Но тут один из студентов вдруг задал глупый вопрос:
— А в чем же тут прогресс?
— Мой юный друг! — резко сказал Директор, круто повернувшись на каблуках. — Неужели вы не понимаете? Неужели вы не понимаете? — Директор поднял руку, его лицо приняло торжественное выражение. — Бокановскифи- кация — это одно из главных орудий социальной устойчивости!
Орудие социальной устойчивости!
Стандартизированные мужчины и женщины, производимые абсолютно единообразными партиями. Коллектив рабочих небольшой фабрики, укомплектованной продуктами одно- го-единственного бокановскифицированного яйца.
— Девяносто шесть идентичных близнецов, работающих на девяноста шести идентичных станках! — голос Директора дрожал от восторга. — Осуществлен вековой идеал человечества! Впервые в истории! Общность, личность, устойчивость! — процитировал он девиз Всемирного государства.
— Великие слова! Если бы мы могли бокановскифициро- вать до бесконечности — так сказать, открыть perpetua bokanov- skificatia, — мы смогли бы решить все проблемы на земле. Решить их, произведя на свет сотни и тысячи стандартизированных гамм, одинаковых дельт, тождественных эпсилонов. Произведя на свет миллионы идентичных близнецов. Принцип массового производства был бы наконец применен в биологии.
Поклонившись проходившему мимо светловолосому, румяному молодому человеку, Директор подозвал его:
— Мистер Фостер!
Румяный молодой человек подошел к Директору.
— Не можете ли вы нам сказать, каков рекорд производительности одного яичника, мистер Фостер?
— В нашем центре — шестнадцать тысяч двенадцать, — без запинки ответил мистер Фостер; он быстро-быстро сыпал словами, глаза его горели, и было видно, что приводить цифры доставляет ему явное удовольствие. — Шестнадцать тысяч двенадцать — в ста восьмидесяти партиях идентичных близнецов. Но, конечно, в некоторых тропических питомниках удалось достичь более высоких показателей. Например, в Сингапуре из одного яичника получают более шестнадцати с половиной тысяч индивидуумов. А питомник в Момбасе уже достиг уровня в семнадцать тысяч. Но ведь у них есть естественные преимущества. Вы бы только посмотрели, как реагирует на слизистую яичник негритянки! Это же — совсем не то что работать с европейским материалом. Но все- таки, — со смешком добавил мистер Фостер ( и в глазах его засверкал огонь творческого соревнования, а подбородок вызывающе напрягся), — все-таки мы их догоним и перегоним! В настоящий момент я работаю над очаровательным яичником одной дельты-минус. Этому яичнику всего лишь полтора года, а я уже получил из него более двенадцати тысяч семисот детей, которые либо декантированы, либо пока находятся в эмбриональном состоянии. А яичник все еще способен к воспроизведению. Ничего, вы еще увидите: наша возьмет!
— Вот такой трудовой подъем мне нравится! — воскликнул Директор и хлопнул мистера Фостера по плечу.
И они двинулись дальше.
В Отделе Бутылирования стоял негромкий рабочий гул, и повсюду ощущалась деловая обстановка. Из склада органов, находившегося в подвальном помещении, доставлялись наверх на небольших подъемниках плоские дольки брюшины свиноматки, свеженарезанные, нужного размера. Раздавалось жужжание, затем — щелчок! Крышка подъемника откидывалась. Бутылировщику у конвейера оставалось лишь протянуть руку, взять дольку брюшины и опустить ее в колбу.
За Бутылировщиками стояли Матрикуляторы. Процесс продолжался. Из тестовых пробирок одно за другим извлекались яйца, и их помещали в крупные колбы. Затем наступал черед Маркировщиков. С тестовой пробирки на колбу Маркировщик переносил все данные: сведения о наследственности, дату оплодотворения, бокановскифицированную группу. Более уже не анонимы, но снабженные именами и удостоверениями личности, будущие индивидуумы шеренгой двигались по конвейеру дальше — и сквозь проем в стене медленно исчезали в Отделе Социального Предопределения.
Мистер Фостер рассказал о том, как приблизительно на двухсотом метре проводится определение пола будущих индивидуумов. Объяснил систему маркировки: самцы помечаются буквой "Т", самки — кружком, а те эмбрионы, которым предстоит стать франкмартинами, — черным вопросительным знаком в белом кружке.
— Ибо, разумеется, — сказал мистер Фостер, — в огромном большинстве случаев плодовитость только мешает. Один плодоносный яичник из тысячи двухсот — этого для наших целей было бы более чем достаточно. Однако мы хотим иметь достаточно богатый выбор. И, конечно, очень высокий процент выплаживания. Поэтому мы позволяем нормально развиваться довольно большому количеству женских эмбрионов — до тридцати процентов. Остальные на протяжении всего остального цикла через каждые двадцать четыре метра получают дозы мужских половых гормонов. И в итоге, — заключил мистер Фостер, — мы можем с гордостью сказать: вместо того, чтобы рабски копировать природу и подчиняться ее капризам, мы видоизменяем законы природы и создаем в мире гораздо более совершенное общество, являющееся результатом трудов человеческого гения.
Мистер Фостер потер руки. Действительно, человек не удовлетворяется тем, что просто выращивает зарождающиеся эмбрионы — это-то может сделать даже корова.
Мы, кроме того, предопределяем и развиваем. Мы декантируем наших детей в качестве социализированных человеческих существ, будущее которых запрограммировано, — от эпсилонов до альф, от будущих ассенизаторов до будущих...
Он хотел сказать: "будущих властителей мира", но вовремя осекся и вместо этого закончил:
— ... до будущих Директоров ИЧП.
Директор ИЧП, оценив этот тонкий комплимент, довольно улыбнулся.
В этот момент группа проходила мимо триста двадцатого метра на стеллаже номер одиннадцать. Молодой механик из касты бета-минус вертел отверткой в насосе суррогата крови у проходящей мимо колбы. Несколько уверенных движений — и все было закончено. Механик отступил на шаг, полюбовался делом рук своих и принялся за следующую колбу.
— Он уменьшает количество движений поршня в минуту, — объяснил мистер Фостер. — Насос работает медленнее, и поэтому суррогат крови пропускается сквозь легкие через более длительные интервалы. Следовательно, эмбрион получает меньше кислорода. Нехватка кислорода — это лучшее средство для задержки развития эмбриона.
Мистер Фостер снова потер руки.
— А для чего нужно задерживать развитие эмбриона? — спросил пытливый студент.
— Осел! — неожиданно сказал Директор. — Чем к более низкой касте предопределено принадлежать эмбриону, тем меньше кислорода он получает. Прежде всего нехватка кислорода воздействует на мозг. Затем — на скелет. Если эмбрион получает семьдесят процентов нормального кислородного питания, он станет карликом. Если меньше семидесяти процентов, то — безглазым уродцем. Однако уродцы нам вовсе ни к чему.
Тут в голосе мистера Фостера зазвучали нотки радости и надежды.
— О! — воскликнул он. — Если бы мы могли открыть способ ускорения периода созревания — какое бы это было благо для Общества! Вспомните, например, про лошадь.
Студенты вспомнили про лошадь.
— Лошадь становится взрослой в шестилетнем возрасте. Слон — в десятилетнем. А человек еще и в тринадцать лет не достигает даже половой зрелости. Разумеется, результатом такого замедленного физического развития является высокое умственное развитие человека.
Действительно, кто бы мог подумать?
— Однако что касается эпсилонов, — справедливо заметил мистер Фостер, — то ведь нам совсем не нужно, чтобы они обладали высоким умственным развитием.
А раз это не нужно, то этого и не происходит. Однако хотя мозг эпсилона вполне созревает до необходимого ему уровня уже к десятилетнему возрасту, тело эпсилона еще восемь лет не способно к тяжелой физической работе. Долгие годы излишней, бессмысленно растрачиваемой незрелости!
Если бы можно было ускорить темпы физического развития человека, скажем, до темпов физического развития коровы — какая бы это была для Общества экономия сил и средств!
— Колоссальная! — зашептали студенты; энтузиазм мистера Фостера передался и им.
...Горячие туннели чередовались с холодными туннелями. В них эмбрионов вдобавок раздражали рентгеновскими лучами. К моменту декантирования эмбрионам уже будет привит ужас перед холодом. Этим эмбрионам предстояло отправиться в тропики и стать там шахтерами или сталелитейщиками. Впоследствии их мозг подтвердит им благодетельность того, с чем уже раньше свыклось их тело.
— Мы приучаем их получать телесное наслаждение от зноя, — сообщил мистер Фостер. — А позднее наши коллеги наверху внушат им ментальную любовь к зною.
— И в этом, — назидательно сказал Директор, — секрет счастья и добродетели; когда человеку нравится то, что ему приходится делать, он чувствует себя счастливым. На этом основана вся наша система развития и воспитания индивидуумов: мы приучаем их любить то, что является их неизбежным социальным предназначением.
Они прошли мимо одного из отверстий; через него молодая лаборантка впрыскивала что-то из длинного шприца в содержимое проплывавшей мимо отверстия колбы. Студенты и их гиды остановились и несколько мгновений молча созерцали эту процедуру.
— Отлично, Ленина! — сказал мистер Фостер, когда лаборантка наконец вынула шприц и выпрямилась.
Лаборантка повернулась. Сразу можно было увидеть, что, несмотря на волчанку и на багровый отлив кожи в инфракрасном свете, Ленина необычайно красива.
— Генри! — она улыбнулась мистеру Фостеру, обнажив ряд коралловых зубов.
— Красавица, просто красавица! — пробормотал Директор и, похлопав лаборантку несколько раз по плечу, получил в ответ довольно почтительную улыбку.
— Что вы им впрыскиваете? — спросил мистер Фостер, стараясь говорить как можно более деловым тоном.
— О, обычную противотифозную сыворотку.
— Тем, кому предопределено жить в тропиках, мы начинаем делать предохранительные прививки на сто пятидесятом метре, — объяснил студентам мистер Фостер. — У эмбрионов еще есть жабры. Таким образом, мы делаем рыбам прививки против будущих человеческих болезней. — Он хмыкнул и обернулся к Ленине. — Так сегодня вечером, на крыше, без десяти пять, как всегда, — сказал он.