УПРАЖНЕНИЯ РУБИ
Многие из нас – счастливые обладатели, скажем так, дополнительных деталей: коронок на зубах, винтов в конечностях и тому подобного. Это технические дополнения к живому телу, но они совершенно не мешают нам практиковать осознанность. Скажем, у меня винты в ногах, но это не мешает мне в ходе медитации как следует прочувствовать свои ноги, даже если там и есть какие-то железки. Я способна мысленно переместить луч внимания в эту область и тем самым потренировать мышцы мозга – чтобы подкрутить все винтики фокусировки в мозгу (это и есть цель упражнения). Пусть это вдохновит вас: неважно, что у вас в организме искусственное, а что нет, вы все равно можете проделать мысленное сканирование тела.
Упражнение 1.
Сканирование тела в будущем
Даже если в будущем вы превратитесь в мозг, который плавает в емкости с особым раствором, все равно мысленно направьте луч внимания туда, где можете вообразить свои пальцы на ногах.
Ничего не чувствуете?
Попробуйте ощутить колени.
Тоже ничего? А нос?
Если и это не получилось, попробуйте сосредоточиться на емкости, в которой бултыхается ваш мозг.
Не вышло? Хорошо, тогда попробуйте сосредоточиться на растворе, в котором он плавает. Раствор теплый? Густой? Мокрый? Какие-то его характеристики ощущаете?
Я ничего не слышу. Хорошо, но вы можете хотя бы почувствовать, приятно вам в этой емкости с раствором или нет?
Главное – не огорчайтесь. Даже если вы не смогли меня услышать, вы остались собой, сохранили свою сущность, а это главное.
Упражнение 2.
Научите ребенка состраданию в будущем
Когда ваш ребенок забавляется с очками виртуальной реальности и общается с каким-нибудь виртуальным существом, попросите его поставить себя на место этого существа, пусть оно даже внешне и похоже на краба или осьминога. (Виртуальные персонажи редко бывают человекообразными.) Пусть ребенок попытается понять чувства персонажа. Если он ощутил, что осьминог страдает, и почувствовал, что хочет скрасить одиночество и печаль осьминога, может быть, обнять его и побыть с ним, как побыл бы с близким другом, – это значит, что ваш ребенок осваивает золотое правило сострадания. Даже осьминогу нужна любовь. Можете гордиться своим ребенком.
Мне что-то не придумать никаких других упражнений, помогающих осознать будущее. Я слишком сильно присутствую в настоящем, а будущее еще впереди. Так что, надеюсь, вы простите меня.
Глава 12Прощение
Я решила посвятить теме прощения именно последнюю главу своей книги, потому что прощать – самое сложное для человека. Один из знатоков по части сострадания говорит: «Прощение – это то, что растворяет клей, на котором крепко держится наша самоуверенность и самодовольство. Оно ослабляет ощущение „Я прав, а ты заблуждаешься“. Если ты приобретаешь способность прощать, то ты признаешь других равными себе и относишься к ним по-человечески».
Умение прощать – трудное умение, его нелегко освоить, потому что оно противоречит нашим первобытным инстинктам и примитивной природе. Когда чувствуешь, что тебя обманули или обошлись с тобой несправедливо, то инстинктивно каждая клетка твоего тела требует мести. Если в книге, фильме или пьесе есть отрицательный герой, читателю и зрителю захочется, чтобы он был наказан, получил по заслугам, пострадал, и чем сильнее, тем лучше. Фразы наподобие «Я еще вернусь» или «Я еще отомщу» запоминаются нам лучше, чем «Хорошего дня». Работая над этой главой, я все время заходила в тупик, потому что мне склонность прощать не свойственна. Но – ох уж эти удивительные совпадения! – именно в это время мне позвонили создатели документального телесериала «А ты кто такой?»[12] и предложили поучаствовать. На съемках я и поняла, что такое умение прощать.
После смерти матери я нашла на чердаке старый кожаный портфель, который она, должно быть, привезла с собой в Америку, когда приехала из Вены как беженка. Портфель был заполнен письмами и фотографиями; людей с этих фотографий я не знала. Мать в прошлом никогда не рассказывала ни о какой родне, поэтому я привыкла считать, что меня принесли с другой планеты. Я знала, что у меня есть какие-то дальние родственники, потому что именно они в свое время помогли матери выбраться из Австрии, но о близкой родне никогда не упоминалось.
Я отдала съемочной группе портфель, и спустя восемь месяцев документалисты сообщили, что все готово и мы можем приступать к съемкам.
На первой встрече документалисты спросили меня, что бы я хотела выяснить. Для начала, ответила я, хочу знать, почему мои родители были именно такими, а не другими – с таким складом и такими характерами. Война ли на них повлияла или у них обоих в любом случае были бы проблемы с психическим здоровьем? Еще я хотела знать, почему у меня все время присутствует чувство опасности: хотя родители ничего не рассказывали о своей судьбе, но я часто просыпалась в панике и боялась, что вот-вот начнется Третья мировая война. Дверной звонок напоминал мне звук сирены воздушной тревоги, и каждый раз я шла открывать, подняв руки вверх и готовясь сдаться. В детстве я устроила в подвале самодельное бомбоубежище и прятала там запасы еды на случай войны – вишню, нарванную в саду, и консервы. Я боялась, что из-за озера приплывут русские и всех нас поубивают. На самом деле мы жили на озере Мичиган, и на том берегу был безобидный Висконсин. Но я каждый день высматривала врага в бинокль и боялась.
Словом, у меня была врожденная паранойя, и вот теперь я хотела выяснить у документалистов, действительно ли мои родители были со странностями или я все это придумала? Мне родители говорили, что я выдумщица и фантазерка и что они должны отучить меня от этих фантазий. О родителях я писала в первой своей книге «Каким ты хочешь меня видеть» – эту книгу мне помогла издать сама Керри Фишер[13]. Керри сказала, что книга почти такая же мрачная, как ее собственное прошлое, и что очень важно написать о мраке в собственной душе и издать об этом хорошую книгу. С другой стороны, родители очень способствовали моей карьере: я запоминала их безумные реплики, просто записывала дословно и потом использовала в своих выступлениях, не меняя ни слова. Однажды наша собака слопала мой носок. Мать подождала, пока он выйдет естественным путем с другого конца собаки, выстирала его и положила обратно в мой комод. Когда я спросила, почему бы не выкинуть носок, она прорычала: «В Баварии люди голодают». Отец тоже был большим чудаком: например, написал завещание, которое я нашла, когда он уже состарился. В завещании говорилось, что к сорока пяти годам мне причитается всего 35 % его капитала и имущества, потому что он полагал, что к пятидесяти я буду законченной героиновой наркоманкой и сумасшедшей. Но если я доживу до семидесяти пяти, то получу остальную сумму. Отец любил говаривать: «Кто на тебе женится? Ты толстуха, у тебя задница как гора». Думаю, таким образом он сообщал, что не питает на мой счет особых надежд. Самым ласковым его обращением ко мне было «горюшко горькое». Однажды, когда я сообщила ему, что получила роль в американском мини-сериале, он сказал: «Почему из миллиона людей надо было выбрать именно тебя?» Он в меня не верил. Позже он добавил: «Я позвонил им, и они о тебе даже не слышали». Он позвонил на проходную телестудии, а не создателям сериала.
У меня все время было ощущение, что родители приносят Вторую мировую войну прямо к нам в дом и устраивают сражения на кухне. Ежедневно в доме возводились укрепления, и мы устраивали друг другу словесные бомбежки не на жизнь, а на смерть. С таким прошлым и родителями я могла стать или преступницей, или актрисой. Но никто не воспитывал меня так сурово, как я сама: даже после смерти отца я все еще старалась доказать ему, что я вовсе не неудачница, участь которой он мне предрекал.
В каком-то смысле родители очень извращенным образом вдохновляли и подстегивали меня стараться преуспеть. Поэтому, как вы понимаете, меня разобрало любопытство и я захотела узнать, кем они были на самом деле и почему с возрастом стали такими.
Итак, хроника моего участия в телесериале о генеалогии.
День 1.
28 июня
Вместе со съемочной группой прилетела в Вену: здесь когда-то жили и отец, и мать. Мы приехали в отель, который отличается тюремным декором, и портье там ведет себя как тюремщик: невзлюбил меня за то, что я попросила тихий номер не окнами на шоссе. Кровать оказалась твердая как камень, а матрас тоненький. Всю первую ночь я ворочалась без сна, искала по Интернету другие гостиницы и утром съехала. Съемочной группе сказала, что, поскольку мне предстоят душевные потрясения, то жить я хочу в удобном номере.
День 2.
29 июня
Сегодня режиссер вручил мне фотографии моей матери в молодости. На них она совершеннейшая кинозвезда и позы принимает соответствующие. Рядом с ней Грета Гарбо выглядела бы как пожилой чихуахуа. На многих фотографиях мать заснята с разными мужчинами, предполагаю, ее любовниками: то они вместе катаются на лыжах в Альпах, то лежат на пляже, похоже, что на Ривьере, и везде она изумительно красива и шикарна.
Обедать мы пошли в типичную венскую пивную, отделанную темными деревянными панелями – такой стиль кабаре времен начала нацизма. На стенах роспись: ангелы, ангелы, а перед ними на коленях люди, которые ублажают их орально (честное слово, я не шучу), а ангелы улыбаются. Сидишь, ешь шницель и смотришь на такое.
Знаете, иногда попадаешь куда-нибудь, и это место кажется совершенно бессмысленным? Для меня таким местом оказалась Вена. Позже мы пошли погулять и миновали магазин игрушек, а там в витрине плюшевые медведи попарно в неприличных позах.
В ресторане меня познакомили с Элинор, историком. Она отвела меня к соседнему дому и сказала, что именно здесь мой отец сидел в тюрьме. Отец как-то рассказывал, что в молодости сидел в тюрьме и учил всех сокамерников заниматься гимнастикой, чтобы не утратить форму. Элинор же сообщила, что отца посадили в тюрьму как еврея и никакой гимнастике он никого там не учил, но узников пытали. Нацисты заставляли их прыгать как кроликов. Узники постарше падали, и нацисты били и унижали их. По словам Элинор, отец выдержал эти прыжки только потому, что был помоложе. Потом она вручила мне открытку, которую мать послала отцу в тюрьму. Она просила его быть храбрым и соблюдать осторожность, писала, что он ни в чем не виноват, писала, что думает о том, каково ему приходится, и каждый день плачет. Обещала, как только его выпустят, накормить его повкуснее. Я сама чуть не заплакала. Я даже не знала, что мать так любила отца, и эта фраза с обещанием накормить звучала так невинно и нежно. Она писала ему и другие открытки, вроде бы о каких-то пустяках. Но на самом деле все они были зашифрованными планами побега.