Кузина расплывается в улыбке:
– Правда?
– Ну конечно. И я горжусь тобой. Всякая любовь требует отваги. А твоя в особенности.
– Значит, я отважная? Это хорошо, да?
– Очень хорошо.
Люси отворачивается к окну:
– Знаешь, я уже много лет отказывалась принимать себя такой, какая я есть. Так что я не с бухты-барахты решила вдруг заделаться лесбиянкой. Я просто перестала сопротивляться.
Примерно милю едем молча.
Когда Люси заговаривает снова, голос ее звучит гораздо мягче:
– Думаю, мне следует пригласить тебя вступить в клуб «Отыметые и брошенные».
Она что, издевается? Я крепче сжимаю руль.
– Это не тот клуб, в который хочется вступить, – продолжает Люси, – но что-то мне подсказывает: большинство людей пару раз в жизни проходят инициацию.
Я пропускаю грузовик и только потом искоса смотрю на кузину. В ее глазах столько доброты и сочувствия, я даже и не предполагала, что Люси может быть такой.
– Я оказалась полной дурой, – вздохнув, признаюсь я.
– Ты просто была неопытной. Не знала правил игры. Ничего, ты научишься. И если тебе станет от этого легче, меня тоже отымели и бросили.
– Тот парень, Джек, – припоминаю я.
Люси кивает:
– И еще миллион с чем-то таких же говнюков.
У меня смех застревает в горле.
– О Люси, что же мне теперь делать? Как пережить все это? – Я трясу головой. – Знаю, ты думаешь, что я драматизирую. Мы ведь были знакомы всего три дня.
– Это не важно, – говорит кузина. – Все дело в отношениях. Если возникла близость, а потом отношения разрывают, то невольно появляется такое чувство, будто из тебя выдавили всю радость до капли. Ты не то что есть или спать не можешь, но, кажется, даже дышать не в состоянии. И ты уверена, абсолютно уверена в том, что никогда уже не станешь прежней.
Я мельком смотрю на собеседницу:
– Но ведь это неправда?
Люси вздыхает:
– Нет, Эм, это правда. Ты действительно уже никогда не станешь прежней.
У меня из груди вырывается протяжный стон. Я в ужасе представляю, какое жалкое существование ожидает меня впереди.
Но кузина снисходительно похлопывает меня по коленке:
– Ты станешь лучше. Намного лучше.
Спустя пять часов, когда я наконец начинаю расслабляться, мы въезжаем в провинцию Салерно. На западе виднеется силуэт Неаполя. До Равелло остается всего пятьдесят пять километров. Пейзаж внезапно меняется. Длинная прямая автострада превращается в жуткий серпантин, который то поднимается, то опускается, а то и вовсе идет вдоль скал над обрывом.
Двигатель ревет на крутом подъеме. Люси сидит с прямой спиной, лицо у нее напряжено.
– Ничего, ты справишься, – заверяет она меня, а сама отчаянно цепляется за торпеду.
У меня вспотели ладони. Я ахаю, увидев за острыми скалами пенящиеся воды Салернского залива.
– Проклятье! – ору я и пытаюсь справиться с головокружением.
– Только не смотри вниз, – предостерегает меня кузина.
Сердце бешено грохочет в груди.
– Ну мы и попали! Похоже, нам конец!
– Нам никак нельзя падать в пропасть, – говорит Люси. – Если разобьемся, то угробим чужую машину. Некрасиво получится!
Я не отвожу взгляда от дороги. Задерживаю дыхание на очередном крутом повороте. Впереди появляется экскурсионный автобус. Сбрасываю скорость. Впереди автобуса – трейлер. Мы еле-еле плетемся. Позади нас образовывается пробка. Я смотрю в зеркало заднего вида. Машина, которая едет сразу за мной, периодически выныривает на встречную полосу, явно намереваясь обогнать меня… и автобус… и дом на колесах.
– Расслабься, – советует Люси. – Наплюй на всех этих недовольных водителей, которым ты не даешь проехать.
– А что мне делать? Я не могу пойти на обгон.
Шофер сзади начинает сигналить. Люси оборачивается и показывает ему средний палец.
– Прекрати! Ты провоцируешь разборки на дороге.
Водитель снова сигналит. Он пойдет на огромный риск, если попытается обогнать меня, а заодно и автобус с трейлером. Он хочет, чтобы я пропустила его вперед.
– Проклятье!
За очередным поворотом начинается прямая дорога.
– Жми! – говорит Люси. – Давай! Обгони этих улиток!
– Что? Нет!
За нами начинает одновременно сигналить вся длинная очередь машин. Это из-за меня на дороге образовалась пробка. Меня начинает трясти. Я включаю поворотник и очень осторожно выезжаю на встречную полосу.
– Ну же! – вопит кузина.
Я выжимаю педаль газа, и внедорожник резко набирает скорость.
Еще немного – и я обгоню автобус, но впереди очередной поворот.
– О господи! – в ужасе восклицаю я.
Двигатель рычит. Я пытаюсь вклиниться между автобусом и трейлером, но места не хватает.
– Пустите же меня! – кричу я, а Люси подбадривает меня:
– Вперед!
Я жму на газ. У меня нет выбора – надо обогнать дом на колесах. У меня от пота подмышки стали мокрыми.
– Ура! Мы победили! Ты сделала это, Эм!
И тут из-за поворота, метрах в десяти впереди, появляется автомобиль. Он мчится прямо на нас.
– Охренеть! Мы все умрем! – Люси прикрывает голову и сползает с кресла на пол.
У меня сердце выскакивает из груди. «Господи, прошу Тебя! Помоги!» Я жму на газ. Встречная машина все ближе. Длинный металлический трейлер едет параллельно со мной.
– Пусти меня, козел!
За секунду до столкновения я круто выворачиваю руль и возвращаюсь на свою полосу. Встречное авто со свистом проносится мимо.
– О мой бог!
Я смотрю на Люси. Она, схватившись за голову, скрючилась на полу.
– Можешь сесть обратно.
Кузина осторожно подтягивается на пассажирское кресло.
– Господи, Эм, ты нас чуть не угробила!
Я нервно хихикаю:
– А я тебя предупреждала.
Люси улыбается:
– Я уже приготовилась остаться без носа, но превращаться в урну с пеплом не собиралась.
В глубине моей души есть темный закуток, где давно поселился страх и прекрасно там себя чувствует. И вот сейчас дверь в этот закуток открылась, и туда хлынул свет. Я смеюсь. Сначала тихо, потом громче. Ко мне присоединяется Люси. Очень скоро это становится похоже на истерику. Мы хохочем и таким образом избавляемся от страха и пережитого шока. Кузина стучит по приборной доске, слезы текут у нее по щекам.
– Видела бы ты свое лицо, когда появилась та машина!
Тут я бросаю взгляд в зеркало заднего вида и замечаю, что Поппи тоже посмеивается.
– Извини, тетя, – говорю я. – Мы что-то расшумелись. Больше не будем. Ты спи.
– И пропустить все веселье? Да ни за что!
Глава 35Поппи
1960 год,
Равелло, Амальфитанское побережье
Втот вечер, в мой двадцать первый день рождения, массивные двери собора очень громко скрипели. Мы обмакнули пальцы в чашу со святой водой и перекрестились. В соборе царил полумрак, посетителей не было, пахло фимиамом и заплесневелыми коврами. В молитвенной нише горели целые ярусы свечей – белые огоньки в море безмолвия.
Рико провел меня по центральному проходу к алтарю. Взял мои руки в свои. Глаза его сверкали, когда он говорил:
– Я, Эрих Йозеф Краузе, беру тебя, Паолина Мария Фонтана, в законные жены. Я обещаю любить и почитать тебя всю свою жизнь, пока смерть не разлучит нас.
Я приложила пальцы к дрожащему подбородку и тоже произнесла дрожащим от волнения голосом слова клятвы.
– Могу я поцеловать невесту?
Рико взял мое лицо в ладони, и, когда его губы прикоснулись к моим, нас спугнули чьи-то шаги. Из темноты вышел священник, но это был не отец Пьетро, а незнакомый молодой человек с темными волосами и тонким длинным носом.
Он поднялся на три ступени к алтарю и встал рядом с нами.
– Склоните головы, – сказал он и возложил на нас руки. – Да благословит и защитит вас Господь! Да облегчит он путь, который лежит перед вами. И наделит вас смирением, чтобы вы с одинаковым достоинством встречали и счастье, и горести. Будьте крепкими, как красное дерево, столкнувшись с трудностями, и гибкими, словно ива, когда требуется прощение. И главное – любите радостно, с благодарностью и верой, во имя Христа. Аминь.
– Аминь, – повторили мы за этим непонятно откуда взявшимся молодым священником.
Потом мы поблагодарили его и вышли из церкви, уже как самые что ни на есть настоящие муж и жена.
На улице Рико притянул меня к себе и поцеловал. А я спросила:
– Как будет по-немецки «мой муж»?
– Mein Ehemann, – ответил он и погладил меня по щеке. – Однажды, когда твои родители примут меня, мы вернемся сюда для настоящей церемонии, и тогда я по-настоящему стану твоим мужем.
– О чем ты говоришь? – Я затрясла головой. – Mein Ehemann, мы женаты. И ничего реальнее этого быть не может.
Рико сжал мою руку:
– Я чувствую то же самое.
И тут я заметила, что на каменной ступени церкви что-то блестит. Я наклонилась, подняла монетку и показала ее Рико:
– Смотри, это нам на счастье.
Мы стояли и разглядывали монетку, как будто она и впрямь обладала волшебной силой. Рико накрыл мою руку своей:
– Я хочу, чтобы через год, в твой день рождения, мы снова стояли на этом месте и любили друг друга ничуть не меньше, чем сегодня.
У меня холодок пробежал по спине. Мы оба были очень счастливы в тот момент, но где-то в глубине души уже догадывались: впереди нас ждут мрачные времена.
– Через год? – бодро переспросила я, чтобы хоть как-то рассеять мрачные предчувствия. – Это слишком просто.
– Хорошо, – Рико почесал подбородок, – мы вернемся сюда в день твоего тридцатилетия.
– Через девять лет? Нет, надо придумать что-нибудь поинтереснее.
Я зажала монету в кулаке, отыскала в небе свою любимую звезду и подумала, что никому не дано знать грядущее.
– Мы будем стоять здесь, на ступенях кафедрального собора Равелло, в день, когда мне исполнится восемьдесят лет. Обещай, что так и будет, mein Ehemann.
Рико улыбнулся, и глаза его заблестели от слез.