Она взяла в руки нож для резки хлеба, который только сегодня точила на задней ступеньке крыльца, и начала готовить бутерброды для малышей, размышляя о том, не купить ли ей новые пальто для девочек, поскольку старые были очень уж тонкими и не годились для такой погоды. И тут во двор вбежала Тереза Гарретт. Она влетела в кухню через заднюю дверь, не дав себе труда хотя бы постучать.
— Что вы себе позволяете, миссис Гарретт?! — с негодованием воскликнула Китти.
Какое бы уважение она ни питала к повитухе, той следовало постучать, прежде чем врываться в чужой дом.
— Где Лиззи? — не слушая ее, требовательно спросила пожилая женщина.
— Как где? В школе, разумеется.
— Нет, ее там нет. Она уже вернулась домой?
— Домой? Нет. То есть… я не знаю. А почему она должна уже вернуться? Я сама только что пришла, — пробормотала Китти, совершенно сбитая с толку.
Дугал и Шон сосредоточенно сосали леденцы, глядя на взволнованную гостью широко открытыми серьезными глазами.
— Я могу подняться наверх?
— Да. Да, конечно, но зачем?
Поведение повитухи напугало Китти. Что происходит, ради всего святого?
Миссис Гарретт поднялась по лестнице так быстро, как только позволяла ее тучная фигура. Она не знала, что заставляет ее спешить и почему ее одолевают дурные предчувствия.
Лиззи лежала на кровати. Глаза ее были закрыты и так глубоко ввалились в глазницы, что лицо девочки походило на обтянутый пергаментной кожей череп мумии. Она лежала неподвижно, и Тереза решила, что Лиззи уже умерла, и при мысли об этом у нее самой едва не остановилось сердце. Но стоило ей подойти поближе, как глаза девочки распахнулись.
Сверкающие бездонные озера темно-золотистого цвета взглянули на повитуху, и Лиззи прошептала:
— Простите меня. Я была очень гадкой девочкой. Я молю Господа, чтобы он простил меня. Как вы думаете, Он услышит мои молитвы?
Миссис Гарретт почувствовала, как слезы потекли у нее по щекам, и осторожно положила руку на живот Лиззи. К ее изумлению, та отчаянно закричала от боли.
Предчувствие того, что случилось нечто ужасное, нечто еще более страшное, чем зло, совершенное Томом О’Брайеном по отношению к своей старшей дочери, то самое предчувствие, что гнало ее по заснеженным улицам к этому дому, заставило миссис Гарретт отдернуть грубое одеяло, которым укрылась Лиззи. От увиденного желудок повитухи рванулся к горлу.
От пояса и ниже вся одежда девушки и постельное белье были насквозь пропитаны темно-красной кровью, и Китти О’Брайен, застывшая в растерянности в дверях, завизжала от ужаса.
Но со своего места Китти видела лишь залитую кровью постель. Она стояла недостаточно близко, чтобы увидеть то, что видела миссис Гарретт: круглую деревянную ручку ржавого вертела, который Лиззи воткнула в себя, чтобы избавиться от зачатого в грехе ребенка.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В то утро, когда в больницу привезли Лиззи, в хирургическом отделении дежурил новый врач. Он отличался не только молодостью, но и наличием некоторых идеалов, среди которых не последнее место занимало желание помогать беднякам. Он не желал иметь ничего общего с богачами. В деревне графства Норфолк, где он родился и где его отец был лордом, его знали под именем сэра Родни Хьюитта-Грэндби, но для сотрудников больницы и пациентов Ливерпуля он был просто доктором Грэндби.
Увы, Лиззи не суждено было насладиться тем, как ее бережно заворачивают в пушистое красное одеяло. Потрясенные санитары с величайшим трудом уложили ее на носилки, а едва карета «скорой помощи» примчалась в больницу, как Лиззи повезли на экстренную операцию, где первым делом сделали ей анестезию.
Так что Лиззи даже не почувствовала, что ее ноги пристегнули холодными зажимами к операционному столу, после чего врачи извлекли из ее тела металлический вертел, за которым последовал мертвый плод, мальчик. Беременность, по мнению хирурга, продолжалась уже три месяца. Затем Лиззи продезинфицировали, зашили и напичкали лекарствами.
— Полагаю, вы ее мать?
Доктор Грэндби вышел в коридор, где с нетерпением ожидала известий Тереза Гарретт. Китти удалось убедить остаться дома с близнецами.
— Нет, доктор, у меня нет собственных детей. Я друг семьи. Она поправится?
— Видите ли, внутренние повреждения очень обширны, — мрачно ответил врач. Его потрясла рана, которую Лиззи нанесла себе сама. — При этом велика вероятность того, что она больше не сможет иметь детей.
— Боже мой! — Тереза Гарретт поняла, что угрызения совести будут мучить ее до конца жизни.
— Причем повреждения нанесены не только вертелом, но и… — Доктор замялся, не зная, стоит ли посвящать в нелицеприятные подробности постороннего человека.
— Я близкий друг, доктор, и я принимала ее и всех ее братьев и сестер.
— Что ж, сестра[9], в таком случае вы должны знать, что долгое время эту девочку кто-то насиловал.
Миссис Гарретт не стала поправлять врача и заявлять, что он заблуждается, называя ее «сестрой». Она положила ему руку на локоть бессознательным жестом, желая уверить его в том, что все понимает.
— Я знаю, кто это сделал, доктор. Господь свидетель, я не подозревала о происходящем. Быть может, я была слишком слепа и доверчива, но, клянусь Богом, этого больше не повторится.
Еще никогда в жизни миссис Гарретт так искренне не верила в собственные слова. Если понадобится, она будет денно и нощно охранять Лиззи и ее сестер от этого чудовища Тома О’Брайена. Ему придется вышвырнуть ее из дома, в буквальном смысле взять на руки и выбросить за дверь, если он захочет, чтобы она ушла. Но если он это сделает, она расскажет правду всей Чосер-стрит.
На лице доктора Грэндби отразилось сомнение.
— Вообще-то этим делом должна заняться полиция.
Тереза Гарретт затрясла головой:
— Нет, доктор. Не стоит вмешивать полицию во внутренние дела семьи, во всяком случае, в этом районе. Хотите, я попрошу прийти в больницу монсеньора Келли?
Это было бы идеальное решение проблемы — пусть врач сам расскажет священнику о случившемся.
— Я подумаю, — без особой уверенности отозвался доктор Грэндби. — Все равно ей какое-то время придется побыть здесь, прежде чем она сможет вернуться домой, и для начала я хочу сам поговорить с девочкой и послушать, что она мне скажет.
Они стояли у двойных дверей, открывающихся в обе стороны, на пороге палаты, где находилась Лиззи. Сквозь стекло миссис Гарретт видела осунувшееся лицо с оливковой кожей и руки, безвольно лежащие поверх покрывала. Медицинская сестра убрала роскошные каштановые волосы девочки на одну сторону, и они свисали с кровати, подобно шелковому водопаду.
Доктор Грэндби проследил за ее взглядом и заметил:
— Очень необычная внешность, вы не находите? Кто-то из родственников наверняка иностранец?
— Что вы, доктор! Она — чистокровная ирландка. Это все кельтская кровь, которая проявляется время от времени и делает ирландских детишек такими смуглыми.
— Понятно, — уклончиво ответил врач.
Доктор Грэндби был помолвлен. Его невеста Сюзанна работала клерком в адмиралтействе[10] в Лондоне.
На следующий день после того, как Лиззи привезли в больницу, доктор взял честно заработанный двухдневный отгул и покатил на юг в маленьком «форде», который приобрел в начале войны, поскольку на заправку его большого «ровера» уходило слишком много драгоценных талонов на бензин. Он с нетерпением предвкушал встречу с Сюзанной — они не виделись уже два месяца.
Это было в тот самый день, когда на Стэнли-роуд перевернулся трамвай и, хотя никто не погиб, несколько пассажиров и пешеходов получили ранения, и целая армия карет «скорой помощи» помчала их в больницу.
А там уже не хватало свободных коек. Целое крыло здания еще в прошлом году было уничтожено взрывом фугасной бомбы. Заведующий отделением обошел палаты, чтобы лично осмотреть больных и решить, кто из них может благополучно вернуться домой и освободить место для новых пациентов.
— Что с ней произошло? — осведомился он, остановившись у кровати Лиззи.
Сестра-хозяйка, почтительно сопровождавшая заведующего во время обхода, поспешно схватила медицинскую карту Лиззи, прикрепленную к спинке кровати.
— Аборт, доктор, — с неодобрением сказала она.
— Отправьте ее домой, — распорядился заведующий. — К нам привозят раненых, пострадавших не по своей вине, и эти кровати нужны им в первую очередь.
Вот так и вышло, что в тот же день после обеда карета «скорой помощи» отвезла Лиззи обратно на Чосер-стрит.
Китти разволновалась, когда к дому подъехал казенный автомобиль. Невзирая на холод, поглазеть на необычное событие сбежались несколько соседей. Китти помогла дочери войти в дом и обняла ее. Она до сих пор не знала толком, что с ней произошло. Миссис Гарретт обронила что-то невнятное насчет кровотечения и пообещала заглянуть к Китти «до того, как Лиззи вернется домой», рассчитывая, что девушка проведет в больнице как минимум неделю, как и должно было быть, потому что бедняжка едва стояла на ногах и явно страдала от сильной боли.
Ужасная мысль, которая время от времени пыталась пробиться в сознание Китти, вновь дала о себе знать, но женщина усилием воли отогнала ее прочь. Она не могла думать об этом. Просто не могла. Китти даже не могла заставить себя спросить у дочери, что случилось. Позже Тереза Гарретт расскажет ей обо всем.
А сейчас в первую очередь следовало подумать о том, как устроить Лиззи с наибольшим комфортом. Девочка была бледной и слабой, не могла даже сесть самостоятельно и сейчас держалась за перила, чтобы не упасть.
— Я не смогу подняться по ступенькам, мам. У меня колени подгибаются.
Лиззи смотрела в пол, избегая взгляда Китти.
— Ложись сегодня со мной, Лиззи, родная моя, пока тебе не станет лучше, да?
— Да, мам.
— Хочешь прилечь прямо сейчас, девочка моя?