— Какой ужас, — вымолвила Мария-Тереза с истинно женским участием.
— Почему же? — удивился Тетоху. — Нам было очень весело, и мы даже жалели, когда он поправился. Но здесь, на Такуме, есть несколько человек, которые так и не выздоровели. Один, как увидит подушку, сразу принимается дергать из нее перья, чтобы сварить суп. Другой целыми днями звонит в церковный колокол. Решили сделать его звонарем, уговаривали звонить только утром и вечером, но ничего не вышло. Так что теперь вместо этого ему в определенные часы не дают звонить. Как колокол замолчит — значит, пора идти на молитву.
— И никакого средства нет против этой болезни?
— Только одно — пить много рома. Иногда помогает, иногда нет.
Я обратился к своей излюбленной теме и попытался убедить Тетоху в преимуществах водолазного снаряжения. Увы, ничто не могло поколебать его; он уверял, что куда опаснее нырять в скафандре, чем без него. В подтверждение Тетоху напомнил, что на Таити многие лавочники завезли водолазное снаряжение, но все, кто им пользовался, погибли.
Позднее я спросил Паэа, так ли это.
— Что верно, то верно, — сказал он. — Чаще всего попытки нырять в водолазном костюме кончались несчастным случаем. Но виновато в этом не снаряжение, а ныряльщики. Мы провели как-то опыт здесь, на Такуме, да только получилось то же, что и на других атоллах. Как мы ни разъясняли правила пользования, все равно ныряльщики нарушали инструкцию. Некоторые устраивали даже соревнование — кто дольше высидит под водой. Помощники наверху вели себя не лучше. За смехом и разговорами они то и дело забывали качать воздух или же ломали насос. Но это еще не самое худшее. Водолазу нельзя нагибаться быстро и слишком низко. А они совсем не считались с этим, и у многих произошли кровоизлияния, часто серьезные, со смертельным исходом.
— А почему не привлечь водолазов-европейцев? — продолжал я расспрашивать.
— Многие скупщики пробовали это делать, но островитяне боятся конкуренции и каждый раз срывали такие попытки. Поэтому пришлось вернуться к старине. Сейчас во всей Океании нет острова, где бы пользовались современным водолазным снаряжением. Конечно, старый способ нельзя назвать рациональным, да ведь ничего не поделаешь, если, конечно, не перейти на разведение жемчужниц.
— Разводить жемчужниц? Это как же?
— Пойдем ко мне, выпьем стаканчик, и я расскажу кое-что интересное, — ответил Паэа с загадочным видом.
Я не заставил просить себя дважды.
Паэа привел меня в большой бетонный дом, стоящий в гордом уединении на мощных сваях — таких высоких, что с открытой веранды, идущей вдоль фасада, можно было рвать плоды с хлебного дерева. Вокруг дома раскинулся хороший сад: на земле, доставленной с Таити, росли банановые, лимонные деревья, папайя и инжир.
Паэа достал из роскошного старинного буфета хрустальные бокалы и велел принести две бутылки шампанского. Он явно не только изучил все, что имеет отношение к перламутру и его добыче, но и умел извлекать доход из своих познаний. Усевшись поудобнее в кресле, Паэа приступил к рассказу, я слушал его с величайшим вниманием.
— Мой отец попал сюда почти сто лет тому назад. В то время на Туамоту белому было опасно жить, но он каким-то образом ухитрился поладить с наиболее могущественными островитянами и даже женился на дочери жреца. Как только сюда стали приходить торговые шхуны, он начал добывать раковины. Ему удалось увлечь островитян, и они зарабатывали неплохо, потому что тогда еще было много жемчуга. Такуме быстро прославился своими «месторождениями» жемчуга и перламутра. Мой отец оказался здесь одним из самых богатых людей. Однако постепенно жемчуг стал попадаться все реже, и несколько лет спустя сокровища лагуны оказались исчерпанными. Количество раковин так сократилось, что к концу восьмидесятых годов нырять за ними стало уже невыгодно. Почему так получилось? Да потому, что дно покрылось толстым слоем ила и песка, раковинам не к чему было прикрепиться. Затем промчались опустошительные ураганы 1903 и 1906 годов. Атолл Такуме был затоплен, как и многие другие. После этих катастроф от отцовских богатств ничего не осталось… Погиб дом, построенный из красного дерева и обставленный старинной мебелью, которую отец купил в Париже. Но главное — исчезли ящики с серебряными монетами и жемчугом, которые хранились в его кабинете. Отец построил обыкновенную хижину и стал, как все, заготовлять копру. Прошло несколько лет. Однажды, когда отец ловил рыбу, он вдруг увидел на дне большие жемчужницы. Он нырнул — оказалось, что все дно покрыто камнями и обломками пальм, на которых поселились и отлично прижились тысячи моллюсков. Вскоре на Такуме началась новая пора расцвета. А отец призадумался. Кокосовые пальмы и камни, заброшенные циклоном в лагуну, образовали на дне твердый покров, благоприятный для роста моллюсков. Таким образом, сейчас все в порядке, но сколько времени пройдет, пока древесина сгниет, а камни снова покроются илом? Ведь тогда кончится и вторая пора расцвета Такуме. Островитян это ничуть не заботило, но отец решил основательно изучить жемчужниц и дно лагуны, чтобы доискаться ответа. Он умер перед самым началом первой мировой войны, но я продолжал его исследования. Вас интересует результат? Пока еще все выглядит утешительно, однако поверьте мне — через десять лет в лагуне Такуме не останется ни одной раковины. Но я нашел выход. Разумеется, невозможно очистить дно от ила и песка. А почему не последовать примеру самой природы? Ураганы усеяли дно стволами деревьев и камнями и таким образом преобразовали его. Если всем дружно взяться за дело, то не так уж трудно сделать новое дно, набросав в лагуну коралловых обломков. Достаточно каждому ныряльщику, отправляясь на лов, брать с собой один-два камня; в несколько сезонов все будет сделано.
— Замечательно придумано, — перебил я его, — но вы, кажется, говорили о разведении раковин?
— Погодите, — улыбнулся Паэа. — Когда я пытался убедить ловцов подумать о будущем, мне пришла в голову новая, мысль. Если свободно плавающие личинки присасываются к камням и дереву на дне, то, может быть, они с таким же успехом могут присасываться к предметам, подвешенным в воде? Я сделал буй и привязал к нему на веревке кусок коралла. Длину веревки рассчитал так, чтобы обломок висел на расстоянии нескольких метров от морского дна. Месяц спустя я проверил свое устройство — на коралле ничего не было. Но я не сдался, выждал еще два месяца и опять вытащил веревку. Коралл был усеян множеством личинок жемчужницы, и они чувствовали себя отлично. Я перенес половину личинок на другой камень, который подвесил подобным же образом, но они погибли через несколько дней. Постепенно я установил, что если выждать, пока раковины достигнут восьмимесячного возраста, то их можно «пересаживать».. Затем последовал следующий этап моего опыта: я привязал камни вдоль всей веревки, сантиметрах в двадцати-тридцати один от другого. Таким путем я выяснил, на какой глубине лучше всего развиваются личинки. И тут я подумал, что ведь не обязательно привязывать только камни. Стал испытывать все, что попадалось мне на глаза. В конце концов оказалось, что лучше всего подходит мелкая проволочная сетка. С ней очень легко управляться, и к бую, выдерживающему только один камень величиной с поднос, можно подвесить несколько квадратных метров сетки. После многих лет опытов я смог собрать первые искусственно разведенные раковины. Они были такими же большими и красивыми, как остальные жемчужницы в лагуне, и ни в чем не отличались от них. До сих пор я ограничивался экспериментированием, но убежден, что на площади в один гектар практически можно вырастить около двухсот пятидесяти тысяч раковин и за четыре года они достигнут нормальной величины. Остается самое трудное: получить жемчуг! Пока единственный, кому это удалось, — японец Микимото. Но я прочитал все, что написано о получении жемчуга искусственным путем, и проделал кое-какие исследования, которые сулят успех. Одну минуточку, я покажу.
Паэа вышел в соседнюю комнату, вернулся с маленьким мешочком в руках и осторожно высыпал его содержимое на круглый полированный стол из темного дерева пурау. Перед нами лежали пять-шесть жемчужин поменьше горошины, но очень хорошей формы. Казалось, они излучают собственный свет: солнце уже заходило, и комнате сгущались тени, а жемчужины мерцали волшебным переливающимся сиянием.
Паэа и я молча смотрели. Хозяин дома погрузился в мечты, а у меня в голове вертелся вопрос: почему он рассказывает мне все это? Насколько я понимал, у Паэа не было никаких оснований выдавать свои секреты постороннему. Напротив!
В конце концов я нарушил тишину:
— Но если вы уже знаете, как разводить раковины, почему не приступите к делу немедленно? За несколько лет можно сколотить целое состояние и одновременно продолжать опыты по получению жемчуга.
— Я понимаю ваше удивление, — Паэа лукаво прищурился. — Да только все это не так просто. Я уже стар, детей у меня нет. Может быть, я смогу продолжать это дело еще год-два, а впрочем, кто знает… Давно уже я подумываю о том, чтобы нанять рабочих и десятника. Но, по правде говоря, здесь, на Туамоту, рабочих не найдешь. Местные жители не привыкли к постоянному труду, и я их понимаю. Зачем им работать на кого-то, когда у них есть собственная земля, есть возможность самим добывать перламутр и они зарабатывают более чем достаточно? Пробовал нанимать таитян из числа тех немногих, которые имеют разрешение находиться на Туамоту, но они — как и все таитяне — мошенничают, крадут и через несколько недель совсем теряют интерес к работе. Что касается белых и других иностранцев, то вы сами знаете, что доступ сюда им закрыт. На моей памяти вы — первый белый, первый иностранец вообще, кому разрешили жить здесь длительный срок.
Паэа помолчал, затем пододвинул свое кресло поближе ко мне и продолжал вполголоса:
— Когда я увидел вас, то подумал, что вы знаете особый подход к губернатору и администратору. Может быть, останетесь здесь и поможете мне? Если у вас есть друзья, которых заинтересует моя идея, вызывайте и их, работы хватит на всех. Мне кажется, на вас можно положиться. Доходы — пополам. Ну, что скажете на мое предложение?