С учетом всего этого легко понять, что у сострадания коммерческий потенциал невелик, зрителей оно не привлечет. Поэтому и в телевизионных репортажах в наши дни чаще увидишь крупный план заплаканного лица, чем крупный план лучшего яблочного пирога на кулинарном городском конкурсе.
Нейроны, которые соединяются в нашем мозгу, отражают то, что мы ощущаем, чувствуем и думаем, секунда в секунду. Они меняют свои комбинации с поступлением каждого нового сигнала, поэтому с каждым новым впечатлением наш мозг меняется и обновляется, в нем возникают новые нейронные узоры. Это и есть нейропластичность.
Ландшафт мозга постоянно меняется. Если смотришь фильм ужасов, то нейронные формации отражают это и твоя мозжечковая миндалина в мозгу работает вовсю, накачивая кортизолом каждую клетку твоего тела, а ты вследствие этого ерзаешь и дрожишь. Во всем, что касается тела и мозга, страх всегда остается страхом: рисуешь ли ты Фредди Крюгера в воображении, или видишь перед собой на экране, или он возникает прямо перед тобой живьем – все равно активизируются одни и те же состояния мозга. То же самое происходит и со всеми твоими чувствами: например, воображаешь ты запах или чуешь его наяву, для мозга это одно и то же. Тут напрашивается вопрос: а зачем мучиться с приготовлением пищи, если можно понюхать картинку в поваренной книге и представить аромат кушанья?
По логике вещей, из этого должно следовать, что, если испытать или вообразить нечто, связанное с состраданием, то мозг и тело также отобразят это состояние. Вопрос вот в чем: предпочитаем ли мы, чтобы мысли в мозгу лихорадочно кружились, как дервиши в танце, или же чтобы мозг обеспечивал душевное равновесие, здоровье и самоуважение? Решение за нами!
Рик Хансон, доктор наук, нейрофизиолог и преподаватель медитации, утверждает, что мозг можно «настроить на счастье». Вот полезные советы, которые помогут такой настройке.
Помогайте незнакомым людям (если только они не пошлют вас подальше).
Радуйтесь за другого, когда он преуспел (лично для меня это очень сложно).
Извиняйтесь, если в тысячный раз перебили супруга/супругу (я это делаю постоянно – перебиваю, а не извиняюсь).
Пропустите кого-нибудь в очереди перед собой (знаю-знаю, в нашем обществе такой поступок приравнивается к святотатству, но просто попробуйте пропустить человека, не восклицая: «Вас тут не стояло, куда лезете?»).
Нам всем необходимо учиться именно состраданию практическому, выраженному в поступках. Сострадание не вырастет само по себе в джунглях наших нейронов и, если мы не будем упорно учиться ему, то вернемся к разрушительному и полному насилия и агрессии настрою, о котором я говорила в главе 1.
Четких правил проявления сострадания не существует. Каждый раз, когда возникает душевный порыв помочь, этого достаточно, чтобы перейти к действиям. Даже если не хочется ничего, кроме как быть рядом со страдающим человеком и служить ему поддержкой, это все равно будет проявлением сострадания.
О себе любимой
Как-то раз в Кейптауне меня попросили провести занятие по осознанности для группы местных молодых девушек, пострадавших от жестокого обращения. Едва приступив к занятию, я ощутила, что им не по себе и меньше всего на свете хочется наблюдать за своими мыслями.
Я считаю, что осознанность не годится для лечения серьезных психологических травм, для острых состояний. Вот когда травматическое состояние уже облегчилось или травма разрешилась, тогда можно прибегнуть к осознанности, но в остром состоянии применять ее – все равно что сыпать соль на рану. Я сказала себе: «Закруглись с осознанностью», а потом по наитию спросила девушек: «А вы когда-нибудь устраивали косметические посиделки – красили друг друга, причесывали, выбирали макияж?» Они ответили, что нет, но заинтересовались и приятно взбудоражились. Поэтому на следующий день я принесла на занятие свою косметичку. И вот девушки выстроились передо мной, собранные, сосредоточенные, спокойные. Произошло нечто, заставившее их ощутить свою значимость и самоценность. Я просто-напросто касалась их лиц, нанося макияж, но тела их от этого расслаблялись – может быть, впервые. Я красила их помадой и, естественно, дотрагивалась до их губ, что в другое время, уверена, заставило бы их нервничать и возражать. Но, поскольку действовала я очень бережно и осторожно и никаких целей, кроме макияжа, не преследовала, они расслабились и молчали. Все девушки вели себя тихо как мышки, и от этого я чуть не прослезилась. Когда я закончила их красить, они все делали селфи или вместе позировали для фото (в Южной Африке телефон есть у каждого), как модели, демонстрируя свою красоту, – и они действительно были красивы. Я закончила занятие, ощутив душевный подъем, и обняла всех девушек на прощание, а сама подумала: наверно, в первый раз кто-то обнимает их с невинными целями, без насилия. Девушки были чудесные, я их полюбила.
Руби. Туптен, давай ты первый сформулируешь, как понимаешь сострадание.
Монах. А почему я?
Руби. Потому что ты специалист в этих вопросах. У тебя работа такая.
Монах. Думаю, определение сострадания таково: когда тебя трогают страдания других и ты хочешь что-то предпринять, как-то изменить ситуацию. Это не просто чувство, это побуждение к действию. Конечно, начинается побуждение с сильного и глубокого чувства: когда видишь чужое страдание, сердце болит за другого.
Нейролог. Совершенно верно. Сострадание включает в себя порыв к действию, даже на Нейрологическом уровне. Те, кто имеет большой опыт медитации, как наш друг Туптен, во время медитации на сострадание активизируют свою премоторную область коры головного мозга, которая готовит тело к движению. Сострадание также активизирует лобно-теменную область, соединяющую внимание в теменной доле с поведенческим контролем в лобной доле и обработку вознаграждения в центральном мозге. Эта цепочка обычно ассоциируется с вознаграждениями и позитивными чувствами. С другой стороны, эмпатия ассоциируется с центральной долей головного мозга и поясной долей, а эти участки чаще связаны с негативными эмоциями. Ты чувствуешь страдание других и страдаешь вместе с ними.
Монах. Профессор Таня Сингер, Нейролог, провела некоторые любопытные эксперименты в этой области. Она изучала мозговую активность Монахов, которых попросили просматривать изображения человеческих страданий, а затем предложили им медитировать на сострадание. Поначалу исследовательница попросила их сосредоточиться лишь на эмпатии, и уровень стресса у них резко возрос. Затем, когда они медитировали на сострадание, стресс снизился и активизировались участки мозга, соединенные с намерением. Это динамическое состояние сознания иногда даже описывается в буддийских текстах, и там оно называется «благодатью». Я вовсе не имею в виду, что Монахи счастливы оттого, что другие люди страдают! Я подразумеваю, что они испытывают жгучее желание помочь и оно приводит к мощному выплеску энергии. Следовательно, сострадание – нечто очень сильное и целенаправленное. Оно не сводится к тому, что ты смотришь на страждущего и страдаешь вместе с ним, как если бы заразился от него страданием. Такое скорее можно было бы назвать «эмоциональной инфекцией».
Руби. Как бы ты предложил тренировать мозг на сострадание, если бы оно не давалось тебе естественным образом?
Монах. Это пошаговый, постепенный процесс. Большинство людей ограничивается тем, что понимает сострадание просто как эмоциональную реакцию на зрелище чужих страданий. Следующий шаг – развить сострадание как состояние сознания, которому не требуется объект, чтобы включиться. Сострадание становится настроем, состоянием души, постоянной готовностью действовать. Если натренироваться таким образом, то захочешь помогать людям в целом, а не просто будешь реагировать на отдельные случаи. И будешь сам искать возможности помочь, искать нуждающихся в помощи.
Руби. Поняла. Но разве начальная стадия тренировки не выглядит как-то искусственно?
Монах. Когда учишься кататься на велосипеде, у тебя тоже ощущения, что ты делаешь нечто неестественное. Но, если проявить упорство, будет получаться все лучше и доставлять радость. То же самое и с обучением состраданию. В конечном итоге оно станет естественной частью тебя. Кроме того, ты будешь меньше страдать, потому что будешь не так одержим собственными проблемами, а это сделает тебя счастливее. Свои проблемы начнешь воспринимать более отстраненно.
Руби. Аш, если обучиться состраданию принципиально важно, почему мы не рождаемся с этим даром от природы? Почему нам приходится его тренировать и осваивать?
Нейролог. Мы очень даже рождаемся с этим даром. Как только младенец подрастает настолько, чтобы координировать движение рук, он тянется к окружающим, чтобы погладить их или похлопать, если видит, что близкие расстроены. В лабораторных экспериментах маленьким детям показывают кукольные спектакли, где куклы или помогают друг другу, или обижают друг друга. После спектакля даже трехмесячные младенцы выбирают кукол, которые помогали другим, и отказываются играть со «злыми» куклами.
Монах. Так, значит, мы изначально настроены на любовь?
Нейролог. Я бы сказал, это значит, что младенцы способны к простым умозаключениям о плохом и хорошем и у них заложен инстинкт сострадания.
Руби. Я вполне уверена, что, когда была маленькой, так себя не вела. Мне бы понравилась «плохая» кукла. Всегда думала, что сострадание – нечто слащавое и сентиментальное.
Монах. Сострадание – не слащаво и не сентиментально, это на самом деле проявление большой храбрости, потому что тебе приходится посмотреть на самого себя честно. Чтобы сострадать, нужно проявить волю, посмотреть в глаза своей и чужой боли, а не прятать голову в песок, не избегать проблемы.