В свой самый последний час!..
Учитесь!
Учитесь мечтать, учитесь дружить,
Учитесь милых своих любить
И жить горячо и смело.
Воспитывать душу и силу чувств —
Не только труднейшее из искусств,
Но сверхважнейшее дело!
– Позвольте, – воскликнет иной простак, —
Воспитывать чувства? Но как же так?
Ведь в столбик они не множатся!
Главное в жизни, без лишних слов, —
Это найти и добыть любовь,
А счастье само приложится.
Спорщики, спорщики!.. Что гадать,
Реку времен не вернете вспять,
Чтоб заново жить беспечно.
Так для чего ж повторять другим
Всех наших горьких ошибок дым,
Жизнь-то ведь быстротечна.
Нельзя не учась водить самолет,
Но разве же проще любви полет,
Где можно стократ разбиться?
Веру, тепло и сердечность встреч
Разве легко на земле сберечь?
Как же тут не учиться?!
Учитесь, товарищи, уступать,
Учитесь по совести поступать,
И где бы ни пить – не упиться.
Непросто быть честным всегда и везде,
И чтобы быть верным в любой беде,
Трижды не грех учиться!
С готовой, с красивой душой навек
Отнюдь не рождается человек,
Ничто ведь само не строится.
Уверен, что скромником и бойцом,
Отзывчивым, умницей, храбрецом —
Учатся и становятся.
Но как это сделать? Легко сказать!
Как сделать?.. А душу тренировать
На искренность, на заботы.
Как в спорте, как в музыке, как в труде,
Тренаж нужен людям везде-везде,
Вот так и берут высоты.
Высоты всяческой красоты,
Любви и действительной доброты,
И нечего тут стыдиться!
Ведь ради того, чтоб не зря весь век
Носили мы звание Человек, —
Стоит, друзья, учиться!
Всю жизнь – вперед!
Если стихи эти, как наждак
Кого-то скребнут, расстроя,
Прошу извинить мне подобный шаг.
Но что же мне делать, когда я враг
Всяческого покоя?!
Да, враг на коленях лежащих рук,
Остывших от чувства взглядов,
Мозгов, что как будто бы сдали вдруг
Навечно на полки складов.
Нет, я не про отпуск, а про покой,
Что словно уход от жизни.
Про отдых заслуженный, но пустой,
Про тот, что, как щепка в воде речной,
Кружится в эгоизме.
Заслуженный отдых, увы, порой
Справляют, как новоселье.
А я вот не верю в такой покой,
В «заслуженное» безделье!
Допустим, пилот перестал летать,
Теряет свой дар певица,
Рубанком столяр устает шуршать, —
Так что же, «козла» теперь забивать,
Зевать и всю жизнь лечиться?
А если к кому-то пришла беда,
Седины или раненье,
Пассивность не выведет никуда,
А жажда быть нужным, смена труда —
Единственное спасенье.
И это не просто вот так слова,
Пусть бед или лет курганы,
Пусть будут на отдых сто раз права,
Покуда работает голова,
В балласт превращаться рано!
Сходите на шаг, если труден бег,
Все взвесьте и соизмерьте.
Но я лишь в одном убежден навек,
Что делать полезное человек
Должен до самой смерти!
И мне ведь когда-то давным-давно,
В кровавых дымах рассвета,
На вечный на отдых было дано
Нелегкое право это.
Отдых? Зачем он? Шагай, борись,
Да так, чтоб земля качалась!
Движенье – есть жизнь!
И горенье – есть жизнь!
А тихая заводь – жалость!
Я верую в это и тем дышу,
Как жизнью всей в человеке.
А если когда-нибудь руки сложу,
То это уже навеки!
Зеленый змий
Багрянец в небе, брызнув, как салют,
Играет звездным чуть заметным крошевом,
А по бульвару медленно бредут
Ребята молодые и хорошие.
И как бы славно было от заката
И ярких клумб, где лилии и мак,
Когда б не оказались те ребята
Пьяны, как говорится, «вдребезяк»!
А вон поодаль жидкий, словно тесто,
Не в силах даже приподнять и век,
Не вышел, нет, а выпал из подъезда
Совсем уже не юный человек.
Все ярче город лампами сияет.
Безветрие. Но странно: там и сям
В толпе вдруг кто-то словно бы ныряет.
Ни дать ни взять, сама земля качает
Пьянчуг по магистралям и садам.
И их число почти не уменьшается.
Тут все что хочешь: с проседью усы
И юность щек, что с бритвою не знается,
Но каждый преотвратно изгиляется
И, как нелепый маятник, качается,
Отсчитывая бражные часы.
Ну есть ли тут хоть что-то человечье?!
Да вы вглядитесь, вслушайтесь хоть раз
В безвольный рот, опущенные плечи
И в злую муть остекленевших глаз…
Я ненавижу всяческих ханжей,
И никакой я, к бесу, не стерильный,
Пусть лопнет от досады фарисей:
Мне не чужды ни зарева страстей
И ни веселья благости бутыльной!
И пусть там кто-то ядом называет
Сок виноградной грозди. Ерунда!
Ведь всякий яд, и это каждый знает,
Нас в малых дозах часто исцеляет
И лишь в больших сражает без труда.
Наш мозг есть чудо совершенных дум,
Всех знаний сотворенье и единство.
Так как же пропивать нам этот ум,
Катясь от человечности до свинства!
Не дико ль эволюции ступеньки
Начать считать совсем наоборот
И с гордых человеческих высот
Вдруг опуститься вновь на четвереньки!
Жизнь во хмелю! А что это такое?
Безволие плюс черный эгоизм,
А чаще даже попросту садизм:
Мол, начихать! Помучайтесь со мною!
И добряки находятся, вздыхают:
– Ах, бедный, бедный! Как не поскорбеть! —
Как будто мягкость делу помогает,
Как будто скотство следует жалеть!
Как будто бы нельзя сказать сурово:
– Не тронь ни рюмки, раз не можешь пить!
Не плюй, не отравляй нам душу снова
Ни гнусным видом, ни паршивым словом,
Короче, не мешай нам в мире жить!
А если возмущенье не поможет —
Судить его безжалостным судом!
Не как обычно, а намного строже,
Чтобы мороз продрал его по коже
И слово «суд» страшило бы как гром!
И коль встряхнуть пьянчугу, не жалея,
Да так, чтоб дрянь рассыпалась внутри,
Тогда он, перед рюмкою немея,
Попятится. И, в ужасе бледнея,
Попросит чаю, черт его дери!
Пятая строка
Дрожа от внутреннего огня,
Воюя отнюдь не всегда открыто,
Меня ненавидят антисемиты,
И сионисты не терпят меня.
Быть может, за то, что мне наплевать
На пятый параграф в любой анкете.
И кто там по крови отец или мать,
И кем у кого записаны дети.
Смешно сегодня, в эпоху ракет,
Вколачивать в чьи-то мозги тупые,
Что наций плохих и хороших нет,
Есть люди хорошие и плохие!
Нет, шовинисты нигде не народ,
Их мало, и паника тут запрещается.
И все же – пока хоть один живет —
Битва с фашизмом еще продолжается.
А коль зашипит вдруг такой вот лоб
О кровных различьях людей на свете,
Вы дайте немедля ему микроскоп,
И пусть он хоть треснет, хоть ляжет в гроб,
А все же найдет различия эти!
Нельзя, чтобы кто-то, хитря глазами,
Внушал вдруг сомненья иль даже страх
И, спекулируя на страстях,
Стремился везде, ну во всех делах
Людей бы порядочных стукать лбами.
И встретивши взгляд, что юлит, как уж,
Главное, люди, не отступайте
И сразу безжалостно обнажайте
Всю низкую суть шовинистских душ!
Кто честен – мне друг, а любой злодей,
Подлец иль предатель с душонкой узкой
(Какое мне дело, каких он кровей!) —
Он враг мне. Пускай он хоть дважды еврей,
Хоть трижды узбек, хоть четырежды русский!
И нет для меня здесь иного мнения —
Сквозь всякие споры и дым страстей
Верую я лишь в одно крещение:
В свободу всех наций без исключения
И счастье для всех на земле людей.
Да, просто смешно в эпоху ракет
Вколачивать в чьи-то мозги тупые,
Что наций плохих и хороших нет.
Есть люди хорошие и плохие!
И пусть помогают щедрей и щедрее
(Ужель мы душою мельчиться будем!)
Не финну – финн, не еврей – еврею,
Не русский – русскому, а мудрее,
А выше, а чище, а люди – людям!
Так вспыхни и брызни во все концы,
Наш гнев, наша дружба и светлый разум,
Чтоб все шовинисты и подлецы
Везде, как клопы, передохли разом!