В конечном итоге меня занесло в подсобное помещение большого лос-анджелесского магазина, торгующего витаминами, на интервью, которое брал у меня некий лысый тип с тремя волосинами, зачесанными на лоб. Единственное, что его интересовало: верю ли я, что зелень излечивает рак? (По-моему, мою книгу он не читал вообще.) Он был одним из трех журналистов, которых раздобыл мой чокнутый агент. Точнее, агентша. По-моему, кстати, она книгу тоже не читала. Следующей с вопросами подошла дама лет восьмидесяти – она обо мне слыхом не слыхивала – и спросила, есть ли у меня рецепт бараньих отбивных. (Возможно, решила, что я повар.) Итак, я была вдали от дома, в Америке, на пике душевного расстройства, да еще со сдохшим ноутбуком. Все свободное время я металась по мастерским ремонта компьютеров, но ни один ремонтник не сумел помочь моей беде.
Поэтому, когда я посеяла ноутбук в такси, это событие всколыхнуло во мне воспоминания об острой депрессии. Ну а стоит разбудить чудовище, как оно плотно поселяется у меня дома. Я позвонила в стол находок при службе такси, но толку было – как в черную дыру названивать. Я отправилась в ближайшую контору «Apple» и упросила их связаться с «iCloud» и объявить всем, что заплачу немалые деньги, если мне найдут мои несохраненные документы. В конторе на меня посмотрели с жалостью. Я чувствовала, что разваливаюсь.
На следующий день я получила электронное письмо от незнакомки, которая сообщала, что нашла мой ноутбук. Она купила его на уличном рынке. Включила и, похоже, увидела, что фоном рабочего стола – моя фотография в компании далай-ламы. (Яснее ясного, от этого Будда пробудил в ней совесть!) Как бы там ни было, я попросила у нее о встрече, чтобы скопировать свои документы, а компьютер пусть оставит себе, раз уж купила. Мы встретились в художественной галерее, где дама работала. Галерея оказалась в шести минутах ходьбы от моего дома. Я предложила ей денег, но дама сказала, что хочет лишь вернуть мне ноутбук: «Если я возьму деньги, получится плохая карма!» Я ушам своим не поверила. Все думала: «В чем тут подвох?» По природе своей я циник, мне кажется, будто люди ничего даром не делают. И бесплатного сыра в мышеловке не бывает. Но дама настаивала не только на том, чтобы безвозмездно вернуть мне ноутбук, но и хотела вручить мне в подарок два произведения искусства из своей галереи. И еще попросила поздороваться с их автором, ее мужем-художником, по телефону. (Я попросила у него разрешения записать наш разговор.) Художник сказал: «Возможно, так было предопределено судьбой: чтобы вы потеряли ноутбук, а я передал вам это послание. Вы честны и пишете правду. Я обожаю вас и все, что вы делаете, Руби. А теперь ступайте и прекрасного вам дня».
Чудовище-депрессия отступило, а я пересмотрела свои мрачные пессимистические воззрения на природу человека: если кто-то сделал для тебя что-то хорошее, это далеко не всегда подвох. Вот с таким переломом в сознании благодаря этой истории я и засела за главу о сострадании. Теперь мне легче писать это слово, и сострадание для меня уже не такой больной вопрос!
Итак, что означает «сочувствие» и давно ли появилось это понятие? Отвечаю: давным-давно. Примерно миллион лет назад наши предки были куда чувствительнее, чем мы. Да, если у кого из них крали жену, он бы пронзил похитителя копьем, но в то же время они всем племенем заботились о больных, стариках и детях. (Разве не мечта – целая деревня нянь?)
Сострадать не означает просто послать другому человеку открытку с котиком, который утирается платочком. Это скорее проходит по категории «жалость» или «покровительственное отношение». Умеющий сострадать прежде всего ощущает боль другого человека, а затем стремится облегчить эту боль, как-то помочь. В сострадании главное – именно душевное движение помочь, а не просто поплакать вместе. Сострадая, ощущаешь порыв пойти и принять меры, чтобы другому человеку стало легче. Если мне плохо, а ты ощущаешь, как мне плохо, и тебе плохо так же, как мне, ситуацию это не изменит. Да и чем ты поможешь, если тоже страдаешь? В данный момент нужно, чтобы ты помог мне справиться с проблемой. Кроме того, нередко мы хватаемся за любую возможность носиться с чужой болью не из деятельного сострадания, а по причинам вредного для нас характера: тем самым мы отвлекаемся от своих проблем. То есть сосредоточиваемся на чужих, чтобы не решать свои.
Тренировать осознанное сострадание очень полезно, потому что, освоив этот навык, вы сумеете сохранить ясную голову, столкнувшись с чьей-либо болью. Вы будете принимать меры, а не просто погрузитесь в чужую боль с головой. Вы сможете отстраненно и трезво оценить свои чувства и мысли, а затем принять верное, непредвзятое решение, как именно помочь другому человеку. Вы будете точно знать, как и что сказать и предпринять и когда лучше просто помолчать и побыть рядом. Когда лодку качает на бурных волнах, кто-то должен уверенной рукой держать руль.
Эмпатия – совсем не то же самое, что сострадание. Слово это происходит от греческого «empatheria» (греч. έν – «в» + греч. πάθος – «страсть», «страдание», «чувство») и означает осознанное сопереживание другому. Эмпатия укоренена в нас млекопитающими предками, теми, кто подражал выражению лиц и жестам друг друга. Когда мы подражаем мимике друг друга, то чувствуем то же, что и другой человек, потому что лицо и чувства тесно связаны.
Сострадание – это чувство, которое испытываешь, когда кто-то страдает, и оно служит мотивацией, вызывая у тебя желание помочь. Эмпатия – это состояние, когда ты чувствуешь чужую боль, но не путаешь ее со своей. Эмпатия безусловна, как и сострадание; чтобы испытывать к кому-то эмпатию, необязательно, чтобы этот человек тебе нравился. Достаточно почувствовать и представить себя на его месте. В эмпатии можно продвинуться и дальше: если можешь ощутить эмпатию к тому, кто навредил тебе, тогда ты достиг важной ступени духовного роста.
Однако невозможно научиться сострадать другим, если сперва ты не научился сострадать самому себе. Мать должна научить ребенка успокаиваться и утешаться самостоятельно, но сумеет это сделать, только если умеет успокаиваться сама.
С моей точки зрения, мы проецируем собственные мысли о себе на окружающих людей. Например, я знаю, что склонна приврать, а потому не верю, что люди в целом правдивы. Точно так же, если вы слишком склонны к самоедству и избыточной самокритике, то этот вирус распространяете и на других.
К сожалению, зачастую понятие сострадания к себе путают с эгоизмом. На самом деле умение сострадать себе бесконечно далеко от эгоизма. Почему? Потому что, если умеешь сострадать себе, то не будешь мучить и истощать окружающих, ожидая, что они будут тебя утешать. Или, если ты себя терзаешь, то не будешь винить других в своих негативных чувствах.
Умение сострадать самому себе помогает стать более жизнестойким и выносливым. Наделенный этим умением ощущает готовность больше рисковать, выходить за рамки привычного, быть более изобретательным, проявлять творческое начало.
Многие судят себя по тому, чего достигли. При этом мы мечемся между двумя крайностями: то ликуем, добиваясь успеха, то горюем при неудаче. Самооценка наша скачет вверх-вниз в зависимости от того, какую отметку мы себе поставили.
Обретя дар сострадания к себе, осознаешь простую истину: если ты в чем-то потерпел поражение, это вовсе не означает, что ты полный неудачник и твоя жизнь – крах. Это лишь означает, что ты потерпел одну конкретную неудачу. Тем, кто умеет сострадать себе, легче извиниться и признать свою ошибку и неправоту. Их чувству самоуважения ничто не угрожает, потому что они не считают себя изначально неудачниками или скверными людьми. Человек, лишенный этого дара, обычно приходит в ярость, если ему указать на ошибку, потому что это усугубляет его убеждение, что он недостаточно хорош.
Эгоистичная причина учиться состраданию такова: оно доставляет удовольствие и улучшает состояние духа. Когда откликаешься на свое или чужое расстройство, то у тебя автоматически включается режим «забота», а это приводит к выделению опиатов и окситоцина в мозг. Крепкая дружба и большая любовь – это всегда результат обмена данными гормонами, благодаря которым возникают доверие, взаимопонимание и близость. Человеком быть очень хорошо, потому что мы способны научиться вырабатывать эти чувства.
У негативных чувств тоже есть своя механика и последствия. Если у тебя входит в привычку гневаться и бояться, это отражается на работе нейронов и ты попадаешь в ловушку определенного негативного настроя. В таком состоянии невозможно передавать или принимать окситоцин. Зеркальные нейроны перестают работать, и ты теряешь способность распознавать чувства и намерения других: не понимаешь, стараются ли они помочь или критикуют, жестоки или добры. Из-за этого ты ощущаешь нестабильность, вечную угрозу, занимаешь оборонительную позицию и впадаешь в паранойю.
Ощущение нестабильности приводит к страхам и опасениям – а вдруг, если проявить доброту, окружающие этим воспользуются и тебя обидят? Именно поэтому доброта в нашем обществе ценится не слишком высоко. В моде жесткость, стервозность, причем уже довольно давно. Возможно, поэтому нас завораживают чужие неудачи и беды, и поэтому наибольшей популярностью в Интернете пользуются видеоролики, где с людьми или животными происходит что-то плохое. На самом деле нам всегда нравилось наблюдать, как другим плохо: с древних времен, когда в Колизее собирались сотни зрителей поглазеть на христиан, брошенных на растерзание львам. И так продолжается до сих пор, потому что в наше время мы смотрим всякие реалити-шоу вроде «Фактор Икс»[3] или «Топ-модель по-американски»: они, по сути, мало чем отличаются от гладиаторских боев или бросания христиан львам. По крайней мере, рабов на арене Колизея не заставляли петь и плясать. Телевизионные передачи такого рода основаны на том, чтобы вышвырнуть проигравшего. Когда он уходит из передачи, это снимают на камеру под улюлюканье, причем камера прослеживает его уход не только со сцены, но и из здания – и больше о нем никто ничего не слышит, если только желтая пресса не поймает его на употреблении наркотиков или еще каком-то скандальном поступке. Тогда он ненадолго обретет известность.