часу ночи в мой кабинет пришел человек и приставил мне пистолет к голове.
Я был внешним управляющим Ачинского глиноземного комбината (АГК). Это крупнейший поставщик красноярского и других алюминиевых заводов. Кабинет был как аэродром. Как у красных директоров, чтобы проводить большие совещания сразу со всеми начальниками цехов и служб. Человек сто у меня могли свободно сесть. Поэтому сопротивляться и шуметь, чтобы услышали на другом краю кабинета, где приемная, было бесполезно.
Я вежливо предложил гостю присесть, попить чайку, поговорить по душам. Получилось, хотя не очень сильно рассчитывал. Попили чайку с сушками, выяснилось, что посетителя прислал один из братских авторитетов, который не получил две свои обычные вертушки с глиноземом. Я услышал коронную тираду, которую потом мне говорили в разных вариациях много раз: «Когда ты в тайге, должен определиться, с кем ты. Губернатор — в Красноярске, твои друзья — в Москве, а хозяин тайги рядом. Пойдешь против, не докричишься».
По поводу «не докричишься» с гостем согласился — только что в этом убедился, но сказал: теперь поставки будут лишь за предоплату и деньгами, а не за разный мусор по бартеру. А убивать меня нет смысла, потому что из Москвы пришлют другого управляющего, но с хорошей физзащитой, и требовать он будет ровно то же.
Потом мою «Волгу» на красноярской трассе прижали фурой к обочине и пытались скинуть в устрашающих размеров овраг. По дороге на заводской нефелиновый рудник в Кия-Шалтырь хотели похитить. На самом руднике — это циклопическое, в несколько сот метров конусообразное углубление с дорогой серпантином по краям, где ходили исполинские БелАЗы, — когда я был внизу, сбросили груз такого БелАЗа, несколько десятков тонн руды. Промахнулись всего на несколько метров.
И когда вернулся в Москву, еще какое-то время продолжали долетать снаряды из Сибири.
А в 96-м я оказался вообще самым первым внешним управляющим в стране. Только приняли закон о банкротстве, специалистов по реструктуризации предприятий с опытом финансового менеджмента практически не было. У меня такой бэкграунд имелся. С губернатором Красноярского края Зубовым был знаком, он мне симпатизировал, считал одним из немногих профессионалов в этой сфере. С его легкой руки и получил назначение в Ачинск.
С АГК началась новейшая история процедуры банкротства в России. На мне, как на собаке Павлова, изучали поведенческие рефлексы ее участников, причем окунули в самое пекло алюминиевой войны. В ней тогда главным фигурантом была TWG, Trans World Group. Главным словом — «толлинг». Ключом к боевой инициативе — АГК: у кого глинозем, у того рычаг контроля над алюминиевой промышленностью.
Исторически эта TWG братьев Дэвида и Саймона Рубенов была заурядным спекулянтом — несколько мелких офшорок и брокерское место на LME, Лондонской бирже цветных металлов. Специализировалась на СССР. Барыжничала с внешторговцами из «Разноимпорта», устраивала ужины с девками в дорогих ресторанах. Получала время от времени контракты на поставки бокситов и продажу алюминия. Когда я в 96-м приземлился в свой кабинет-аэродром в Ачинске, это был уже монстр: третье место в мире по поставкам бокситов и продажам алюминия.
Рубены первыми сориентировались после краха Союза среди осколков великой металлургии. На этих руинах, во-первых, денег не было вообще, во-вторых, тащили все подряд. На АГК топы и бандиты воровали составами, начальники цехов — машинами, рабочие — мешками.
Предприятия не могли купить сырье, не платили зарплату и бюджету, бросили социалку. Полная остановка была вопросом дней. Многие уже встали. АГК тоже был на грани. Зарплату выдавали кирпичами. А это 18 тысяч персонала, градообразующее предприятие. Город во мраке, и в буквальном смысле тоже: не горело уличное освещение. Когда в первый раз прошелся по Ачинску, меня просто подавил депрессивный сиротский пейзаж — блеклое на тусклом, брошенные дома, облупленные стены, пожухлые лица, нищета, безнадега.
TWG зашла на пепелище со схемой толлинга: подгоняла металлургам сырье, покупать которое у них не было денег, оплачивала только переработку и продавала готовый алюминий на мировых биржах.