Вся толпа ринулась в деревню, где мы с Марией-Терезой в мирном одиночестве уплетали наш завтрак. Первыми прибежали мальчишки и подростки, за ними — девочки и мужчины, и наконец потянулась длинная вереница стариков и старух, завершаемая семидесятилетней Матаинго. Они неслись вприпрыжку с удивительной легкостью; каждый считал своим долгом лично передать нам замечательную новость о прибытии «Флоренции» с радиоприемником. Затем все так же поспешно кинулись обратно на наблюдательный пункт — убедиться, что им не привиделось.
Едва шхуна стала на якорь в лагуне возле деревни, как Хури поспешил отправиться на борт за драгоценным грузом. Он нежно прижал к сердцу приемник. Аккумуляторы забрал Этьен, Тетоху взял на себя доставку движка, несколько ребятишек забрали мелкие принадлежности. Под непрекращающееся народное ликование процессия медленно, с достоинством проследовала в дом Хури.
— Пожалуйста, включи радио, — сказал мне Хури, поставив ношу на стол.
Я объяснил, что лучше начать с установки антенны и заземления; неплохо также подзарядить аккумуляторы.
Раройцы вспомнили, что экипаж «Кон-Тики» в свое время выбрал для антенны самую высокую пальму, и немедленно решили побить этот рекорд. Они так горячо взялись за дело, что не успел я и глазом моргнуть, как (усердные руки составили из кусков стометровый провод, срубили три пальмы и укрепили шесты на деревьях, окружающих дом Хури. Тем временем я с помощью капитана шхуны зарядил аккумуляторы.
К семи вечера все было готово для первого радиоконцерта. Я настроил приемник на Папеэте и попросил Хури включить. В благоговейной тишине он взялся своей громадной ручищей за ручку аппарата и повернул ее — повернул правильно, потому что послышалось тихое шипенье, сменившееся пулеметной трескотней. Внезапно сквозь шум пробился человеческий голос: говорил диктор радио Папеэте. Слышимость была очень плохая, помехи то и дело заглушали станцию, но наши друзья не обращали внимания на такие мелочи. С блаженным видом, громко выражая свое одобрение, слушали они таитянскую музыку и местные новости.
К сожалению, Папеэте работает только сорок пять минут в день, и передача скоро кончилась. Но к нашим услугам было еще множество американских станций, и я быстро нашел сердцещипательную музыку, которую было слышно в десять раз лучше, чем Папеэте. Настал момент мне скромно удалиться, чтобы Хури единолично мог пожинать лавры успеха.
Однако немного спустя кто-то постучал в дверь и показалась озабоченная физиономия Хури:
— Ты не можешь поменять нам музыку? Эта не годится.
Между тем диктор объявил, что оркестр исполнит «Я хочу, а ты не хочешь» — популярную песенку, по которой сходила с ума вся Америка. Я поспешил просветить Хури, по он возразил, что сколько бы людей ни сходили с ума но этой песенке, раройцам она не по душе.
— И вообще нам уже надоела вся эта современная танцевальная музыка, — добавил он.
Я стал перебирать симфоническую музыку, скрипку, пианино, оперу, тирольские песни… Последнее еще куда ни шло, но все остальное раройцы решительно отвергали. К сожалению, число станций, передающих тирольские песни, оказалось весьма ограниченным, и островитяне разошлись в мрачном настроении.
Вообще-то мы не раз устраивали концерты граммофонной записи и уже знали, что единственная музыка, которую признают на Рароиа, — это гавайские мелодии и ковбойские песни. Поэтому на следующий день я принялся усердно искать соответствующую станцию. Изредка мне удавалось поймать что-нибудь подходящее, но примерно три четверти всех программ занимали танцевальная музыка, реклама, последние известия и радиопостановки.
Непредвиденное осложнение! Хури, который предполагал, что поймать гавайские мелодии и ковбойские песни будет так же просто, как сменить пластинку в патефоне (кстати, он не совсем ясно представлял себе разницу между патефоном и радиоприемником), ужасно расстроился…
Шли дни, но как я ни старался, ничего не получалось. Моя репутация оказалась под угрозой… Хури стал уже поговаривать о том, чтобы достать другой приемник, с лучшей музыкой, но тут мне случайно попалось в американской газете объявление о какой-то радиостанции в Техасе, специализировавшейся на ковбойских песнях. Кажется, я спасен! В тот же вечер я отыскал нужную волну и, к моей невыразимой радости и облегчению, услышал голос, который требовал «подать седло и сапоги». С волнением я ждал следующего номера. Снова ковбойская песня! А за ней еще и еще. Прошел час. Сплошные ковбойские песни! Ликованию слушателей не было предела, и Хури наконец-то почувствовал, что не зря старался.
Был, однако, у этой техасской станции один недостаток: ее передачи оплачивались заочным институтом, который рекламировал свою деятельность, а потому между песнями диктор со страшным пылом несколько минут твердил о преимуществах обучения в «Америкен скул». Каждый раз он говорил примерно одно и тоже:
— Вы получили высшее образование? Вы получили высшее образование? Если нет, то запомните, что «Америкен скул» обеспечивает вам самое лучшее, самое быстрое и самое дешевое обучение. Вы можете учиться когда хотите, где хотите и как хотите. Желаете преуспеть в жизни? Конечно, желаете! Желаете больше зарабатывать? Кто этого не желает! Так помните, что лучшее средство для этого — получить диплом. Получите диплом о высшем образовании! Хотите перейти на лучшую работу? Получите диплом о высшем образовании! Хотите принять участие в строительстве нового мира? Получите диплом о высшем образовании! «Америкен скул» подходит вам, кем бы вы ни были, где бы ни находились. Пять долларов наличными, остальное в рассрочку. Вы можете учиться когда хотите, где хотите, как хотите. Пишите в «Америкен скул» сейчас же!
Впрочем, с той минуты, как Хури заверил раройцев, что это выступает настоящий лихой ковбой, повествующий о своих очередных подвигах, они стали слушать скороговорку диктора с таким же наслаждением, как голос певца.
День за днем островитяне регулярно собирались у приемника Хури. Правда, нам с Марией-Терезой быстро приелся «Дикий Запад», а вскоре мы перестали слушать и Папеэте: оттуда передавали главным образом отчеты о балах и приемах, даваемых губернатором, о визитах видных деятелей, о футбольных матчах и велосипедных соревнованиях, об открытии школ и церквей и прочих местных событиях, которые никак не интересовали нас.
Однако наши друзья считали, что нам следует быть в курсе происходящего на свете, и время от времени приходили передать нам важнейшие новости. Правда, понятие островитян о том, что важно, несколько отличалось от нашего. Вот типичный случай.
Вечером к нам ворвался Тангихиа и в страшном возбуждении закричал:
— Вы слышали, что произошло на Пукапука? (Остров в архипелаге Туамоту, двести километров восточнее Рароиа.) Убита учительница! Муж убил. Он вернулся с рыбной ловли и застал ее с другим. Так рассердился, что вонзил в нее острогу. Три раза вонзил, и она скоро умерла.
— Какой ужас! — искренне отозвались мы.
— Правда? — продолжал Тангихиа. — Надо было поколотить ее кулаками или поленом. Так мы на Рароиа делаем. А на восточных островах часто острогами дерутся. Это нехорошо!
Долго и подробно обсуждали мы случившееся. В конце концов тема была исчерпана, и мы спросили Тангихиа, не слышал ли он других интересных новостей.
— Сейчас вспомню… — сказал он. — Так, через неделю сюда на Рароиа придут две шхуны. На Таити состоится бал с двумя оркестрами, а в Европе началась большая война.
— Что? — воскликнул я с ужасом и схватил его за руку, — что ты говоришь? Кто начал войну?
— Подождите-ка, — он почесал затылок. — Не то Германия и Россия против Америки и других стран, не то Россия и Америка против Германии, Англии и еще кого-то. Не помню точно. Во всяком случае, большая война!
Слушая на следующий день вечерний выпуск последних известий, мы сразу убедились, что версия Тангихиа относительно событий в Европе, мягко выражаясь, неточна. Но так как он в этот момент живо обсуждал с Хури убийство на Пукапука и бал в Папеэте, мы не стали докучать ему разъяснениями…
Затем некоторое время все было спокойно, пока вождь Тека неожиданно не пришел к нам с известием, что губернатор собирается в инспекционную поездку по островам Туамоту. Великая новость для Рароиа, где последний раз принимали губернатора в 1910 году! Раройцы даже мутои, полицейского из островитян, считают высокопоставленным лицом, и сообщение о предстоящем приезде губернатора до того напугало их, что некоторые из наиболее изобретательных предложили спрятаться всем на островах по ту сторону лагуны.
Но вождь не ударил лицом в грязь. В обстоятельной речи, рассчитанной на патриотические чувства земляков, он сказал, что вместо того чтобы прятаться, лучше воспользоваться случаем как следует отличиться. На большинстве островов Туамоту, подчеркнул он, нет радиоприемников, и там появление губернатора будет неожиданностью. Здесь же благодаря приемнику Хури все заблаговременно предупреждены, и можно будет устроить высокому гостю такой прием, о каком он и не мечтает! Раройцы не только завоюют его благоволение, но и прославятся на весь архипелаг.
Речь возымела желаемое действие. Все островитяне пришли в неистовый восторг и даже забыли о своем страхе перед высокопоставленными персонами. На следующий день состоялось большое собрание, на котором было выдвинуто немало вдохновенных предложений о том, как принять губернатора. Моэ Хау предложил украсить всю «главную улицу» арками, увешанными гирляндами роз. Маопо горячо ратовал за грандиозный фейерверк. Но оба они упустили из виду одно небольшое обстоятельство: на острове не было ни роз, ни ракет, не было также ни времени, ни возможности послать куда-нибудь за ними. В итоге единодушно приняли предложение Тупухоэ — принарядить деревню, покрасить флагшток и устроить праздник с настоящими полинезийскими песнями и плясками.
В деревне не наводили порядок со времени предыдущего визита губернатора, но теперь островитяне с таким рвением взялись за дело, что в несколько дней очистили все «ули