— Консервы с «Кон-Тики» были самые вкусные, какие мне когда-либо приходилось есть, — заметил Тетоху, осторожно переворачивая пустую банку большим пальцем ноги. — Да и остальным в деревне они тоже понравились. Когда вы уехали, все сидели дома и ели консервы на завтрак, обед и ужин. Никто не работал, никто не ловил рыбу, — только ели консервы. Некоторые смешивали содержимое различных банок, другие ели только ананасы или только мясо. За неделю мы управились со всем.
Что и говорить, убедительное свидетельство превосходного качества консервов и аппетита раройцев: мы оставили им около полутора тысяч банок!
— А теперь, до следующего плота, — продолжал Тетоху, печально взирая на пустынный океан, — остается лишь обходиться нашими местными консервами. Вот погодите, сейчас увидите.
Он достал из лодки два копья, подал одно Маопо и пошел вброд к одному из многочисленных мелких протоков, соединяющих лагуну с океаном. Возле большой коралловой гряды он опустил голову под воду, высматривая цель. Потом замахнулся копьем, сделал резкий выпад и выбросил на берег крупную рыбу, длиной в полметра, похожую на налима. Следом за ним и Маопо поразил копьем добычу. Не прошло и десяти минут, как они выловили четырех рыб.
Маопо пошел к пальмам, а Тетоху собрал в кучу сухое кокосовое волокно, поджег его и положил рыбу сверху, не очищая.
— Как в старину, — объяснил он. — Тогда не было ни сковородок, ни масла. Сковороду заменяло кокосовое волокно, а масло — внутренности самой рыбы.
Маопо вернулся, неся молодые пальмовые побеги и несколько орехов. Салат и десерт! Через некоторое время Тетоху счел, что рыбы изжарились, и палочкой выгреб их из костра. Они обуглились и выглядели не особенно аппетитно, но Тетоху знал свое дело. Непринужденным движением руки кулинар швырнул рыб в лагуну и пошел вброд за ними. Одну за другой он вынимал их из воды, разрывал на части и отделял кости, внутренности и подгоревшие куски.
— В старое время на Рароиа не было соли, поэтому рыбу мочили в море, — объяснил Тетоху, вернувшись на берег и разложив завтрак на зеленых листьях, которые Маопо расстелил на песке. — Теперь мы жарим рыбу на сковороде, когда готовим в деревне, но когда отправляемся на островки заготовлять копру, то предпочитаем старый способ. По-моему, так вкуснее!
Мы очень скоро согласились с Тетоху. Поджаренная на угольях и просоленная в море рыба оказалась настоящим деликатесом. В заключение трапезы каждый получил пальмовый побег длиной в полметра и по нескольку кокосовых орехов.
— А теперь вздремнем, — объявил Маопо. — После сытного обеда необходимо отдохнуть. Это полезно для пищеварения.
Немного погодя мы дружно храпели в тени пальм, а когда проснулись, день уже клонился к вечеру, и мы едва успели вернуться в деревню до наступления темноты.
— Завтра отведаем еще «раройских консервов» и отдохнем на другом островке, если хотите, — сказал Тетоху на прощанье. — В лагуне всегда есть рыба, а островов столько, что никто еще не мог их сосчитать.
6 декабря. Ко мне неожиданно явился пожилой курчавый рароец и осведомился, правда ли, что у меня есть машина, которой можно писать буквы. Получив утвердительный ответ, он спросил, пишет ли она по-таитянски. Я заверил, что это вполне осуществимо. Мой ответ явно обрадовал гостя. Он вытащил лист бумаги и вежливо попросил меня оказать ему услугу — помочь написать на машинке письмо. Разумеется, я тут же вставил в машинку чистый лист, и островитянин продиктовал следующее примечательное послание:
Иа ора на, Отто, с благословения Иисуса Христа и девы Марии. Аминь.
У меня твой мальчик, которого ты дал мне на Таити. Помнишь? Я забочусь о нем хорошо и кормлю каждый день. Когда он вырастет, я отдам его в школу в Папеэте, чтобы он научился французскому языку и всему, что знают попаа. Я заплачу за обучение. Потом, когда он станет еще больше, ты, может быть, пошлешь его во Францию. Но тогда ты будешь платить сам. Если ты согласен со мной, пиши мне. Когда он вырастет, то унаследует половину моего имущества.
Фаукара дважды с восхищением перечитал письмо, потом сказал:
— А ты можешь положить его в конверт и написать адрес, чтобы выглядело, как настоящее письмо?
— Конечно, — ответил я и достал конверт самого лучшего качества. — Кому адресовать?
— Отто на Таити.
— Гм, на Таити, наверно, не один Отто найдется. Фамилии у него нет?
— Есть, но такая трудная, что я забыл ее.
— Гм, а кто же такой этот Отто?
— Он дал мне ребенка. Он из страны попаа. Напиши «Для Отто» — и дойдет.
Я написал «Для Отто, Таити».
7 декабря. Страшный переполох с утра. Прибежали ребятишки, громко крича «Инаа, инаа!», взяли нас за руки и стали тянуть за собой. Они так торопились, что спотыкались о кокосовые орехи на улице; их волнение передалось и нам. На пристани собралась половина населения деревни. Большинство — с ведрами в руках.
— Хотите инаа? — спросил Кехеа.
— А что это такое?
— Маленькие-маленькие рыбы. Не хуже сардин.
Присмотревшись, мы обнаружили, что вода возле пристани кишит крохотными рыбками.
— Весь залив полон рыбы, — сообщил Кехеа. — Стоит на месте, знай себе черпай. Здесь, на Рароиа, не надо искать рыбу. Сама к нам приходит.
Он погрузил ведро в лагуну, потом слил воду и высыпал на песок несколько килограммов рыбы. Остальные последовали его примеру.
По совету Кехеа мы макали рыбок в мучную болтушку и жарили. В готовом виде они цветом напоминали жженый сахар, вкусом — салаку.
К полудню стало так жарко, что все плыло перед глазами. Термометр показывал тридцать пять градусов в тени! Мы приготовились упасть в обморок; вдруг явился Маопо и позвал меня играть в футбол. Шатаясь, я побрел к так называемому футбольному полю и повалился на песок под самой тенистой пальмой, сомневаясь, что смогу вообще держать глаза открытыми. Однако вскоре я настолько увлекся, что забыл жару и усталость. Раройцы играли в совершенно особый вид футбола, который следовало бы назвать «кокосовым». Дело в том, что помимо игроков в матче участвовали кокосовые пальмы. Наиболее искусные нападающие ухитрялись не только обводить стволы, но даже строить комбинации с их участием. Длина поля определялась расстоянием, которое был в состоянии пробежать игрок, и вратарям приходилось отбивать атаки как с передней, так и с задней стороны ворот. Особенно трудно было принимать высокие мячи, потому что, когда игрок посылал мяч в пальмовую крону, нередко случалось, что оттуда падал кокосовый орех.
Каждый желающий мог участвовать в матче, и все, разумеется, играли босиком. Судья сидел на ящике и свистел почти непрерывно, но футболисты благоразумно не обращали внимания на его сигналы, кроме тех случаев, когда считали, что забит гол. Игра закончилась вничью — 2:2.
— Команда Маопо должна была победить, — заметил я после матча.
— Возможно, — ответил судья, — но здесь все встречи заканчиваются вничью. Как только счет становится 2:2 или 3:3, я даю свисток на окончание игры. Так лучше всего, никому не обидно, и все остаются друзьями.
— А как ты поступаешь, если встречаются совсем неравные команды? — возразил я.
— Этого не бывает, потому что стоит одной команде проиграть мяч, как в нее сразу же переходит игрок из команды противника. Если и это не поможет, переходит еще один игрок. В конце концов получается ничья. Так, по-нашему, лучше всего!
В своеобразном понимании раройцами спортивных состязаний бесспорно есть нечто, заслуживающее внимания!
8 декабря. Как обычно, Кехеа принес утром большую рыбу. Сразу же вслед за этим появился Тангихиа, сопровождаемый полудюжиной детей, которых у него несчетное множество. Каждый нес по кокосовому ореху или по два. Тангихиа просверлил палочкой дырки со стороны плодоножки, затем подал один орех мне, другой Марии-Терезе.
— Есть рассказ о том, как появился на свет кокосовый орех, — сказал он, отобрав орех и себе. — Когда-то, давным-давно, здесь, на Рароиа, росли только кусты да трава. Одна женщина, по имени Хина, часто сетовала по этому поводу, и ее муж Туна стал подумывать, откуда добыть полезное растение. Однажды он сказал ей: «Когда я умру, отруби мне голову и посади в землю». Вскоре после этого Туна умер, и жена сделала, как он сказал. Через некоторое время появился зеленый росток, из которого быстро выросло большое дерево. А на нем висели орехи: они напоминали своим видом голову Туны. Хина сорвала один орех и очистила от волокна. Тут она обнаружила у плодоножки три отверстия и воскликнула обрадованно: «Вот глаза и рот Туны! Я знала, что он говорит правду».
Тангихиа выпил содержимое своего ореха и задумчиво поглядел на скорлупу.
— Иные говорят, что это всего только старая сказка, но кто знает… Вот они — глаза и рот.
Под вечер Мария-Тереза и я совершили большую прогулку по берегу лагуны. Когда стемнело, мы были все еще далеко от деревни. В какой-то момент мы заколебались в выборе пути, но тут до нас донеслись знакомые звуки. Деревенская молодежь собралась на вечеринку; пение и звон гитары указывали, в каком направлении лежит Нгарумаоа. Мы медленно пошли в ту сторону. На темно-синем тропическом небе одна за другой загорались звезды. Внезапно прохладный ветерок донес знакомую мелодию. Мы остановились и прислушались. Это была та самая песня, которую наши друзья пели нам в день нашего прибытия на остров.
Мы стояли во мраке и тихонько подпевали:
Вот — Рароиа,
Край прохладных ветров.
Радостная песня
С гулом волн сливается.
Это наш родной край!
Мы чувствовали, что Рароиа и для нас становится родным краем.
Глава 3Аита пеапеа
Прошло больше полугода с того дня, как нас встретили музыкой и пением на пристани, но ничего не изменилось. Островитяне все также приветливы и радушны. Перебирая в памяти прошедшие дни, мы не можем припомнить ни одного случая, когда бы к нам отнеслись плохо или хотя бы неприветливо. Это, бесспорно, черта, достойная восхищения, но еще сильнее поражает чужестранца, привычного к более рациональному и строгому образу жизни, беззаботность раройцев.