еня за пианино или заставить повторить танцевальные па, которые мы с ней разучивали. Мама очень злилась, когда я играла в футбол, считала, что это неподходящее занятие для девочки. Все твердила, что это игра исключительно для мальчишек, а мне надо держаться от них подальше. Я шепотом попросила Джулию помочь мне где-нибудь спрятаться. Она схватила меня за потную от страха руку, и мы побежали за ее дом. Нашли отличное укрытие в кустах у сарая и засели там, как два лягушонка.
Люси снова улыбается.
– Естественно, вскоре появилась Кэрол. Первое, что мы увидели: юбка в цветочек и розовые туфли-лодочки. Джулия закрыла мне рот грязной ладошкой, чтобы я не завизжала от страха. Так мы сидели в кустах, давились от смеха и смотрели, как мама ходит по двору и зовет: «Лучана? Лю-си?» А потом: бац! – и ветки куста раздвинулись, прямо как в фильме ужасов. Мы знали, что этим дело и закончится, но все равно завизжали и вцепились друг в дружку мертвой хваткой. Солнечный свет слепил глаза. А затем я увидела, что над нами нависла физиономия мамы, вся в красных пятнах. Никогда этого не забуду. Она была такой не от злости, скорее – она была в панике. Мама схватила меня за руку и рывком подняла на ноги. Она тащила меня через двор, а я все оглядывалась на Джулию. Моя подружка сидела в кустах и одними губами говорила: «Держись». А я, не знаю почему, одними губами отвечала: «Постараюсь».
Люси надолго прикладывается к бокалу с вином. А затем продолжает:
– В тот вечер, после того как отец пришел домой, они с мамой усадили меня на диван. Папа отослал Кармеллу из комнаты, так что я сразу догадалась, что разговор будет серьезный.
«Давай расскажи ей», – велела мама.
Голос у нее был слишком уж спокойный. Помню, я тогда еще подумала, что, наверное, кто-то умер. Или что мама с папой решили развестись, как родители Франчески Фальконе.
Папа, видно, решил не ходить вокруг да около и рубанул с плеча:
«Над тобой тяготеет фамильное проклятие».
Мама аж на месте подпрыгнула:
«Винни, ну разве так можно! – И посмотрела на меня. – Твой папа все правильно говорит. Но, amore[30], ты не волнуйся. Ты обязательно избавишься от этого проклятия».
У меня сердце так колотилось, что чуть из груди не выскакивало. Что еще за фамильное проклятие?
Папа встал с дивана, прошел в коридор, снял со стены старую семейную фотографию и принес обратно. Это фото было сделано в Италии сто лет назад. Я видела его тысячу раз, но никогда по-настоящему не разглядывала. Папа положил снимок на диван рядом со мной.
«Видишь этих женщин, Лучана?»
Он по очереди тыкал пальцем в лица древних бабок и прабабок, которые умерли задолго до моего рождения.
«Да, папа».
«Ни одна из них никогда не была замужем. Никогда».
– «Ясное дело. Кто же захочет жить с такими страшными тетками?» – подумала я тогда, но вслух этого, естественно, не сказала.
Люси опускает глаза и грустно так улыбается. А потом продолжает свой рассказ.
– Тут мама перехватила инициативу. Она взяла мои руки в свои и сказала: «В роду твоего папы младшие дочери вот уже много-много лет не выходят замуж». Потом немного помолчала; наверное, надеялась, что я сама догадаюсь, что из этого следует. Но я не догадалась. Клянусь, я вообще не понимала, о чем она толкует: что взять с восьмилетней девчонки. И тогда мама добавила: «А ты ведь у нас тоже младшая дочь, Лучана».
Люси вертит бокал с вином и встряхивает головой:
– Я внимательно смотрела на фотографию, разглядывая старых теток с безжизненными лицами и потухшими глазами. А потом заметила: «Какие-то они все несчастные».
«О да, – согласилась мама. – Они были несчастливы, а потом озлобились. Ведь бедняжки так и не познали радость материнства, не стали хозяйками в доме, да и любящих мужей у них никогда не было».
Вот тут я и правда испугалась. Это же прямо как в сказке, в страшной сказке, где на младшую дочь насылают проклятие и она превращается в злобную старую ведьму.
«Я… я тоже стану такая, как они?» – в ужасе спросила я родителей.
Мама улыбнулась и погладила меня по голове:
«Нет, mia dolce[31]. Ты у меня красавица. Ты обязательно снимешь это проклятие и избавишь всех остальных младших дочерей семейства Фонтана от столь ужасной участи. Ясно?»
Я слегка успокоилась и закивала:
«Ладно. Хорошо. Я стану принцессой, которая спасет всю деревню».
Но даже в восемь лет я понимала, что снять проклятие не так-то просто.
«А как это сделать?» – дрожащим голосом спросила я у Кэрол.
«Слушайся свою маму. Я тебя научу. Правило номер один: никакого футбола! Держись подальше от этих противных мальчишек!»
Глава 18Эмилия
Люси подзывает официанта и показывает на наш уже почти опустевший графин:
– Повторите.
Она выливает остатки вина себе в бокал. Рука у нее подрагивает, а я не знаю, что и сказать. Моя бедная кузина всю свою жизнь пыталась стать той, кем она не является, боялась превратиться в старую ведьму или – что еще хуже – в одинокую старую ведьму. У меня в памяти всплывают слова Поппи: «Удивительно, правда? Мы изо всех сил стараемся соответствовать тому, что говорят о нас окружающие: как хорошему, так и плохому».
– Мне так жаль, что тебе пришлось пройти через все это. – Я беру Люси за руку. – Но Поппи права. Это проклятие семейства Фонтана – самоисполняющееся пророчество, не более того. Старый как мир миф, который обесценивает незамужних женщин; он придуман для того, чтобы поставить нас в подчиненное положение.
Люси вырывает у меня руку:
– Я ни черта не понимаю! Но против фактов не попрешь: вот уже двести с лишним лет ни одна младшая дочь в роду Фонтана не может найти себе мужа.
– И почему ты считаешь это проклятием? Может, это, наоборот, благословение?
Кузина невесело улыбается:
– Тоже мне, острячка выискалась. Много ты понимаешь!
Официант приносит второй графин. Люси собирается наполнить мой бокал, но я прикрываю его ладонью.
– Да ладно, – говорит Люси. – Хватит уже изображать пай-девочку. Хоть сегодня попробуй быть клевой.
И я, словно подросток, который хочет соответствовать ожиданиям ровесников, убираю руку и позволяю ей наполнить мой бокал.
– Прости, Люси, я не оправдала твои надежды. Поппи явно просто хочет поговорить о своем Рико.
– Думаешь? Получается, мы вроде как у нее в заложницах. Прилетели, чтобы она смогла оживить воспоминания о своем единственном возлюбленном. А он, похоже, был тот еще фрукт.
– Да, грустно все это. И вообще, он, возможно, давно уже умер. Бедная тетя Поппи!
– Ты еще жалеешь эту манипуляторшу? Такое поведение не заслуживает уважения. Она просто нас подкупила: оплатила путешествие, заманила в Италию, пообещав снять проклятие. Поппи элементарно нас обманула, а мы, как последние идиотки, купились на ее ложь. Вся эта поездка – пустая трата времени.
Я провожу пальцем по краю бокала:
– Не скажи. Дядя Дольфи считает, есть шанс, что после этой поездки Поппи и бабушка наконец помирятся.
– Я тебя умоляю! – хмыкает Люси. – Да никогда этого не будет!
– А еще Поппи обещала рассказать мне о маме.
– Ага, очередной развод. Мне жаль огорчать тебя, Эм, но ты сама подумай: она уехала из Бенсонхёрста, когда твоя мама была еще совсем маленькой. А потом приезжала лишь два раза в год, на праздники. Так что ни черта Поппи не знает, только вид делает.
Я массирую виски. Выходит, тетя меня обманула. Ради этой поездки я поставила под угрозу отношения с родными и наплевала на работу, а она так с нами обошлась.
Что ж, не стану говорить, будто меня не предупреждали. Бабушка, наверное, уже достала Дарию упреками в мой адрес и тирадами о том, что я ее предала. Мне становится тошно. Я впервые понимаю, почему Роза не хочет иметь ничего общего со своей младшей сестрой.
– Но Поппи говорила так искренне.
Люси качает головой:
– Обманщики всегда кажутся искренними.
Спустя еще сорок минут кузина допивает последние капли вина, а я прошу принести счет.
– Многовато для поездки по системе «Все включено». – Голос Люси звучит, как поставленная на замедленную скорость запись.
Я достаю из кармана бумажник:
– Ничего страшного. Я расплачусь.
– Вот ведь попали, а? Застряли здесь на восемь дней. – Люси смотрит на меня остекленевшими глазами, а потом вдруг изменяется в лице. – Слушай, вообще-то, мы уже вполне можем свалить.
– Сейчас пойдем, только сперва заплачу по счету.
– Да я не про то говорю: мы можем свалить домой! Поппи хорошо знает Италию, прекрасно ориентируется, так что без нас не пропадет. А про немца своего пусть другим рассказывает. Давай прямо сейчас вернемся в отель, упакуем чемоданы и рванем в аэропорт.
– Но это глупо. Проделать такой путь… Это же Италия.
– Ага. – Люси встает, ее качает из стороны в сторону. – Теперь можно всем говорить, что мы были в Венеции.
Кузина нетвердой походкой бредет к выходу, я хватаю сумку и иду следом:
– Люси, не делай скоропалительных выводов. Тебе здесь понравится. Мы ведь еще ничего толком не видели.
Выйдя на улицу, Люси смотрит в одну сторону, потом в другую. И заключает:
– Старые дома. Итальянские рестораны. Итальянские пекарни. Ну чем не Бенсонхёрст?
Бабушка права: отправиться с Поппи в путешествие было ошибкой. Но улететь обратно – тоже не выход. Я в этом уверена и все же понимаю настроение захмелевшей Люси. Плавучий город очаровал меня утром, а сейчас растерял свою магию.
Люси гордо марширует по улице, я едва за ней поспеваю. Через двадцать минут мы чудесным образом находим дорогу в отель «Ка’ Сагредо».
Когда входим в номер, сквозняк раздувает белые гардины.
Люси указывает в сторону балкона:
– А я-то думала, что она хочет прикорнуть.
На балконе, опершись руками на балюстраду, стоит Поппи. Она смотрит на канал и совсем не замечает, что мы за ней наблюдаем. Тетя переоделась в свободный восточный халат, легкий бриз развевает ее черные с проседью волосы.