Счастливый предатель. Необыкновенная история Джорджа Блейка: ложь, шпионаж и побег в Россию — страница 19 из 41

Макмиллан, разумеется, надеялся, что теперь проблема Блейка постепенно исчезнет, как и сам заключенный у себя в камере. В день после суда премьер сообщил своему кабинету министров, что предлагает отклонять в парламенте любые требования расследовать это дело: «Предположили также, — говорится в документах ведомства, — что взволнованность процессом может стать поводом для принятия свежих мер по ограничению утечек официальной информации в прессу»[451].

Хатчинсон останется при мнении, что лорд — верховный судья Паркер руководствовался политическими мотивами, и сорокадвухлетний срок должен был продемонстрировать американским властям и британской общественности, что Британия не делает предателям никаких поблажек. И правда, в 2015 году столетний Хатчинсон получил уникальное письмо от адвоката Бенета Хитнера. В нем Хитнер описывал свой разговор с другими адвокатами и Паркером за ужином в Манчестере вскоре после слушания по делу Блейка. Паркер сообщил им, что перед тем как вынести приговор, он звонил Макмиллану узнать, какой ущерб Блейк нанес Британии. Хитнер пишет: «Я весьма четко, но не во всех деталях, помню, как он сказал, что этот звонок состоялся вечером накануне того дня, когда был вынесен приговор». В Англии судьям нельзя обсуждать в частных беседах дела, которые находятся у них на рассмотрении, тем более с премьер-министром[452]. Если решение Паркера обусловила неофициальная информация, полученная вне процесса и сокрытая от адвоката Блейка, то приговор был «нарушением правосудия», пишет биограф Хатчинсона Томас Грант, тоже адвокат[453] (Хатчинсон умер в 2017 году в возрасте 102 лет).

Даже столь непомерный срок не избавил бы Макмиллана от позора. На следующий год после приговора Блейку разоблачили Джона Вассалла (бывшего шифровальщика в московском посольстве, шпионившего в интересах СССР), а потом, в 1963 году, Филби сбежал в Москву и прогремело дело Профьюмо (секс-скандал, замаскированный под скандал в области безопасности). В результате этой череды конфузов премьер-министру пришлось выйти в отставку в октябре 1963 года[454]. Уже по прошествии времени многие в руководстве наверняка сожалели, что не избавились в свое время от Блейка по-тихому В романе «Человеческий фактор» Грэма Грина 1978 года — который был написан по мотивам дел Филби и Блейка, а также по воспоминаниям Грина о своей работе в спецслужбах — агента, ошибочно подозреваемого в измене, при помощи яда убивает врач из МИ-6.

На суде Хатчинсон просил учесть «смягчающие обстоятельства». Я спросил, какие именно обстоятельства он имел в виду.


Блейк: Я, честно говоря, и сам не знаю [смеется]. На мой взгляд, с точки зрения англичан, никаких смягчающих обстоятельств не было. Единственное — о чем и судья говорил — я делал это не за деньги, не извлекал из этого никакой выгоды. Но не знаю, можно ли это называть смягчающим обстоятельством. Больше я ничего придумать не могу.

Я: Значит, вы расцениваете процесс как честный и справедливый?

БлеЙК: Честный?

Я: Да.

Блейк: Наверное.

Я: Трудный вопрос, но сделали бы вы все это снова?

Блейк: А?

Я: Сделали бы вы все это снова?

Блейк: Ну, на этот вопрос трудно ответить по существу, ведь жизнь выстраивается от ситуации к ситуации, и из одного плавно вытекает другое, и ты сам не знаешь, куда движешься. Так что я, хм, да, этим вопросом я и сам не задаюсь. «Поступил бы ты так или иначе?»[455]

Глава 10. Людские потери

До самой своей смерти, а умер он в 2014 году, прожив целый век, журналист Чэпмен Пинчер писал почти исключительно о шпионаже. Его источники были настолько надежны, что Гарольд Вильсон, занимавший пост премьер-министра с 1964 до 1976 года с небольшим перерывом, стал буквально одержим утечками, которые попадали в руки Пинчера[456].

Спустя несколько недель после суда над Блейком, 20 июня 1961 года, Пинчер опубликовал на первой полосе Daily Express статью, где утверждал, что в сорокадвухлетнем сроке засчитывалось по году за каждого погибшего агента[457]. Алкоголик — министр труда Джордж Браун, — «не умевший держать язык за зубами», как вспоминал много позже сам Пинчер[458], — выдал эту информацию, едва они приступили к шикарному обеду в день слушаний по апелляции Блейка.

Хатчинсон в дальнейшем отверг версию о том, что жизнь каждого агента шла в расчет как год заключения, назвав ее «полнейшей чушью»[459]. Блейк тоже отнесся к ней с недоверием, сказав: «По-моему, если бы судья оценивал жизнь агента в один год, это было бы оскорблением для британского правосудия». Но на самом деле Пинчер, по-видимому, ухватил суть. Том Бауэр, которому за биографию Дика Уайта доверили ряд интервью с ним и другими представителями СИС, писал, что за несколько недель до суда «чиновники из СИС связывались с агентами и источниками во всех странах-сателлитах [советского блока] и пришли к выводу, что предательство Блейка обошлось по меньшей мере в сорок жизней, одной из жертв стал технический эксперт Красной армии, с которым Блейк был знаком лично. Эту информацию Мэннингем-Буллер тайно передал лорду Паркеру»[460].

Статья в Daily Express наконец-то дала британской общественности какое-то представление о деяниях Блейка. Как бы то ни было, ее заголовок — «40 агентов стали жертвами предательства», напечатанный под сорока нарисованными постовыми в черных плащах (редактор Пинчера давно подыскивал применение этому каламбуру[461][462]), — был неточен. Количество жертв предательства Блейка намного превышало эту цифру. Если цитировать интервью, которое он давал BBC в 1990 году:

Бауэр: Те, что действовали в интересах МИ-6?

Блейк: Да.

Бауэр: И сколько же это?

Блейк: Точно не скажу, наверное… не знаю, быть может, человек 500–600[463].

Ле Карре прокомментировал это: «Теперь он заявляет, что их были сотни, да разве будет кто спорить с несчастным хвастуном? Его идеалы умерли, как и его жертвы»[464]. Зато Александр Соколов, офицер контрразведки КГБ в отставке, подкрепил домыслы редкими фактическими подтверждениями с советской стороны:

Я думаю, самой важной его работой на советскую разведку, со стратегической точки зрения, была информация о британских агентах, отправленных на Балканы и в Советский Союз после Второй мировой войны, в 1950-х и начале 1960-х годов. Благодаря полученной от Блейка информации были арестованы несколько сотен агентов[465].


Блейк как-то раз сказал журналисту, что не имеет понятия, скольких агентов он выдал: «Я никогда не подсчитывал»[466]. Он всегда заявлял, что не испытывает никаких угрызений совести из-за предательства. По его признанию, он с удивлением обнаружил, что это дается ему очень легко[467]. Вряд ли в нем можно заподозрить психопата. Скорее для него предательство было просто частью шпионских игр. В конце концов, шпионаж в своей собственной стране был в его ремесле делом довольно обыденным. За время службы в СИС основная задача Блейка состояла в том, чтобы убедить граждан Советского Союза и Восточной Германии работать против их государств. «Это же дело моей жизни и не может не сказываться на отношении человека к предательству», — говорил он[468]. Ле Карре считал, что возмущаться двойными агентами в Британии лицемерно: «Если твоя задача — вербовать предателей и использовать их в своих целях, вряд ли ты будешь сетовать, когда окажется, что и кого-то из твоих… переманили»[469].

Разоблачение тоже было частью шпионских игр. В 1992 году, когда КГБ в очередной раз вывел Блейка на пресс-конференцию для западных журналистов, тот выразил надежду, что агенты, которых он выдал, не держат на него зла[470]. Он уточнил:

Разоблачены были не невинные люди. Они были не хуже и не лучше меня. Это все часть мира разведки. Если бы человек, донесший на меня, сегодня явился ко мне домой, я бы предложил ему чашечку чая[471].


Однажды на вопрос, не сожалеет ли он об агентах, которых выдал, Блейк ответил: «Нет, потому что они знали, на какой риск идут. Мы были солдатами холодной войны». Он признавал в автобиографии, что шпион часто занимается грязной работой — от подслушивания и шантажа до организации убийств. «Никому и в голову не придет самостоятельно заниматься подобными делами в собственных интересах», — добавил он. Но Блейк шел на это ради общего блага. «Быть может, я умею в значительной мере разграничивать и отделять личное от официального, и именно это позволяло мне выполнять свои обязанности советского агента»[472]. Блейк умел расставлять моральные приоритеты.

Тем не менее он всегда отрицал, что его жертвы были убиты. Это просто «выдумки прессы», заявлял он[473]. Он любил подчеркивать, что даже на закрытых заседаниях суда его ни разу не обвинили в том, что его действия привели к чьей-либо смерти