— Счастливцы! — сказал Правитель. — Ваши отцы и деды не пожалели сил, чтобы сделать вашу жизнь эмоционально легкой — чтобы предохранить вас, насколько это возможно, от каких бы то ни было эмоций!
— Ленина Краун? — поднимая молнию на брюках, переспросил Генри Фостер в ответ на вопрос Заместителя Начальника Отдела Социального Предопределения. — О, она чудесная девушка! Необыкновенно пневматичная! Странно, что вы ее не пробовали.
— Сам понять не могу, почему так случилось, — сказал Заместитель Начальника. — Но я определенно ее попробую. При первой же возможности.
Одеваясь в противоположном углу комнаты, Бернард Маркс случайно расслышал эти слова и побледнел.
— Сказать правду, — продолжала Ленина, натягивая левый чулок, — мне уже немного надоедает день за днем ложиться с одним только Генри Фостером. Кстати, ты знакома с Бернардом Марксом? — спросила она таким подчеркнуто небрежным тоном, что сразу можно было понять: за этим тоном определенно что-то кроется.
Фанни вскинулась.
— Не хочешь ли ты сказать...
— А что такое? Бернард Маркс — альфа-плюс. Кроме того, он пригласил меня съездить вместе с ним в Дикарский Заповедник. Я давно уже хочу там побывать.
— Но... его репутация...
— Какое мне дело до его репутации?
— Говорят, он не любит играть в Штурмовой Гольф.
— Мало ли что говорят! — скривилась Ленина.
— И, кроме того, он проводит большую часть своего свободного времени сам с собой —один!
В голосе Фанни звучал ужас.
— Ну, так что же? Когда он поедет со мной в Заповедник, он не будет один. И вообще, отчего о нем говорят столько гадостей? А мне он очень нравится.
Ленина украдкой улыбнулась. Почему она так нелепо застенчива? Ей стало почти страшно: как будто она — Правитель Мира, а он — чернорабочий из касты гамма-минус.
— Скажем, подумайте о том, как живете вы сами и как живут вам подобные, — сказал Мустафа Монд. — Случалось ли кому-нибудь из вас сталкиваться с непреодолимым препятствием?
Ответом на этот вопрос было молчание, показывающее, что никто из студентов с подобным препятствием, отдекан- тировавшисцне сталкивался.
— Доводилось ли кому-нибудь из вас испытать, что это такое, когда между возникновением желания и его исполнением проходит достаточно долгий промежуток времени?
— Вот, например... — начал было один студент, но, замявшись, осекся.
— Ну, говорите, — сказал Директор ИЧП. — Не заставляйте Его Фордство ждать.
— Однажды мне пришлось ждать почти месяц до тех пор, пока девушка, которую я хотел, мне отдалась.
— И это пробудило в вас сильные эмоции?
— Ужасные.
— Вот именно: ужасные! — сказал Правитель. — Наши предки были столь глупы и недальновидны, что, когда появились первые реформаторы и предложили своим современникам избавить их от этих ужасных эмоций, с этими реформаторами никто не хотел иметь дела.
"Они говорят о ней так, будто она — кусок мяса! — Бернард Маркс заскрежетал зубами. — Попробовать ее здесь, попробовать ее там. Словно она — бифштекс. Да она для них и вправду — как бифштекс. Она сказала мне, что подумает. Сказала, что ответит мне на этой неделе. О Форд, Форд, Форд!"
Ему хотелось подойти к этим двум и врезать им по физиономии — и еще раз, и еще раз, как можно сильнее.
— Очень, очень советую вам ее попробовать, — сказал Генри Фостер.
— Возьмите, например, эктогенез. Пфицнер и Кавагуч- чи тщательно разработали всю технику эктогенеза. Но вы думаете,какие-нибудь правительства пожелали хотя бы вникнуть, что это такое? Нет. В ту эпоху существовало так называемое христианство. Женщин силой принуждали быть живородящими.
— Он такой уродливый, — сказала Фанни.
— А мне его внешность нравится.
— И такого крошечного роста!
Фанни скорчила гримасу; малый рост — это было так ужасно: это так напоминало существо из низших каст.
— А по-моему, он очень милый, — возразила Ленина. — У меня возникает такое чувство, что хочется его ласкать и гладить. Знаешь, как кошечку.
Фанни была шокирована.
— Говорят, что, пока он был еще в колбе, кто-то сделал какую-то ошибку, какой-то просчет — подумал, что ему предназначено быть гаммой, и впрыснул ему в суррогат крови спирту. Вот почему он такой коротышка.
— Какая чушь! — возмущенно воскликнула Ленина.
— В Англии обучение во сне было запрещено законом. В ту эпоху существовал так называемый либерализм. Парламент — вы, небось, и не знаете, что это такое, — парламент принял специальный закон, запрещающий гипнопедию. Сохранились документы. На эту тему произносились речи, в которых ораторы разглагольствовали о свободе. О свободе быть непродуктивным и жалким! О свободе круглое таскать и плоское катать!
— Но, дорогой мой, уверяю вас, я ничего не имею против!
— Генри Фостер похлопал Заместителя Начальника Отдела по плечу. — Каждый человек принадлежит всем остальным людям.
"По сто повторений, три ночи в неделю, в течение четырех лет! — подумал Бернард Маркс, который был специалистом по гипнопедии. — Шестьдесят две тысячи четыреста повторений составляют одну истину. Идиоты!"
— Или, например, кастовая система. Она постоянно предлагалась — и постоянно отвергалась. В ту эпоху существовала так называемая демократия. Как будто люди — это нечто большее, чем физико-химическое уравнение!
— Ну, так вот, я собираюсь принять его приглашение.
Бернард Маркс ощущал жгучую ненависть к ним обоим. Но их было двое, они были высокого роста, они были сильнее его.
— В 141 году от Р.Ф. началась Девятилетняя Война.
— Даже если это правда — все, что болтают про спирт в его суррогате крови...
— Фосген, хлорпикрин, иодоацетат этила, дифенилциа- нарзин, трихлорметиловый хлороформ, сернистый дихлор- этил. Не говоря уже о синильной кислоте...
— Но я этому просто-напросто не верю! — заявила Ленина.
— Шум четырнадцати тысяч самолетов, двигающихся в открытом боевом порядке. Но на Курфюрстендам и в Восьмой Префектуре взрывы антраксовых бомб привлекали не больше внимания, чем звук лопнувшего бумажного пакета.
— Потому что мне действительно хочется побывать в Дикарском Заповеднике.
— CH3H2(N02) + Hg(CNO)2 = ну, чему? Огромной воронке в земле, обрушившемуся кварталу домов, разорванным кускам человеческой плоти, отчлененной ноге в ботинке, которая падает на клумбу с геранью, забрызганную кровью, — вот какое замечательное зрелище можно было наблюдать на земле в то лето.
— Ленина, ты безнадежна! Я просто не могу больше с тобой спорить.
— Особенно изобретательными оказались русские: они придумали хитроумный способ отравлять воду в тех странах, с которыми они воевали...
Обернувшись друг к другу спинами, Фанни и Ленина продолжали одеваться молча.
— В результате Девятилетней Войны наступил страшный экономический кризис. Человечество оказалось перед выбором: либо Всемирное правительство, либо гибель. Либо устойчивость, либо...
— Фанни Краун — тоже очень милая девушка, — сказал Заместитель Начальника Отдела Социального Предопределения.
В яслях закончился урок Основ Классового Сознания, и вкрадчивый голос загодя готовил будущий спрос на будущую промышленную продукцию:
— Я так люблю летать, — шептал голос — я так люблю летать; мне нравится хорошо одеваться, покупать новую одежду; новая одежда — это новая надежда; новая одежда...
— Либерализм, разумеется, погиб от бубонной чумы, но все равно еще нельзя было действовать насильно...
— Но не такая пневматическая, как Ленина. О, совсем не такая!
— Старую одежду так неприятно носить, — внушал вкрадчивый голос под подушкой. — Новая одежда — это новая надежда. Старые вещи мы всегда выбрасываем. Чем штопать, так лучше ухлопать; чем штопать, так лучше ухлопать; чем штопать...
— Чтобы умело управлять, надо думать, а не подавлять. У хорошего Правителя должны быть крепкие ягодицы и голова на плечах. Например, была введена всеобщая обязательная потребительская повинность...
— Ну, я готова, — сказала Ленина; но Фанни все еще молчала и смотрела в сторону. — Фанни, дорогая, давай помиримся.
— Каждому мужчине, каждой женщине и каждому ребенку было вменено в обязанность потреблять в год столько-то товаров. В интересах производства. Но единственным результатом...
— Чем штопать, так лучше ухлопать. От заплат не станешь богат; от заплат...
— Помяни мое слово, — мрачно сказала Фанни, — рано или поздно не миновать тебе беды.
— Повсеместно распространилось сознательное пассивное сопротивление, оно приняло угрожающие размеры. Все что угодно — только не потреблять! Назад к природе!
— Я так люблю летать, я так люблю летать!
— Назад к культуре! Да, вот именно, к культуре! Но тот, кто сидит у себя в комнате и читает книги, не очень много потребляет товаров.
— Я хорошо выгляжу? — спросила Ленина.
Ее жакетка была сделана из ацетатной ткани бутылочного цвета, манжеты и воротник оторочены зеленым вискозным мехом.
— Восемьсот диссидентов — сторонников Движения за Простую Жизнь — были скошены пулеметным огнем на Золотой площади.
— Чем штопать, так лучше ухлопать, чем штопать, так лучше ухлопать...
Зеленые вельветовые шорты и белые гольфы из вискозной шерсти, открывавшие голые колени...
— А потом произошло знаменитое Побоище у Британского Музея. Демонстрацию движения Поборников Культуры встретили газовыми бомбами, и две тысячи человек погибло от отравления сернистым дихлорэтилом.
От солнца глаза Ленины прикрывал козырек жокейской шапочки в белую и зеленую полоску; на ногах у нее были лакированные туфли светло-зеленого цвета.
— В конце концов, — сказал Мустафа Монд, — Правители поняли, что насилие не принесет желаемых плодов. И они обратились к более медленным, но гораздо более действенным методам: к эктогенезу, к неопавловианскому чело- веководству, к гипнопедии...
Она надела пояс — зеленый, с серебряной окантовкой пояс из искусственного сафьяна; в ячейках пояса (поскольку Ленина отнюдь не была франкмартинкой) хранился положенный запас противозачаточных средств.