Кто же будет работать-то, наконец?!
О романтике
Многоцветно и радостно слово – романтика.
В нем звенит что-то древнеантичное: антика,
И солидный роман умещается в нем,
И хохочет веселое слово – ром.
Кто же должен романтиком в мире зваться?
Да скорее всего, вероятно, тот,
Кто способен воистину удивляться
Блеску речки, рассвету, цветам акаций,
Где другой не оглянется и пройдет.
Кто умеет (и это ему не лень),
Улыбнувшись, извлечь вдруг из сердца краски
И раскрасить вам будни в такие сказки,
Что становится праздником серый день.
Кто до смертного дня убежденно верит
В души звезд или дерева вздох живой,
Кто богатство не золотом в мире мерит,
А улыбками, нежностью, добротой.
И не сложит романтика крыл тугих
Хоть в огне, хоть бы даже у черта в пасти,
Ведь она – достояние молодых,
Ведь она – удивительный ключ от счастья!
Юность – славная штука! Да вот беда,
Говорят, она слишком уж быстротечна.
Пустяки! Кто романтиком стал навечно,
Тот уже не состарится никогда!
Двадцатый век
Ревет в турбинах мощь былинных рек,
Ракеты, кванты, электромышленье…
Вокруг меня гудит двадцатый век,
В груди моей стучит его биенье.
И, если я понадоблюсь потом
Кому-то вдруг на миг или навеки,
Меня ищите не в каком ином,
А пусть в нелегком, пусть в пороховом,
Но именно в моем двадцатом веке.
Ведь он, мой век, и радио открыл,
И в космос взмыл быстрее ураганов,
Кино придумал, атом расщепил
И засветил глаза телеэкранов.
Он видел и свободу и лишенья,
Свалил фашизм в пожаре грозовом.
И верю я, что именно о нем
Потомки наши вспомнят с уваженьем.
За этот век, за то, чтоб день его
Все ярче и добрее разгорался,
Я не жалел на свете ничего
И даже перед смертью не сгибался!
И, горячо шагая по планете,
Я полон дружбы к веку моему.
Ведь как-никак назначено ему,
Вот именно, и больше никому,
Второе завершить тысячелетье.
Имеет в жизни каждый человек
И адрес свой, и временные даты.
Даны судьбой и мне координаты:
«СССР. Москва. Двадцатый век».
И мне иного адреса не надо.
Не знаю, как и много ль я свершил?
Но если я хоть что-то заслужил,
То вот чего б я пожелал в награду:
Я честно жил всегда на белом свете,
Так разреши, судьба, мне дошагать
До новогодней смены двух столетий,
Да что столетий – двух тысячелетий,
И тот рассвет торжественный обнять!
Я представляю, как все это будет:
Салют в пять солнц, как огненный венец,
Пять миллионов грохнувших орудий
И пять мильярдов вспыхнувших сердец!
Судьба моя, пускай дороги круты,
Не обрывай досрочно этот путь.
Позволь мне ветра звездного глотнуть
И чрез границу руку протянуть
Из века в век хотя бы на минуту!
И в тишине услышать самому
Грядущей эры поступь на рассвете,
И стиснуть руку дружески ему —
Веселому потомку моему,
Что будет жить в ином тысячелетье.
А если все же мне не суждено
Шагнуть на эту сказочную кромку,
Ну что ж, я песней постучусь в окно.
Пусть эти строки будут все равно
Моим рукопожатием потомку!
Именем совести
Какие б ни грозили горести
И где бы ни ждала беда,
Не поступайся только совестью
Ни днем, ни ночью – никогда!
И сколько б ни манила праздными
Судьба тропинками в пути,
Как ни дарила бы соблазнами —
Взгляни на все глазами ясными
И через совесть пропусти.
Ведь каждый, ну буквально каждый,
Коль жить пытался похитрей,
Встречался в жизни не однажды
С укором совести своей.
В любви для ласкового взгляда
Порой так хочется солгать,
А совесть морщится: – Не надо!
А совесть требует молчать.
А что сказать, когда ты видишь,
Как губят друга твоего?!
Ты все последствия предвидишь,
Но не предпримешь ничего.
Ты ищешь втайне оправданья,
Причины, веские слова,
А совесть злится до отчаянья:
– Не трусь, покуда я жива!
Живет она и в час, когда ты,
Решив познать иную новь,
Бездумно или виновато,
Как пса бездомного куда-то,
За двери выставишь любовь.
Никто тебе не помешает,
И всех уверишь, убедишь,
А совесть глаз не опускает,
Она упрямо уличает
И шепчет: – Подлое творишь!
Стоит она перед тобою
И в час, когда, войдя во вкус,
Ты вдруг задумаешь порою
Урвать не самый честный кус.
Вперед! Бери и не робей!
Ведь нет свидетельского взгляда.
А совесть сердится: – Не надо! —
А совесть требует: – Не смей!
Мы вправе жить не по приказу
И выбирать свои пути,
Но против совести ни разу,
Вот тут, хоть режьте, скажем сразу:
Нельзя, товарищи, идти!
Нельзя ни в радости, ни в горести,
Ни в зной и ни в колючий снег.
Ведь человек с погибшей совестью
Уже никто. Не человек!
Воспоминания
Годы бегут по траве и по снегу,
Словно по вечному расписанию,
И только одно не подвластно их бегу:
Наши воспоминания.
И в детство, и в юность, и в зной, и в замять
По первому знаку из мрака темени,
Ко всем нашим датам домчит нас память,
Быстрей, чем любая машина времени.
Что хочешь – пожалуйста, воскрешай!
И сразу же дни, что давно незримы,
Как станции, словно промчатся мимо,
Ну где только вздумаешь – вылезай.
И есть ли на свете иное средство
Вернуть вдруг веснушчатый твой рассвет,
Чтоб взять и шагнуть тебе снова в детство,
В каких-нибудь шесть или восемь лет?!
И друг, кого, может, и нет на свете,
Восторженным смехом звеня своим,
Кивком на речушку: – А ну, бежим! —
И мчитесь вы к счастью. Вы снова дети!
А вот полуночный упругий свет,
Что жжет тебя, радуясь и ликуя,
Молодость… Первые поцелуи…
Бери же, как россыпь их золотую,
Щедрее, чем память, – богатства нет!
А жизнь – это песни и дни печали.
И так уж устроены, видно, мы,
Что радости нами освещены,
Чтоб мы их случайно не пролетали.
А грустные даты и неприятности
Мы мраком закрыли, как маскировкой,
Чтоб меньше было бы вероятностей
Ненужную сделать вдруг остановку.
Но станции счастья (к чему скрывать?)
Значительно реже плохих и серых.
Вот почему мы их свыше меры
Стараемся празднично озарять.
Шагая и в зное, и в снежной мгле,
Встречали мы всякие испытания,
И, если б не наши воспоминания,
Как бедно бы жили мы на земле!
Но ты вдруг спросила: – А как же я? —
И в голосе нотки холодной меди. —
Какие же мне ты отвел края?
И где я: на станции или разъезде?
Не надо, не хмурь огорченно бровь
И не смотри потемневшим взглядом.
Ведь ты же не станция. Ты – Любовь.
А значит, все время со мною рядом!
Звезды живут, как люди
Ну как мы о звездах судим?
Хоть яркие, но бесстрастные.
А звезды живут по-разному,
А звезды живут, как люди.
Одни – будто сверхкрасавицы —
Надменны и величавы.
Другие же улыбаются
Застенчиво и лукаво.
Вон те ничего не чувствуют
И смотрят холодным взглядом.
А эти тебе сочувствуют
И всюду как будто рядом.
Взгляните, какие разные:
То огненно-золотые,
То яркие, то алмазные,
То дымчатые и красные,
То ласково-голубые.
Нельзя отыскать заранее
Единой для всех оценки:
У каждой свое сияние,
У каждой свои оттенки.
Людская жизнь быстротечна.
Куда нам до звезд?! А все же
И звезды живут не вечно,
Они умирают тоже.
Природа шутить не любит,
Она подчиняет всякого.
Да, звезды живут, как люди,
И смерть свою, словно люди,
Встречают не одинаково.
Одни, замедляя ход,
Спиной обратясь к Вселенной,
Скупо и постепенно
Гаснут за годом год…
И, век свой продлить стараясь,