В кои-то веки Тоуни очень мало съела на завтрак, уж слишком увлекательной беседой и действием отвлек ее Наварр. Он отвел ее наверх в спальню, в которой они всего однажды были вместе, и они растворились в страсти, которую оба так долго сдерживали.
А после Тоуни лениво спросила:
— Во что ты со мной играл все эти недели после свадьбы?
— Это была не игра, — ответил Наварр. — Просто у нас с тобой не было периода ухаживания — мы же не встречались, не ходили на свидания. И я пытался вернуться к началу и сделать все по-другому, чтобы ты испытала ко мне те же чувства, что я испытывал к тебе.
Злясь на себя за то, что не смогла понять такую простую вещь, Тоуни воскликнула:
— О господи, какая же я дурочка, что не поняла этого!
Наварр с легким превосходством посмотрел на нее:
— Из нас двоих я самый романтичный. Так что не забывай об этом в следующий раз, когда будешь рисовать комикс, где я буду изображен в виде бегающего за каждой юбкой Француза!
Тоуни провела рукой по восхитительным мышцам у него на животе и неожиданно покорно ему улыбнулась.
— Не буду, — пообещала она. — Я люблю тебя таким, какой ты есть.
— И я тебя. И нашу дочку.
Он сжал ее в объятиях, и она забыла обо всем на свете.