Что-то опасное блеснуло в глазах Адама.
— Да, конечно, воздушные змеи… — сказал он спокойно. — В Торонто нет ничего такого срочного, что могло бы помешать мне провести здесь еще день, запуская бумажного змея.
Тори почувствовала, как мурашки побежали по ее телу.
— Да что с вами двумя случилось? — спросила ее мама. — Эти роликовые коньки, этот странный велосипед перед домом вчера, запуск змеев. Вы пытаетесь возвратить детство?
Неожиданно Тори почувствовала слабость. Дело было, она поняла, не в возвращении детства, но в возвращении чего-то еще. Чего-то, о чем Марк знал всегда.
Она чувствовала, что ступила на очень зыбкую почву.
— О, черт возьми, — сказала она, раздражаясь от того, каким слабым был ее голос, — мое колено. Думаю, что я все-таки не смогу пойти.
— Тебе не придется бегать, — заверил он ее.
— Вообще-то для того, чтобы запускать змеев, нужно бегать, — сказала она раздраженно.
— Я об этом позабочусь.
По его тону она поняла, что он не собирается с ней ссориться в компании ее родителей и родителей Марка.
Как он об этом позаботится, если он собрался уезжать?
После ужина он предложил помочь вымыть посуду, но, конечно же, ее мама не желала «и слышать об этом».
— Тогда вы не возражаете, — сказал он задумчиво, — если я пойду взгляну на домик на дереве?
— Конечно, — ответила ее мама. — Почему бы тебе не пойти с Адамом, Тори?
— Да, Тори, почему бы тебе не пойти со мной? — спросил он, ослепительно улыбнувшись.
— У меня не слишком подходящая одежда, и… — Она осеклась. Ей пришло в голову, что они всегда будут воспринимать ее как девчонку, карабкавшуюся на деревья, даже если она будет в невероятно сексуальном платье за пять сотен долларов.
И еще ей пришло в голову, что она хотела бы вспомнить эту часть жизни вместе с ним.
Он придержал перед ней дверь, и они вышли в сад. Ночь была теплой. Запах гиацинтов и жимолости наполнял воздух. Луна омыла мир серебром.
Это была ночь, когда случаются чудеса. Если они вообще случаются.
Они пересекли двор и подошли к огромному клену… Веревочная лестница слегка качалась от ночного ветерка, приглашая их под навес из листьев.
— Я полезу первой, — заявила Тори.
— Ты всегда была первой! — сказал он, принимая ее колебания за страх.
Она нетерпеливо одернула платье. Блеск, который возник в его глазах, когда она только вошла в дом, появился снова.
Он шагнул вперед и наклонился к ней.
«Он собирается поцеловать меня», — подумала она и внезапно почувствовала, как каждой частичкой хочет этого поцелуя, его прикосновения.
Бретелька упала с плеча, и он мягко вернул ее на место, задержав руку на нежной коже.
А потом он отступил и засмеялся — этот смех прозвучал очень громко в ночной тишине.
— Тори! А я буду подглядывать снизу?
— Да!
Он снова засмеялся.
— Ладно, возможность упущена. Я полезу первым.
И он полез по лестнице, карабкаясь вверх со сноровкой морского волка. Где-то на середине лестницы он повернулся и протянул ей руку.
Она схватилась за нее — и снова почувствовала физическое влечение.
Волшебство. Они стояли на маленькой площадке, окруженные шелестящими листьями, которые почти скрыли огни дома и лунный свет.
— Ты помнишь, Тори?
Она помнила.
Ей казалось, что еще секунда — и он поцелует ее. Вместо этого он отпустил ее руку и нагнулся, чтобы пройти в дверь домика на дереве.
Она вошла вслед за ним. Здесь удивительным образом ничего не изменилось. Перевернутый деревянный ящик в качестве стола. Сломанная полка с посудой и книгами. Несколько мешков, набитых соломой, которые они использовали вместо стульев.
Он смотрел на книги.
— Наш экземпляр «Аутсайдеров» все еще здесь.
В дождливые дни они вместе сидели здесь в домике и читали друг другу. Они любили собирать книги. Она мучила Марка и Адама «Маленькими женщинами» и любовными романами.
— Верьте мне, — обычно говорила она, — и вы поймете, чего действительно хочет женщина.
— Коктейлей? — бормотал пренебрежительно Адам.
Но оба они слушали ее.
Марк любил юмор. Роберт Ньютон Пек, Марк Твен, Стивен Ликок, О.Генри.
А Адам любил все. «Пособие по ремонту мотоцикла». Поэзию. Историю. Пособия для «умелых рук». И маленькую книгу, которая стала их любимой и которую они перечитывали не меньше дюжины раз.
— Если хочешь, можешь забрать ее, — сказала она, глядя, как он взял ее с полки и листал, несмотря на темноту, словно читая про себя и чему-то улыбаясь.
— Нет, — он положил книгу обратно. — Я оставлю ее для твоих племянниц и племянников, чтобы когда-нибудь они могли ею насладиться.
— Насладиться? Я думала, что это самая грустная из всех книг, когда-либо написанных.
— Ты обычно ревела вовсю, когда я читал про южанина. Ты с тех пор читала что-нибудь более печальное?
Она не произнесла эти слова: я пережила самое печальное. Два лучших друга. Она потеряла их. Марк умер, а Адам уехал. В те безмятежные дни, которые они проводили здесь вместе, связанные невидимыми нитями, кто мог подумать, что будущее готовит такое?
Ей не нужно было ничего говорить, он прочитал ответ в ее глазах. Он подошел к ней ближе, приподнял ее голову, взяв за подбородок, посмотрел в глаза, потом обнял.
Она понимала, что не должна позволять этой близости, но ее кровь, и тело, и душа хотели только этого, сражаясь с разумом.
Ее разум требовал оттолкнуть его, а она придвинулась ближе. Рядом с ним она в безопасности. Ее мир станет защищенным… Но ведь Адам не жил здесь. Он собирался уехать.
Она поверит ему, а он ее оставит.
Даже Марк, Мистер Постоянство, оставил.
Его губы коснулись ее лба.
Оттолкни его!
Но Тори не сделала этого. Она подняла голову и посмотрела на него.
Он собирался поцеловать ее.
И он сделал это. Он покрыл поцелуями ее щеки, и шею, и макушку, и кончик носа.
Жадные поцелуи. Поцелуи, которые говорили об одиноких и пустых ночах и днях.
А затем его губы нашли ее губы.
И она ответила ему. Поцелуями, говорившими о тяжелом сердце, которое вновь обрело крылья, о сломленном духе, который вновь обрел надежду.
Поцелуи разожгли огонь в ее душе.
Она с трудом оторвалась от него, прежде чем все зашло слишком далеко.
— Не проси меня извиняться, — сказал он мрачно. — Я не буду.
— Просто не думаю, что это была хорошая идея.
— Ну не такая уж и плохая — два одиноких человека в романтичной обстановке обменялись поцелуями. Большое дело! В конце концов, нам по тридцать лет.
Она не знала, что взволновало ее больше — его замечание по поводу их одиночества или то, что поцелуй, который возвратил ее в прошлое, не имел для него никакого значения.
Он отодвинулся от нее.
— Прости меня, — сказал он. — Ты права. Это была ошибка.
Они вышли из домика, но вместо того, чтобы спуститься по лестнице, он сел и прислонился к стене, скрестив ноги.
И хотя Тори знала, что должна уйти, она опустилась рядом.
Она дрожала, он решил, что она замерзла, снял пиджак и накинул ей на плечи.
— О чем ты думаешь, Адам? — мягко спросила она.
Его взгляд упал на ее губы, и он отвел глаза.
— Путешествую во времени. Вспоминаю нас троих и то, что мы делали вместе. Пираты. Ковбои. Индейцы. Плохие ребята и хорошие ребята. Разбойники и полицейские. Тарзан.
— Не забудь трех мушкетеров, — напомнила она.
— Как я мог забыть трех мушкетеров! — согласился он. — Это были хорошие дни. Наполненные невинностью и открытостью.
— Любовью, — просто добавила она.
— Да. Это были дни, которые готовили нас к жизни, Тори. Давали нам силы. Делали нас достаточно выносливыми, чтобы мы могли принять все, что приготовила жизнь.
— Я думала, прыжки с обрывов — то, что готовило тебя к жизни.
— Я полагал, мне нужно что-то еще, кроме обычной жизни. Скорость. Приключения. Годы показали другое. У меня было… — его голос дрогнул, — тогда у меня было все, что нужно. Ты и Марк.
Она поцеловала его, нежно, в щеку. Благословляя его. Понимая, что сейчас ему нужно вернуться туда, куда звала память. Сделать то, что остальные уже сделали.
Она оставила его в домике на дереве, домике его юности, чтобы оплакать уход его лучшего друга. Когда она посмотрела на него еще раз, с верхней ступеньки лестницы, она увидела, как серебристые слезы оставляют следы на его щеках.
Адам позвонил. Снова автоответчик.
Он чувствовал острую потребность поговорить с Кэтлин. Не то чтобы он был таким мерзавцем, собираясь порвать с ней по телефону, но нужно непременно позвонить ей, как-то подготовить. Ведь он собирался сделать именно это?
Четыре дня — и никакого ответа. Даже если он звонил поздно ночью.
Это не значило, что ее там не было, просто она не отвечала на его звонки. Может быть, она что-то чувствовала.
— Ладно, — сказал он себе, — может быть, ты и мерзавец. — Но где-то в глубине души Адам был доволен тем, что она не подходила к телефону. Он еще сам толком не знал, что ей сказать. Не был готов сжигать все мосты.
Эти мосты были под угрозой уже тогда, когда он только увидел Тори снова и осознал, что не в состоянии чувствовать к кому бы то ни было то, что он чувствовал к Тори.
Мосты вспыхнули сегодня. Безвозвратно.
Они начали тлеть в ту минуту, когда он увидел ее в этом платье. А когда коснулся ее губ, мосты загорелись, и их охватило пламя.
Он сказал ей, что все это ерунда, а теперь чувствовал, как его охватывает отчаяние.
Все это на самом деле было подобно пожизненному заключению. Потому что она никогда не хотела его и не любила его. Она ответила, но потом оттолкнула его. Она была голодна. Физически голодна. Но хотела не его. Может быть, по-прежнему Марка?
И он должен завтра взять ее пускать змеев, а потом отвезти на озеро. И больше не позволять себе целовать ее, даже не думать об этих губах, их медовом сладком вкусе, если он собирался остаться здравомыслящим человеком.